— Нет, дорогая Мери, — ответил Паганель, — этого они никогда не сделают. Гора находится под запретом, а если она сама покарает своих осквернителей, то табу будет еще могущественней.
— Ваш план действительно хорошо задуман, — сказал Гленарван. — Против него есть только одно соображение, а именно: вдруг дикари решат оставаться у подошвы Маунганаму до тех пор, пока мы не умрем с голоду. Но это маловероятно, особенно если мы будем осмотрительны.
— А когда мы приступим к осуществлению вашего плана? — спросила Элен.
— Сегодня вечером, — ответил Паганель, — лишь только стемнеет.
— Решено, — заявил Мак-Наббс. — Паганель, вы настоящий гений. Я человек неувлекающийся, но тут и я ручаюсь за успех. Ах, дурачье! Мы им такое чудо преподнесем, что оно на целое столетие отодвинет их обращение в христианство, уж пусть миссионеры на нас за-это не сетуют!
Итак, план Паганеля был единодушно одобрен, и действительно, суеверие маорийцев могло сильно способствовать его осуществлению. Идея была, хороша, но привести ее в исполнение было не так-то легко. А вдруг вулкан поглотит смельчаков, прорывших кратер? Сумеют ли они обуздать извержение, когда пары, пламя, огненная лава буйно выплеснутся наружу? Не рухнет ли вся вершина в огненную бездну? Ведь это значило разбудить те силы, власть над которыми до сей поры принадлежала природе.
Паганель предвидел все эти опасности и рассчитывал действовать осторожно, не доводя дело до крайности. Нужна была лишь видимость извержения, чтобы обмануть маорийцев, а не его грозная реальность.
Каким долгим показался им этот день! Каждый отсчитывал казавшиеся нескончаемыми часы! Все было приготовлено для бегства. Съестные припасы разделили между беглецами, вручив каждому необременительный сверток. К ним из запасов вождя присоединили ружья и несколько циновок. Само собой разумеется, что эти приготовления делались втайне от дикарей, за частоколом.
В шесть часов вечера стюард подал сытный обед. Никто не мог предвидеть, где и когда в этих долинах удастся подкрепить силы, и потому ели впрок. Основным блюдом явилось полдюжины крупных тушеных крыс, пойманных Вильсоном. Леди Элен и Мери Грант наотрез отказались отведать этой дичи, столь ценимой в Новой Зеландии, но мужчины отдали ей честь словно настоящие маорийцы. Мясо крыс оказалось действительно превкусным, и от шести грызунов остались лишь обглоданные кости.
Наступили сумерки. Солнце скрылось за грядой густых грозовых туч. На горизонте сверкали молнии, и издали громыхал гром.
Паганель был в восторге от грозы: ведь она благоприятствовала его замыслам и придавала затеянному спектаклю большее правдоподобие. Дикари относятся с суеверным страхом к этим грозным явлениям природы. Новозеландцы слышат в громе разъяренный голос своего божества Нуи-Атуа, а в молнии видят гневное сверкание его очей.
Значит, само божество явилось покарать нечестивцев, нарушивших табу. В восемь часов вечера вершину Маунганаму окутал зловещий мрак. Небо подготовило черный фон для взрыва пламени, который собирался вызвать Паганель. Маорийцы не могли уже больше видеть узников. Настала пора действовать, и действовать без промедления. Гленарван, Паганель, Мак-Наббс, Роберт, стюард и оба матроса дружно принялись за работу.
Место для кратера было выбрано в тридцати шагах от могилы Кара-Тете. Важно было, чтобы извержение пощадило могилу, ибо с исчезновением ее перестало бы действовать табу.
В этом месте Паганель заметил огромную каменную скалу, вокруг которой клубились пары. Очевидно, эта скала прикрывала небольшой кратер, естественно образовавшийся на этом месте, и лишь ее тяжесть препятствовала извержению. Если удастся откатить камень в сторону, то пары и лава тотчас вырвутся наружу через освободившееся отверстие.
Землекопы использовали в качестве рычагов колья, вырванные из частокола, и с силой начали выворачивать огромную каменную глыбу. Под их дружным напором глыба вскоре закачалась. Они вырыли для нее по склону горы небольшую траншею, по которой та могла бы скатиться вниз. По мере того как они приподнимали глыбу, сотрясение почвы ощущалось все сильнее. Из-под тонкой коры земли доносились глухой рев и свист пламени. Отважные землекопы, словно циклопы, раздувающие огонь, работали молча. Вскоре несколько трещин, из которых выбивались горячие пары, показали, что место становилось опасным. Но вот последнее усилие, и скала, сорвавшись с места, стремительно покатилась вниз по склону горы и скрылась из виду.
