Венецией восхищались многие писатели, поэты, художники и композиторы. Русские поэты посвящали этому удивительному городу свои стихи. Федор Тютчев увековечил в стихотворении «Венеция» Дворец дожей:
Дож Венеции свободнойСредь лазоревых зыбей,Как жених порфирородный,Достославно, всенародноОбручался ежегодноС Адриатикой своей…
Брюсов посвятил Венеции серию стихотворений. В одном из них он писал, что узрел на улицах города… Данте. А в другом признавался:
…Здесь — пришелец я, но когда-то здесь душа моя жила.Это понял я, припомнив гондол черные тела…
И в стихотворении «Опять в Венеции» мэтр символизма поднимается до философских обобщений своих венецианских наблюдений:
Опять встречаю с дрожью прежней,Венеция, твой пышный прах!Он величавей, безмятежнейВсего, что создано в веках!………………………………………………Пусть гибнет все, в чем вольно,И в краткой жизни и в веках!Я вновь целую богомольноВенеции бессмертный прах!
Даже мрачный Блок 7 мая (нового стиля) 1909 года писал матери из Венеции: «…Не удивляйся, что я долго не пишу, здесь очень трудно и читать и писать. Даже сейчас не знаю, о чем писать. Я здесь очень много воспринял, живу в Венеции уже совершенно как в своем городе, и почти все обычаи, галереи, церкви, море, каналы для меня — свои, как будто я здесь очень давно…» Блок излечился в Венеции от похоронного настроения. Но это в письмах, а во всех трех стихотворениях его «Венеции» горят черные краски:
…Идет от сумрачной обедни,Нет в сердце крови…Христос, уставший крест нести…
Поэт выходит на улицы города:
Холодный ветер от лагуныГондол безмолвные гроба…
Третье стихотворение этого цикла Гумилёв прочитал в четвертом номере журнала «Аполлон» (1910 год):
Очнусь ли я в другой отчизне,Не в этой сумрачной стране?И памятью об этой жизниВздохну ль когда-нибудь во сне?..
Гумилёв пишет свою «Венецию» (1913). Но это не просто стихотворение о городе или размышления о жизни в Венеции. Поэт отвечает другому поэту — Александру Блоку. У Блока так:
На башне, с песнею чугуннойГиганты бьют полночный час…
Гумилёв отвечает ему:
Поздно. Гиганты на башнеГулко ударили три…
Блок погружается в мистику призраков:
В тени дворцовой галереи,Чуть озаренная луной,Таясь, проходит СаломеяС моей кровавой головой…
Гумилёв иначе реагирует на ночную мистику страха и мрака:
Сердце ночами бесстрашней,Путник, молчи и смотри.
Город у Гумилёва не во мраке «гробов-гондол», а в «призрачно-светлом былом…». На соборе поэт замечает «голубиный хор». Ночь Гумилёва — полная противоположность ночи Блока. Она светла, хотя и ее окружают «зыбкие, бледные дали / Венецианских зеркал».
Правда, в первоначальном варианте у Гумилёва после третьей строфы стояли строки о смерти:
Шпагу наемный убийца,Злобно косясь на луну,Моет; а труп византийца,Страшный, уходит ко дну.
Но, видимо, потом он понял, что в системе образов его «Венеции» эта строфа — инородное вкрапление, и он ее безжалостно вычеркивает.
На Анну Венеция тоже произвела большое впечатление, и, вернувшись в Россию, она в том же 1912 году написала свою «Венецию»:
Золотая голубятня у воды,Ласковой и млеюще-зеленой;Заметает ветерок соленыйЧерных лодок узкие следы…
Как бы ни было приятно путешествие, но оно имеет свойство заканчиваться. 17 мая 1912 года Гумилёвы через Вену и потом Краков возвращаются в Киев. Анна Андреевна уезжает в имение Литки Подольской губернии своей кузины, художницы М. А. Змунчилло.
