— Убивать их по одному — не метод. Те, кто этим занимался, давно умерли в лагерях. Во всем нужен точный системный подход. Мы долго планировали… толковали ночами на кухнях… Идея пробилась: нужен фактор, не определяемый обычными приборами. Нам помог один человек — епископ. То есть мы вбросили идею, а он подвел духовную базу. Проще сказать, тайно освятил дюжины две источников с высоким содержанием ионов серебра. Остальное — дело техники и информатики. Можно как стереть, так и вписать сведения. Теперь считается, что рестеон был всегда, как настойка шалфея или серная мазь.
— Обалдеть, — прошептала Рая. — Серебро и святая вода в одном флаконе… И никто не знает?
— Системный подход. — В голосе Ланцова слышалась гордость. — Указники и люди с репутацией в лекарствах не нуждаются, в аптеки не заходят. По реестрам это БАД, антиоксидант на основе виноградных семечек. Применяется в любом возрасте, отпускается без рецепта. Вода — причем не любая! — входит в состав по технологическим нормам.
— А если догадаются?
— Закроют родник Синегорский, откупорят Белокаменский. Их в резерве два десятка. Святость радиометром не измеряется, а с серебром она взаимно потенцируется. Недаром назвали — рестеон. Restituo Teos — возвращать бога.
Тихий голос препода грузил Раю как в кузов ковшом, вот-вот через края посыплется. Захотелось взять словарь иностранных слов. «Restituo», «потенцируется», столько знать нельзя! Будь он живой и молодой, любую заболтал бы до кровати.
— Твои вещи высохли. Пора, а то уже поздно.
— Можно, я рестеон возьму с собой?
— Можно, только осторожно. Дай-ка, протру пузырек спиртом… помни об отпечатках… Вот чек из аптеки — ты покупала на углу Кирова и Урицкого, ясно? Выпила — выбросила в урну, дома не держи. Всасывается не сразу, выжди полчаса. Действует около восьми часов, затем эффект ослабевает. Дистанция удержания — полметра от тела. С водкой, пивом и джин-тоником не смешивать!
Прощаясь, Рая пожала Ланцову руку. Целовать даже не думала — старый, морщинистый, мертвый, брезгливо как-то, вдобавок неизвестно, как его снадобье сработает.
Рука заложника оказалась довольно противная — холодная и влажная.
Пузырек она махнула еще в подъезде. Сразу выходить не стала — «выжду полчаса, пока пропитаюсь». Выкурила последнюю Зойкину сигарету, прислонилась к стенке и стала размышлять. На ум приходили то хмурые гадости, то отчаянно смелые вспышки.
«Щас они от меня будут брызгать! Попробуй, сунься, Гуляев!»
«Флакончик на восемь часов. Три пузырька в день, по сорок рублей, разоришься. Значит, так: первый глотаю вечером и сплю спокойно. Второй утром, иду на учебу. Третий… на танцы можно не пить, я там не одна. В кино тоже. Хватит пары на день».
«Указник подсадил меня на рестеон, как пушер. Может, он агент компании, которая гонит сок из виноградных семечек…»
«Почему так погано все вышло?.. Темнота завелась от грязи или грязь от темноты?»
Когда оказалась на улице, никакого чуда не случилось. Темнота стала гуще, половина фонарей погасла, сопливый дождь крапал, вздрагивали лужи. Черные тени ползали по дорожкам и будто принюхивались к ней, поворачивая слепые головы-болванки. Блин! Она ускорила шаги. Гуляев, не Гуляев — микстуру от насильников еще никто не выдумал. Колечко, серьги и мобильник тоже всем нужны, а личность расквасят в довесок.
«Сдали Россию мертвякам и кровососам! А я тут ходить должна, одна по улицам! У-у-у, ненавижу! И бабка начнет придираться — где гуляла, шленда?»
На пороге своей будущей квартиры Рая присмирела и вошла неслышной мышкой. Вера в рестеон угасла, едва в ноздри пахнул дух старого, залежавшегося тела.
— Ра-ая! Почему так до-олго? — донеслось из мрака.
— Я у Светки… посидели, поболтали…
— Поешь там. — Звук сообщил, что бабушка ворочается, активизируясь не по-хорошему. — Поешь и приходи.
«Чего это сегодня — все с цепи сорвались? Вроде не полнолуние!.. Ушла — шаталась, там Гуляев чуть не впился, вернулась — опять! Я что вам, родник Синегорский? Лимит, предки!»
Храбрость как была внутри, так и осталась. Рая смогла только выговорить себе час на ванну. Девушка должна мыть волосы, верно? Надо быть хорошенькой и чистенькой. Нравиться парням, потом привести одного…
…в эту затхлую темень. Гур-гур-гур-гур…
Вылив положенные литры, автоблокировщик запер воду. Все ограничено, ресурсы планеты выпиты, сожжены и сожраны. Рая намылилась и стала обреченно кунать голову в горячий таз. Фен — роскошь, трата электричества. Достала из ящика каталитическую грелку, вырвала чеку и стала махать сырой гривой над пластиной, излучающей дефицитное тепло. Осталось три грелки, потом нести эти жестянки на перезарядку…
«Одну возьму в кровать. А то без крови в ноль закоченеешь».
Как все привычно, как обычно, хоть ты вой! Ничего этот рестеон не поможет, а бог не вернется. Лаборатория Ланцова изобрела пшик, ни на что не годный. Чаю напилась, в пледе погрелась — и за то указнику спасибо…
— Ра-ая!..
— Здесь я, — зашла в халате до пяток, с тюрбаном на голове. Хмыкнув, бабка завела чарующее «гур-гур-гур». Рая заголила руку. Сегодня — левую.
«А почему меня не колбасит? — растерянно подумала она. — Где свет с того света?»
— Рая… — Зов умолк.
— Че, ба?
— Ты какая-то… больная? Иди ближе… Ох! — вырвалось мучительно у бабки, едва внучка подошла. Туша в кресле колыхнулась. — Фу! Тьфу! Чем ты намазалась?
— Я просто вымылась.
— Ты нарочно? Чтоб мне навредить?!
— Может, мыло? Или шампунь? — В душе у Раи загорелось тайное маленькое счастье, хотя сердце щемило от вида бабушкиных корчей. Все-таки своя, родная. Может, нельзя так?.. Ей же, наверное, больно. Она ведь голодная…
— Выкинь мыло! И шампунь в помойку! — шипела черная туша, волнуясь. — Да если ты… я тебя… Духовная травма, знаешь? Это статья! Штраф, не расплатишься. В колонию пойдешь… Из завещанья вычеркну! Из квартиры выгоню! Под забором, как собака, жить будешь!
Любовь, навеянная памятью детства и чарующим «гур-гур» — наверное, зов таки пробивался через рестеон, — схлынула. Рая встала — кулаки в бока:
— А кто тебя кормить будет? Мама? Она сюда ни ногой! Отец? Он с иконой придет. Соседку попросишь? Знаешь, что она тебе обещала? Хватит, насосалась! Дай отдохнуть, я не могу больше! Ба, имей совесть! Погляди на меня!
Вопреки всей экономии Рая включила свет, чего в бабкиной комнате три года не случалось. Счетчик прерывисто запищал, предупреждая о перерасходе, но Рая его не слышала — смотрела на рыхлую груду, сжавшуюся в кресле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
