— Заманить его, — пробормотала Рози, и в глазах ее отразился серебряный лунный свет.
— Верно, — ответила другая женщина. — Заманить его на тропинку. На тропинку в саду.
Рози глубоко вздохнула и снова окликнула Нормана. Обруч жег ее плоть, словно какой-то странный, горячечно-сладкий огонь. Ей нравился звук, вырывавшийся из ее горла, — такой же громкий и бесстрашный, как ее старый боевой клич Техасского рейнджера в лабиринте, которым она заставила младенца вновь расплакаться:
— Я зде-е-е-есь, Норман!
Билл не верил своим глазам. Он был испуган. Теперь она была сильнее его, и ей нравилось видеть его слабее себя. Он мужчина, ведь так? А порой мужчинам следует знать, каково это — бояться женщины, верно? Порой для женщины это — последняя защита.
— Теперь ступай, — промолвила темнокожая. — Я останусь здесь, с твоим мужчиной. Мы будем в безопасности, а тот, другой, пойдет через храм.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что они всегда так делают, — просто сказала темнокожая женщина. — Вспомни, что он такое.
— Бык.
— Верно. Бык. А ты — тореро, машущий красным платком, чтобы подманить и разъярить его. Только помни — если он достанет тебя, не будет никаких кабальеро, чтобы оттащить его. Если он достанет тебя, он тебя убьет. Это честный поединок. Ни я, ни моя хозяйка ничего не сможем сделать, чтобы помешать ему. Он жаждет напиться твоей крови.
«Я знаю это лучше, чем ты, — подумала Рози. — Долгие годы я знала это».
— Не ходи, Рози, — попросил Билл. — Останься здесь, с нами.
— Нет. Никто не сделает этого, кроме меня.
Она прошла мимо него, почувствовав, как одна из игл кустарника расцарапала ей бедро, и боль от этого была столь же сладостной, как раньше ее крик. Даже ощущение крови, стекающей по коже из царапины, было сладостным.
— Маленькая Рози! — окликнула ее Уэнди.
Она обернулась.
— Ты должна опередить его в конце. Ты знаешь почему?
— Да. Конечно, знаю.
— Что ты имела в виду, когда говорила, что он — бык? — спросил Билл. Его голос звучал недоуменно и испуганно… Но все равно Рози никогда не любила его больше, чем сейчас, и полагала, что никогда не будет так любить. Лицо его было бледным… и казался он таким беззащитным.
Он снова начал кашлять. Рози положила ладонь ему на руку, боясь, как бы он, стыдясь своей слабости, не отшатнулся от нее, но он не сделал этого.
— Оставайся здесь, — сказала она. — Оставайся здесь и никуда не ходи. — И торопливо пошла прочь. Лишь блик лунного света отразился от обруча на ее руке, когда она достигла дальнего конца храма, где тропинка выходила на открытое пространство. А потом она исчезла в темноте.
Мгновение спустя ее крик вновь зазвенел в ночи — легкий и в то же время какой-то жуткий:
— Норман, ты так глупо выглядишь в этой маске… — Рози выдержала паузу и продолжала: — Я больше не боюсь тебя, Норман…
— Господи, он убьет ее, — пробормотал Билл.
— Может быть, — ответила женщина в голубом платье. — Кто-то будет убит сегодня ночью, это точно.
Тут она замолкла, глаза ее широко открылись, она вся превратилась в слух.
— Что вы услы…
Коричневая рука взметнулась и закрыла ему рот. Она не нажимала сильно, но Билл чувствовал, что могла бы: в ее ладони чувствовалась сила. Жуткое подозрение — почти уверенность — закралось в его мозг, когда он ощутил, как ее ладонь прижимается к его губам, а кончики пальцев касаются его щеки. И это не было сном. Как бы ни желал он поверить в то, что это сон, у него ничего не получалось.
Темнокожая женщина встала на цыпочки и прижалась к нему, как любовница, все еще закрывая рукой ему рот.
— Тссс, — прошептала она ему в ухо. — Он идет.
Теперь и он услышал шорох травы и листвы, а потом тяжелые рыкающие вздохи с хрипами, следующие один за другим. Это были звуки, которые в нормальных обстоятельствах ассоциировались бы у него с великаном намного тяжелее Нормана Дэниэльса — мужчиной весом в триста пятьдесят, а то и четыреста фунтов.
Или с огромным зверем.
Уэнди Ярроу осторожно убрала руку со рта Билла, и они стали молча ждать приближения Нормана или существа, в которое он превратился. Билл обнял ее одной рукой, и она тоже обняла его. Пока они так стояли, у Билла возникла странная уверенность, что Норман — или то, чем он стал, — не пойдет через здание. Он — оно — пройдет здесь и увидит их. Мгновение он будет рыхлить землю опущенной наковальней своей башки, а потом погонит их вниз, по этой узкой тупиковой тропинке, сшибет, забодает и растопчет.
— Ш-шшш… — выдохнула Уэнди.
— Норман, ты кретин… — донесся до них, как дым, как лунный свет, голос Рози. — Какой же ты дурак… ты и правда думаешь, что сумеешь достать меня? Тупой вол!
Раздался взрыв издевательского женского смеха. Этот звук вызвал у Билла образы разбиваемого стекла, разверзшихся в земле трещин и пустых комнат в полночь. Он вздрогнул и почувствовал, как руки его покрываются гусиной кожей.
У фасада храма возникла тишина, нарушаемая лишь дуновениями ветерка, который, словно рука, расчесывающая спутанные волосы, тихонько шевелил колючки кустарника. И молчание — там, откуда Рози окликала Нормана. Наверху диск луны, цвета отполированной слоновой кости, заплыл за облако, окрасив его края серебром. Небо было усеяно звездами, но Билл не узнавал очертаний ни одного созвездия. А потом:
— Норрр-муннн… не хочешь поговори-и-ить со мной?
— О, я, конечно, поговорю с тобой, — рыкнул Норман Дэниэльс, и Билл почувствовал, как темнокожая женщина в испуге вздрогнула и прижалась к нему, а его собственное сердце словно совершило противный прыжок из груди в глотку. Этот голос раздался не дальше чем в двадцати ярдах от них. Казалось, Норман совершал те неуклюжие телодвижения нарочно, позволяя им следить за ним, а потом, когда ему понадобилась тишина, он стал совершенно бесшумным. Но вот раздался крик: — Я поговорю с тобой по душам, блядюга!
Ладонь темнокожей женщины снова очутилась на губах Билла, призывая его к молчанию, но Билл не нуждался в призывах. Их глаза встретились, и он увидел, что темнокожая теперь не уверена, что Норман пойдет через храм.
На всю округу снова наползла тишина, создав ощущение тревоги. Даже Рози, казалось, выжидала.
Потом, уже чуть подальше, подал голос Норман.
— Ба-а, это ты, старый сукин сын, — сказал он. — Что ты тут делаешь?
Билл удивленно взглянул на темнокожую. Она легонько покачала головой, давая понять, что тоже не понимает. У него возникло ужасное ощущение: ему нестерпимо захотелось кашлять. Он стал задыхаться, у него першило в горле. Билл уткнул рот в сгиб локтя и попытался загнать кашель обратно в дыхательное горло, чувствуя на себе участливый взгляд женщины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