Гумилёв из Киева поехал в Москву, но, видимо, Брюсова там не застал. Вернувшись домой, 22 мая он пишет ему письмо: «Дорогой Валерий Яковлевич, я уже вернулся и получил Ваше письмо. Для меня было большой радостью узнать, что мои итальянские стихи Вам понравились. Что же касается Ваших сомнений, то у меня были те же самые, так что я охотно пойду на исправления. <…> А на неверные рифмы меня подбили стихи Блока. Очень они заманчиво звучат…»
Не получив ответа, он пишет ему через некоторое время из Слепнева: «Дорогой Валерий Яковлевич, около месяца назад я послал Вам исправленными „Пизу“ и „Рим“. И не получая до сих пор ответа, я очень беспокоюсь, дошло ли до Вас это письмо с исправлениями. Если нет, не откажите написать мне открытку, я вышлю их вновь. Искренне Ваш Н. Гумилёв».
Брюсов откликнулся на просьбу своего ученика и напечатал в седьмом номере журнала «Русская мысль» (1912 год) три стихотворения Гумилёва из его итальянского цикла: «Рим», «Пиза», «Генуя».
У Анны Андреевны итальянские впечатления в цикл стихотворений не сложились. Но пройдет много лет, умрет эпоха, перевернется мир, и в красном Ленинграде 17 августа (месяц убийства Гумилёва) 1936 года загнанная в тупик непечатания Ахматова, отправившись в Разлив, вдруг вспомнит Италию, Флоренцию, Данте и его, того сияющего поэта, которого она так недооценила при жизни, и родится стихотворение «Данте»:
Он и после смерти не вернулсяВ старую Флоренцию свою.Этот, уходя, не оглянулся,Этому я эту песнь пою.
Факел, ночь, последнее объятье,За порогом дикий вопль судьбы.Он из ада ей послал проклятьеИ в раю не мог ее забыть…
В этих строках, ничем внешне не связанных с Гумилёвым, тайнопись Ахматовой. Ведь это он, Гумилёв, ушел от нее на казнь не оглянувшись… Прощай, Италия! Великая и древняя страна поэтов и художников, вождей и воинов.
Глава XIV ВОЖДЬ АКМЕИСТОВ
Путешествия поэта по античному миру и древним цивилизациям, рискованные африканские странствия отнюдь не отдалили его от петербургской литературной жизни, а, как это ни странно, поставили Гумилёва в начале 1910-х годов в центр литературных процессов.
Вернувшись в 1908 году в Санкт-Петербург из Франции, Гумилёв сумел собрать группу молодых единомышленников-поэтов, которые и подтолкнули Вячеслава Иванова на создание Академии поэзии, со временем преобразованной в Общество ревнителей художественного слова. Признанным императором этой академии стал мэтр символизма Вячеслав Иванов. Все остальные были его подданными, его учениками, не считая Александра Блока, посещавшего эти заседания. Блок не во всем соглашался с Вячеславом Ивановым. Правда, наметившиеся между ними разногласия носили тактический характер и отнюдь не касались главного — заповедей символизма, несмотря на то, что символизм переживал период упадка. Выступления мэтров символизма Вячеслава Иванова и Александра Блока со своими поэтическими программами весной 1910 года не только не укрепили его позиции, но, наоборот, вызвали бунт в самом стане этого направления. Против Вячеслава Иванова и Александра Блока восстал патриарх русского символизма Валерий Брюсов в своей убийственно язвительной статье «„О речи рабской“ в защиту поэзии». Тогда, на первоапрельском собрании общества, против Вячеслава Иванова и Блока выступила группа молодых поэтов, среди которых выделялся Гумилёв. Тот факт, что молодых поддержал Михаил Кузмин, привел мэтров символизма в замешательство. Объективно наметилось два лагеря на литературном Парнасе Северной столицы. Лагерь молодежи еще не определился, его главные герои только выразили недоверие вчерашним непререкаемым мэтрам, но своей школы пока не создали. Нужен был лидер, вождь, и он не замедлил явиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
