Я так подробно сейчас это вспоминаю не потому, что очень меня в нормальной жизни волнуют галантерейные подробности дамских туалетов и то, что эти туалеты под собой скрывают.
Я никогда не был сексуальным маньяком, скорее наоборот, но в тот момент… Я в самом деле будто заново родился и чувствовал себя как семиклассник, направивший бинокль на окна женской раздевалки институтского спортзала. Стук сердца в горле, восхищение, восторг, и легкий стыд, и чувство приобщенности к сладкой тайне…
Мне захотелось вдруг обладать каждой из них. Какой прелестный из этих дам составился бы гарем!
«Ну, слава богу! – промелькнула мысль. – Пожалуй, еще поживем! – И сразу вслед за ней: – Если не Держатели сейчас приходили за мной, значит, я почти смертельно надорвался». Надо же только представить, у меня – и вдруг сердечный приступ. А то и микроинсульт! Но и досталось мне за последний год более того, что в силах вынести нормальный человек.
Я не хочу сказать, что лично, сам, вручную вытащил всю эту цепь проблем, к концу которой, словно якорь, был прицеплен нынешний день. Отнюдь. Но все же, все же, все же…
И «дар» я свой себе не выбирал, я не уверен даже, что он был вообще. А произошло со мной нечто совсем другое, названия чему я подобрать не в состоянии.
На самом деле, сколько на Земле людей: йогов, ясновидцев, мистиков, далай-лам, знатоков практики дзен и медиумов. Так неужели ж все они – ничто в категориях Держателей и их Великой Сети? И только ни на что не претендующий и ничего толком не умеющий товарищ Новиков способен раскачать коромысло Вселенского равновесия?
А может быть, все проще? И я на самом деле никакой не вице-держатель мира, а просто нечто вроде линзы? Фокусирующей и направляющей какую-то энергию в какую-то нужную точку. И все. Ну пусть, чтобы совсем уж себя не принижать, живая линза с зачатками разума и способностью произвольно менять собственное фокусное расстояние.
Так же и все наши победы. Они объективны, спорить тут не будем, но осуществились отнюдь не потому, что мы с ребятами одновременно гениальные политики и полководцы.
Нет, мы просто умные, способные, нахальные ребята, умеющие идеально четко принимать решения адекватно складывающейся обстановке. Но… Вот тут и возникает «но».
Антон об этом говорил, и сам я где-то в начале дневника писал, что историческая обстановка здесь стала складываться по-другому. Ведь в истинной реальности весь истекший век и даже полтора Россия находилась в «черной полосе», то есть обязательно реализовывалась сколь угодно малая вероятность с негативным знаком и не осуществилась практически ни одна благоприятная возможность. Примеров тьма. И частных, и глобальных. Убийство Александра II, вполне случайное спасение маленького Ленина из проруби не к месту оказавшимся на берегу прохожим, Японская война со всеми ее коллизиями, смерть Столыпина, болезнь царевича Алексея, выстрел Гаврилы Принципа, отречение Николая, неудача Корнилова и т. д. А здесь теперь все поменяло знак.
Как будто бы колесо рулетки перекосилось. Осталось только выяснить, имманентное ли это свойство данной мировой линии или эффект целенаправленного волевого воздействия, моего лично, Сашкиного или всех нас десятерых вместе?
– Андрей, ты что? – тряхнул мое плечо Шульгин. – А?
– Что такое? – Я вскинул голову.
– Ты заснул или…
Совсем рядом я увидел его встревоженные глаза, а сам он уже схватился за мой пульс.
– Порядок, Саш, порядок. Только это… Муторно мне вдруг как-то стало. Погано на душе… Словно бы тогда, в Замке, помнишь? Но уже отпустило.
– Ну, братец, это не проблема… – Его тон из докторского сразу стал обычным. Действительно, какие могут быть проблемы, если рядом личный психиатр? Он сунул мне в руку бокал. Оказывается, Воронцов уже говорил тост, и довольно долго, судя по всему.
Кое-как дождавшись конца затянувшегося спича, в котором капитан Дим кратко резюмировал суть и смысл нашей победы и выражал уверенность, что жизнь отныне предстоит чудесная, я залпом выпил и, лишь осушив бокал до дна, сообразил, что вместо шампанского мой лекарь-антигомеопат плеснул мне граммов двести коллекционного светлого коньяку.
Веселье уже было в самом разгаре. Мои ребята, судя по всему, тоже соскучились по обществу наших несравненных подруг. Ведь правда, что ни одна из аборигенок данной реальности и близко не могла сравниться с ними. По внешности само собой, но главное – по психотипу.
