Анаксимандру, которого воспитали рассматривать подобные случайности как мелкие неудобства; и в самом деле, он использовал прилив ярости, какой обычно возникает от боли, чтобы крепче стиснуть зубы на шее своего противника. К несчастью, шеи на этом месте не оказалось: спустя долю секунды после выстрела Пэдж повернулся, и зубы пса впустую щелкнули друг о дружку.
Даже волшебная собака подвержена законам физики, диктующим действия импульса, тяготения, инерции и тому подобного, ввиду чего, хотя там, куда прыгнул Анаксимандр, Пэджа больше не было, пес продолжил двигаться в выбранном направлении до тех пор, пока не встретился с полом, а также с несколькими другими разнокалиберными предметами. Когда он повернулся, намереваясь продолжить атаку, перед ним стоял толстяк, самодовольный и лоснящийся, с направленным на него пистолетом.
За те несколько секунд, пока Пэдж собирался заговорить, а слова проявлялись на его губах, Анаксимандр вычислил, что вероятность осуществления смертоносного нападения на этого человека и тем самым выполнения требований, предъявленных к нему хозяйкой распивочной, по-прежнему высока, однако ценой почти наверняка будет жизнь самого Анаксимандра – исход, несомненно перевешивающий взятые им на себя обязательства, которые в конце концов заключались всего лишь в возмещении уборки ее заляпанного кровью заведения.
Кроме того, необходимо было принять в расчет и новый фактор, возникший с появлением свитка и, похоже, превосходивший по значимости его предыдущую миссию. К тому же он ведь совершил добросовестную попытку выполнить то, что требовала от него хозяйка, даже потерпев при этом личный ущерб. Эти три соображения, по его представлению, совместно с данной себе клятвой выполнить свое обязательство когда-нибудь в другое время (хозяйка ведь не оговорила, в какой срок ей желательно видеть завершение его работы) позволили ему ретироваться без отлагательств, что было наиболее безопасным направлением действий.
Губы Пэджа наконец сформировали первый звук, но Анаксимандр не имел желания слышать, как он будет произнесен. Пес метнулся под стол и опрометью кинулся в открытую дверь, закрыв свой слух и для слов, и для выстрела из второго ствола пистолета, хотя он не мог игнорировать жгучую боль в задней лапе, куда попала пуля. К счастью, лапа была с противоположной стороны от раненого плеча, что давало возможность совершить побег, ведь если бы раненой оказалась другая лапа, это лишило бы его равновесия, опасно затруднив передвижения.
Чувство боли представляет собой систему, благодаря которой ум, обитающий в теле, получает предупреждение о нанесенном этому телу повреждении, на которое он должен обратить свое внимание. Будучи невелико, повреждение кажется лишь неприятным или невыносимым, если нанесенный ущерб серьезен, но в обоих случаях функция ума состоит в том, чтобы убедить получившего повреждение заняться восстановительными работами. Если это невозможно (скажем, получивший повреждение не способен его исправить или ситуация препятствует необходимым для этого действиям), то нет большого смысла в том, чтобы продолжать и дальше ощущать боль; тем не менее боль продолжает ощущаться, а следовательно, наделенному интеллектом псу ничего не остается, как ее рационализировать, то есть осознать, что да, в его плечевом суставе засела пуля, и действительно, в мясистой части его задней лапы имеется глубокая рваная рана – но все это ему уже известно, и поскольку он намерен заняться этими повреждениями при первой возможности, то, какие бы мучения они ему ни доставляли, к ним нет необходимости добавлять чувство страха, невзирая на то что чувство это также внушается ему его телом, поскольку страх являет собой превосходный способ настоять, чтобы ум занялся нанесенными телу ранами незамедлительно.
Оказавшись на некотором расстоянии от местообитания Пэджа, Анаксимандр вылизал свой круп, спрятавшись в выемке позади какого-то здания, но не стал задерживаться там надолго – лишь настолько, чтобы удостовериться, что Пэдж его не ищет. Убедившись, что непосредственной опасности нет и что он больше ничего не может сделать для своих ранений, он вышел из своего убежища и направился прямиком туда, откуда взялся свиток. Им оказался грандиозный дворец на самом верху Торгового конца, в непосредственной близости от Плезанса.
Хромая и, вопреки своей воле, повизгивая, Анаксимандр оставлял позади себя весьма легко различимый кровавый след, но этот след становился менее заметным, по мере того как раны подсыхали и покрывались коркой; и в любом случае его больше интересовал тот след, которому он следовал сам, нежели тот, который оставлял за собой, ибо запах свитка был теперь очень силен и становился все сильнее по мере приближения к зданию.
Поскольку присутствующая вещь пахнет сильнее, нежели отсутствующая, – а Анаксимандр знал, что свиток по-прежнему оставался в руках Пэджа и, следовательно, отсутствовал там, куда он направлялся, – запах, казалось бы, должен был ослабевать, а не усиливаться. Из этого пес заключил, что свиток сам по себе являлся лишь одним из целого ряда объектов, обладающих одним запахом, и что он мог ожидать найти один или множество подобных объектов в месте своего назначения.
Зная все, что он знал – что в свитке были изложены условия распределения богатств Клариссы Делакруа, матери Тривза; что она жила в трущобах вместе с Тривзом и его отцом (это он смог узнать по запаху); что если она жила в трущобах, а не во дворце впереди, то, скорее всего, можно было предположить, что она мертва; что Пэдж взял на себя труд раздобыть свиток, очевидно, с целью заявить ложные права на перечисляемые в нем пункты наследства, – Анаксимандр смог заключить, что имущество, принадлежавшее матери Тривза и/или самому Тривзу, с которым его коллега Сириус был связан обетом службы, находилось впереди.
Зная также, что человек – существо, склонное к приобретению и придающее большое значение накоплению и хранению вещей, и что жители трущоб не имеют ничего, но желают многого, он предположил, что, произведя разведку во дворце и составив перечень, пусть даже приблизительный, содержащихся там объектов, принадлежащих матери Тривза и / или самому Тривзу, он сможет предоставить полезную информацию Сириусу – существу, которое Анаксимандр всегда стремился удовлетворить, ибо так сложилось в ходе их совместной борьбы бок о бок друг с другом.
Так что Анаксимандр двигался дальше.
Двери дворца были крепко заперты и достаточно прочны, чтобы противостоять усилиям, доступным собаке; не мог Анаксимандр и поручиться, что, если он просто подойдет и объявит о себе, ему будет даровано право войти внутрь. Поэтому он проследовал вдоль границы территории до такого места, где стена была достаточно низкой, чтобы он смог через нее перебраться.
Он вспрыгнул на стену, вызвав протест в своих ранах и заставив открыться только что подсохшие корочки, но тотчас забыл об этом, поскольку по другую сторону стены было несколько собак. Анаксимандр не
