Сердитый жилец наверху закричал. Однако Рози его не слышала; она втащила Билла в дверь и захлопнула ее за собой. Ее комната была полна теней, туман приглушил мерцание уличного фонаря, который обычно отбрасывал параллелограммы света на пол, но после тьмы вестибюля, лестницы и коридора помещение казалось светлым.
Первым, что увидела Рози, был обруч, мягко мерцавший в темноте. Он лежал на ночном столике, возле основания лампы.
«Я сделала это сама, — подумала она. Ее изумление было таким огромным, что она почувствовала, как на мгновение потеряла сознание. — Я сделала это сама, одной лишь мысли, что обруч при мне, оказалось достаточно…»
«Ну да, — ответил ей другой голос: Послушная-Разумная. — Достаточно! В обруче нет никакой силы, вся сила в тебе самой, сила всегда в…»
Нет… Нет. Она не пойдет дальше по этой дорожке. И в этот момент ее внимание вернулось к реальности, потому что Норман врезался в дверь, как товарный поезд. Дешевое дерево треснуло под его весом, дверь дрогнула на петлях. А сосед сверху — человек, которого Рози никогда не встречала, — завыл вдалеке.
Быстро, Рози, быстро! Ты знаешь, что надо делать…
— Рози… позвони… нужно позвонить… — Билл снова закашлялся, не в силах закончить фразы. Впрочем, у нее не было времени выслушивать всякие глупости. Позже его идеи могут пригодиться, но сейчас приведут лишь к тому, что их обоих убьют. Сейчас ее задача — позаботиться о нем, спрятать его… А это значит — оттащить его в такое место, где он будет в безопасности.
Рози рывком распахнула дверь кладовки, ожидая увидеть, что ее заполняет тот странный другой мир, как он заполнял стену в ее комнате, когда она проснулась от раскатов грома. Сейчас солнечный свет вырвется оттуда и ослепит их привыкшие к темноте глаза…
Но это была лишь кладовка, маленькая, затхлая и пустая, — на Рози сейчас было надето все, что она там хранила: свитер и пара кроссовок. Да, картина была там — стояла, прислоненная к стене, на том месте, где она оставила ее, но в картине не было ничего особенного. Это был всего-навсего холст, вынутый из рамы, — довольно паршивая мазня, которую можно отыскать на задворках антикварной лавки, на блошином рынке или в комиссионном магазине. И ничего больше…
В коридоре Норман снова атаковал дверь. Треск на этот раз был сильнее; длинная щепка отскочила от косяка и брякнулась на пол. Еще несколько ударов довершат дело, двух или трех может оказаться достаточно. Двери в доме с меблированными комнатами не рассчитаны на то, чтобы противостоять безумию.
— Это была не просто картина! — закричала Рози. — Она предназначалась для меня. Она вела в какой-то другой мир! Я знаю, что вела, потому что я взяла ее обруч!
Она повернула голову, взглянула на Билла, затем подбежала к ночному столику и схватила обруч. Он показался ей тяжелее, чем прежде. И был горячим.
— Рози… — произнес Билл. Она едва расслышала его, потому что он прижимал ладони к горлу. Ей показалось, что рот у него в крови. — Рози, мы должны позвонить… — и тут он вскрикнул. Яркий свет неожиданно залил комнату, только…
Свет был не таким ярким, как ожидалось, и напоминал солнечный свет в туманный летний день. Из открытой двери кладовки на пол струился лунный свет. Она подошла к кладовке, держа обруч в руках, и заглянула внутрь. Там, где была задняя стена кладовки, она увидела вершину холма, высокую траву, колышущуюся под мягким ночным ветерком, увидела красноватые очертания и колонны храма, мерцавшие в темноте. И надо всем этим была луна — яркая серебряная монетка, плывущая по небу.
Она представила мать-лисицу, которую они видели сегодня, глядящей на эту луну. Лисица смотрит вверх, пока ее лисята спят возле нее в убежище, под рухнувшим стволом дерева, — восхищенно смотрит на луну своими черными глазками.
На лице Билла было написано изумление. Свет растекался по его коже серебряной паутинкой.
— Рози… — снова произнес он слабым голосом. Его губы продолжали шевелиться, но он не издал больше ни звука.
Она взяла его руку.
— Пошли, Билл. Нам надо идти.
— Что происходит? — Он выглядел жалким и растерянным, поглощенный своей болью. Выражение его лица будило в ней странные и противоречивые чувства: раздражение от его беспомощности и страстную любовь — отчасти материнскую, — которая бушевала как пламя в ее рассудке. Она защитит его. Да. Да! Она защитит его ценой своей жизни, если это будет нужно.
— Не обращай внимания ни на что, — сказала она. — Только поверь мне, как я верила тебе, когда ты вел мотоцикл. Доверься мне и идем. Нам нужно идти прямо сейчас!
Она потянула его вперед своей правой рукой; обруч свисал у нее с левой. Он на секунду воспротивился, и тут Норман с криком снова врезался в дверь. С воплем страха и ярости Рози ухватила Билла выше локтя левой рукой и толкнула его в кладовку, а потом в залитый лунным светом мир, лежавший за задней стеной.
13
Все пошло наперекосяк, когда эта сука сбросила стоявшую перед лестницей вешалку. Норман каким-то образом зацепился за нее, во всяком случае, за нее зацепился «Лондонский туман», который ему так нравился. Один из медных крючков пролез в петлю для пуговицы — искусный трюк, — а другой очутился у него в кармане, словно неумелый воришка, лезущий за бумажником. Третий ткнул своим тупым бронзовым пальцем в его и без того нывший пах. Заревев и проклиная вешалку, он попытался рвануться вперед и вверх, но она не желала отпускать его. Тащить ее за собой вверх оказалось невозможно: одна из ее ножек зацепилась за стойку перил и держала его словно якорь.
Он должен забраться наверх, должен. Он не мог допустить, чтобы она заперлась с хахалем в своей норе, прежде чем он доберется туда. Норман не сомневался, что сумеет вышибить дверь, если придется; за годы работы полицейским он вышиб их до черта, и некоторые были довольно крепкими, но теперь время начинало играть решающую роль. Он не хотел стрелять в нее, это было бы слишком быстрым и слишком… слишком легким концом для его беглянки Розы, но, если ход событий не изменится к лучшему, причем вскорости, такая возможность может оказаться единственной, оставшейся у него. Какой же это будет стыд и позор!
— Задействуй меня, тренер! — выкрикнул из кармана плаща бык. — Я задубел, отъелся и отдохнул! Я готов!
Да, это неплохая мысль. Норман выдернул маску из кармана и напялил ее себе на голову, вдохнув запах мочи и резины. Запахи эти вовсе не так уж плохи. Когда они смешиваются, как сейчас, даже приятны. Вроде как успокаивают.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