Разомлевший от выпитого, счастливый тем, что остался жить на Земле, а не болтаюсь в виде сгустка электронов по вселенской Гиперсети, я наблюдал, как тесно прижимаются друг к другу танцующие танго пары, как скользят мужские руки по талиям и спинам дам, как, прикасаясь губами к прелестным ушкам, нашептывают что-то кавалеры своим партнершам, а те смеются звонко наверняка фривольным шуткам… Приятная законная возможность сжимать в объятиях чужую женщину. Так в молодости мы млели, нащупывая под платьями не своих девчонок то пуговички пояса, то замок бюстгальтера, а иногда и кое-что иное, почти не рискуя получить по морде.
Да я и сам сейчас, танцуя с Сильвией, явно теснее, чем положено, прижимал ее к себе, а она, полуприкрыв глаза ресницами, едва заметно прогибала спину, словно забыв, что мы здесь не одни и что не только ткань одежды нас с ней разделяет. Она, конечно, воображала, что, окажись мы с нею снова на Валгалле, на этот раз я не устоял бы против ее чар. И, кстати, очень может быть…
Последний пронзительно рыдающий аккорд «Маленького цветка» стих. Сашка начал рыться в кейсе, выбирая новую кассету, и леди Спенсер за руку увлекла меня с веранды к краю поросшего жесткой степной травой обрыва. Внизу, в десятке с лишним саженей, плескалось поразительно чистое море. Видны были бараньи лбы валунов на дне, шевелящиеся ленты водорослей.
– Я выполнила свое обещание, князь, – сказала мне она вибрирующим голосом. По-русски она говорила по-прежнему с легким акцентом, явно нарочно, поскольку была абсолютной полиглоткой.
– Какое именно? – не понял я.
– Вон, посмотри…
Не далее чем в километре от берега я увидел белую трехмачтовую яхту, вооруженную, как гафельная шхуна. Высоченные, слегка склоненные назад мачты, длинный бушприт с утлегарем и бом-утлегарем, остекленная рубка на полуюте. Даже на расстоянии бросались в глаза благородные линии корпуса, сразу напомнившие мне несравненную «Катти Сарк». Но яхта была поменьше, конечно. Тонн в двести – двести пятьдесят, насколько я мог судить.
Я обернулся к Сильвии.
– Твоя. Дарю. Как я и говорила, с королевской верфи. Георгу V сейчас не до морских прогулок.
– Ну… не знаю, как и благодарить… – Я прижал к губам ее узкую пахнущую горькими духами кисть. – Если кто-нибудь скажет, что леди Спенсер не держит слова, будет иметь дело с моей шпагой. Сколько я вам должен?
– Вы еще с прежним долгом не рассчитались, князь…
Это она напомнила о моем проигрыше в стипль-чезе, за который я должен был ей отдаться.
– Прямо здесь рассчитаться или?.. – довольно плоско от растерянности пошутил я. Она сделала вид, что не заметила моего хамства.
– На яхте. Когда вступишь во владение, – безапелляционно, как о само собой разумеющемся, ответила Сильвия. – А потом можешь уплывать со своей возлюбленной. Куда – мне все равно, – дословно повторила она мои сказанные у нее на вилле вечность назад слова.
Что это за идефикс у нее – любой ценой затащить меня в постель? Куда уж выше – такая яхта на пару миллионов фунтов тянет, если внутренняя отделка там не уступает экстерьеру. Так дорого меня еще никто не ценил.
– О чем ты болтал с этой? – ревниво поинтересовалась Ирина, когда мы вернулись и я сел с ней рядом, чтобы отдать должное очередной перемене блюд. – Она смотрела на тебя, как кошка на клетку с канарейкой.
– Скорее наоборот, как канарейка на кошку. И сделала нам с тобой царский подарок, лишь бы мы убрались с глаз долой на край света…
– Интересно, интересно, – протянула Ирина, когда я объяснил ей суть дела. – Для чего бы ей это потребовалось?
Вот женщины! Сама только и мечтала последний год, чтобы уехать отсюда в дальние края, забыв о земной и галактической политике, а теперь ищет тайные пружины в поступке соотечественницы вместо того, чтобы просто радоваться.
Еще через полчаса, перейдя к десерту, сырам и ликерам, я как бы невзначай затеял разговор о будущем. Что вот, цель достигнута, и не пора ли отдохнуть от забот о судьбах мира. И я, мол, считаю: изменения достаточно необратимы, чтобы позволить человечеству пожить немного собственным умом. А если снова что-нибудь пойдет не так, будет время вмешаться.
И сколь же велико было мое удивление, когда меня никто не поддержал.
– У нас с Олегом много дел в Москве, – сверкнула взглядом очаровательно-опасной ведьмы Лариса. – Я Троцкого без присмотра не оставлю…
