— Ты должен знать обо мне кое-что ужасное, — начинаю драматично и тут же натыкаюсь на настороженный взгляд. — Я совершенно не умею готовить.
Власов моргает от удивления. Думаю, он ожидал откровений о шраме.
— Даже яичницу не поджаришь? Не верю.
— Я абсолютно избалована.
— Ничего, я уверен, что это поправимо.
— А зачем поправлять? По-твоему, это существенный недостаток?
Клянусь, я это сказала скорее в качестве проверки, но Власов очень забавно смутился. Наверное, ему и в голову не приходило, что есть девушки, которые не ставят очаг во главу угла. Сдается мне, у нас еще не раз кардинально разойдутся точки зрения.
— Ну…
— Спокойно, Власов… Я пошутила. На самом деле, моя кузина Ви уже пыталась научить меня готовить, но ничего не вышло, — посмеиваюсь.
— Это та, которая замуж выходит? — уточняет Власов, морща лоб. Да уж, мою ветвистую семейку не вдруг запомнишь.
Но его слова выкидывают меня прямиком в омут мыслей об Арсении. Они ведь расстались… Хотя что это меняет? Мне было сказано прямым текстом, что дело не в другой женщине, всему виной — болезнь. Тут сколько бы постелей он не сменил… Нет, все, долой эти мысли! Да и вообще, что я тяну? Надо рассказать и навсегда покончить с этой историей! Или да, или нет. Я на примере Арсения узнала, «что может быть когда-нибудь» невозможно. А ведь сколько метаний из-за чувства подвешенности.
— Власов, слушай, тот шрам…
Он, кажется, выдыхает с облегчением, когда я начинаю говорить об этом. Видно, не знал, как подступиться к скользкой теме. Все мы не любим пересекать границы зон личного комфорта, а потребовать у девушки, с которой встречаешься, причину, по которой ее положили на операционный стол, вскрыли и что-то поправили, не вдруг решишься!
— В общем…
В этот момент звонит мой телефон, и я, тихонько чертыхнувшись, хватаюсь за мобильный. И, как только вижу имя на дисплее, все разговоры и объяснения теряют всю свою важность. Это Григорий. Решимость внезапно отказывает, я бестолково гляжу на разрывающийся сотовый, пока Власов не спрашивает, не лучше ли поспешить с ответом. Лучше, наверное, но страх разуму плохой советчик.
Поговорить лучше в комнате, чтобы Стас не слышал. Я не уверена, что получится вежливо, а портить о себе впечатление совсем не хочется. Не станешь же ему выкладывать всю подноготную этой истории.
— Алло, — отвечаю, оказавшись в комнате. Старательно подавляю панику. Мне может быть сколь угодно страшно, но показывать это нельзя.
— Евгения Александровна? — доносится в ответ. — Рад слышать. Я вас не разбудил?
На часах без пятнадцати восемь… уместный вопрос.
— Предпочитаю отвечать на звонки после завтрака, но…
— Ничего, я вас не сильно задержу, — перебивает меня Григорий, демонстрируя, что мое мнение не интересно, а о фальшивой вежливости он уже пожалел. — Дело в том, что я слышал о вашем новом ухажере. Так понимаю, это и можно считать ответом на мой вопрос о нашем… союзе?
— Вы… вы за мной следите? — спрашиваю недоверчиво.
Пауза.
— Разумеется.
Мой вопрос, кажется, обескураживает собеседника, а во мне закипает злость. Я на такое не подписывалась! Или эта мера автоматически применяется к каждому, кто хоть как-то связан с криминальным миром? Черт возьми, я не какая-нибудь преступница, чтобы окружающим раздавали ордера на сование носов в мою жизнь! Да что за чушь?! Можно хоть что-то сделать, не становясь объектом чужого пристального внимания? О болезнях рассказывают родители, операции близким делают коллеги, парень, который свел меня с ума, стал спать с моей кузиной, а теперь на хвосте и вовсе повис маньяк, который меня преследует. Я словно в игре Твистер: стою, изогнувшись под неестественными углами, дрожу от напряжения, а кто-то гадкий и безжалостный не перестает крутить стрелку-истязательницу, заставляя меня закручиваться во все более немыслимые узлы. А вокруг зрители, они стоят с любопытством ждут, чтобы я упала. Интересно, хотя бы сделают вид, что разочарованы, когда это, наконец, случится? Или вслух позлорадствуют: «мы же говорили!».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Евгения Александровна?
— Вы спрашиваете, не составлю ли я вам компанию в постели, после того, как признались в слежке? А еще раньше угрожали моим близким…
— Я бы так грубо не выражался!
— Как ни выражайся, суть не меняется! — кричу. — Будьте добры забыть мой номер телефона!
— Жаль, что молодость мешает вам принять правильное решение, но ничего не поделать, не так ли? Что ж, до скорых встреч, Евгения Александровна.
Я сбрасываю звонок, не попрощавшись, и падаю на диван Власова. Тот настолько жесткий, что кажется, словно падаешь на пол… Выругавшись и потерев ушибленную пятую точку, открываю справочник номеров и ищу Вадима. Пусть меня и трясет от злости, но умом я понимаю, что только что профукала ранее добытую для нас отсрочку. Кстати об этом. Где вообще носит Вадима? Чем он занят? Да, из-за болезни я запретила привлекать отца к делу Григория, но разве это звучит как «подождать, пока выздоровеет»?
— Вадим, если у вас есть план, самое время его задействовать, потому что только что мне звонил Григорий, и я послала его к черту!
— Спокойно. Все под контролем.
— Надеюсь, что под контролем, потому что за мной, как выяснилось, следят! И что теперь делать, — я понятия не имею.
— Мы разберемся, Жен. Не волнуйся.
— Когда?
— В ближайшее время.
Молчу и гневно соплю в трубку. Многозначительно так. На другом конце провода раздается тяжелый вздох.
— Я позвоню, когда выясню точнее.
— Позвони, — соглашаюсь.
Поднимаюсь с дивана, оборачиваюсь и вижу Власова в дверях. Ничего удивительного, я в трубку не шептала. Но стоило ли подслушивать?
— Жен, что-то случилось? — интересуется Стас.
— Нет. Это касается отца.
Он спокойно кивает, будто бы приняв ответ, но, как выясняется впечатление обманчивое, потому что следующие слова стирают под ноль иллюзию невозмутимости:
— У тебя не слишком много секретов?
Фраза уязвляет что-то глубоко внутри. Нет, серьезно, будто я специально пытаюсь от него что-то скрыть!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— У меня нет секретов, но орать на каждом перекрестке о том, что со мной происходит, я тоже считаю глупостью.
— О каком перекрестке речь? Мы уже неделю вместе, а я даже не знал, что тебе делали операцию на сердце. Причем явно в недавние несколько месяцев. Могла бы и предупредить!