В эту же минуту разверзся тонкий слой земли, из образовавшегося отверстия с шумом вырвался огненный столб и хлынули кипящая вода и лава; потоки их устремились по склону горы к лагерю туземцев и в долину.
Вся вершина содрогнулась. Казалось, она вот-вот рухнет в бездонную пропасть.
Гленарван и его спутники еле успели спастись от извержения, отбежав за ограду могилы, но все же легкие брызги почти кипящей воды ошпарили их. Вода сначала распространяла легкий запах говяжьего навара, а затем сильный запах серы. Ил, лава, вулканические обломки — все слилось в едином потоке, бороздившем склоны Маунганаму. Соседние горы осветились отблеском извержения. Глубокие долины ярко озарились заревом. Дикари вскочили на ноги и завопили, а лава подбиралась уже к их лагерю, и дикари бросились бежать. Взобравшись на соседние холмы, они с ужасом наблюдали это грозное явление, этот вулкан, поглотивший, по велению их разгневанного божества, святотатцев которые осквернили священную гору. Когда грохот извержения несколько ослабевал, то слышно было, как маорийцы возглашали:
— Табу! Табу! Табу!
Тем временем из кратера Маунганаму вырывалось огромное количество паров, раскаленных камней, лавы. То был уже не гейзер вроде тех, что встречаются вблизи вулкана Гекла в Исландии, это был такой же вулкан, как сама Гекла. Вся клокочущая огненная масса, сдерживаемая до тех пор поверхностью вершины Маунганаму, ибо достаточным выходом для нее был вулкан Тонгариро, теперь, когда ей открыли новый выход, со страшной силой устремилась в него, и в эту ночь, вследствие закона равновесия сосудов, другие вулканические извержения значительно ослабели.
Через час после начала извержения этого нового на земном шаре вулкана по его склонам уже неслись широкие потоки огненной лавы. Бесчисленное множество крыс покинуло норы, убегая с охваченной пламенем земли.
В течение всей ночи среди бушевавшей грозы новый вулкан действовал с такой страшной силой, которая не могла не внушать беспокойства Гленарвану, ибо извержение расширяло воронку кратера.
Беглецы, укрывшись за частоколом, следили за все возраставшей силой грозного явления природы.
Наступило утро, но ярость вулкана не ослабевала. К пламени примешивались густые желтоватые пары. Всюду змеились потоки лавы.
Гленарван с бьющимся сердцем подстерегал сквозь щели частокола каждое движение туземцев. Маорийцы бежали на соседние склоны, куда не достигало извержение вулкана. У подножия горы лежало несколько обуглившихся трупов. В отдалении, по направлению к «па», раскаленная лава сожгла десятка два хижин, которые продолжали еще дымиться. Кое-где стояли группы новозеландцев, с благоговейным ужасом взирая на объятую пламенем вершину Маунганаму.
В это время среди воинов появился Кай-Куму, и Гленарван тотчас узнал его. Вождь подошел с той стороны горы, где лава не текла, и остановился у ее подножия с простертыми вперед руками, словно колдун, совершающий заклинания; он немного покривлялся, причем смысл его кривляний не ускользнул от беглецов, и, как предвидел Паганель, Кай-Куму наложил на гору-мстительницу еще более строгое табу.
Вскоре маорийцы двинулись вереницами по извилистым тропинкам вниз, в «па».
— Они уходят, — воскликнул Гленарван. — Они покидают свой сторожевой пост! Наша военная хитрость удалась! Ну, моя дорогая Элен, мои добрые товарищи, мы мертвы! Мы погребены. Но сегодня вечером мы воскреснем, мы покинем нашу могилу, мы убежим от этих варваров!
Трудно представить себе радость беглецов. Во всех сердцах снова затеплилась надежда. Отважные путешественники забыли о прошлом, забыли о будущем, думая лишь о настоящем. А между тем добраться до какой-нибудь английской колонии было нелегко, странствуя среди этого неведомого края. Но поскольку им удалось обмануть Кай-Куму, то казалось, что уже теперь никакие дикари Новой Зеландии не страшны.
