проходила за неделей, закончился апрель, подошел к концу май. Садик перед особняком принял свой самый изумительный облик — расцвела сирень. Кустов сирени у здания ГРАС было не очень много, но запах все равно был одуряющий. Время шло, чрезвычайных происшествий не было, и апрельские приключения стали потихоньку забываться, терять свою былую остроту. Новых «ситуаций», требующих внимания, тоже не происходило. Даже летающие тарелки, появлявшиеся в это время в небесах разных стран, были такого типа, про который грасовцы прекрасно знали, где, в какой стране, в каком городе и на каком заводе они были выпущены.
Ларькин все глубже уходил в работу, превращаясь из спецназовца в рассеянного профессора, не отрывающегося от микроскопа и способного часами отрешенно сидеть в беседке. Только один раз, в самом начале, друзья-шалопаи осмелились его потревожить. Это было вскоре после возвращения Ахмерова. Виталий сидел у окна своего кабинета и ставил очередной опыт, пытаясь выяснить жизнеспособность вируса в слабокислой среде. Препарат, находившийся под микроскопом, должен был немного изменить свой цвет, и Ларькин собирался зафиксировать этот момент с максимальной степенью точности. Само собой, отвлекаться ему было никак нельзя. Аня сидела у другого окна с томиком Булгакова. Позже капитан притащил ей много других книг и научил играть в компьютер, чтобы она не скучала, но тогда художественная литература в ГРАСе почти совсем отсутствовала, и ему пришлось позаимствовать настольную книгу Ильи.
Надо же было так случиться, что именно в этот момент у Большакова и Ахмерова любопытство преодолело сдерживающие факторы, и они постучались в дверь лаборатории. Чертыхнувшись, Ларькин пошел открывать.
— Мы вам не помешаем? — Большаков просочился в помещение под рукой у придерживавшего дверь капитана и с любопытством похитителя музейных экспонатов стал оглядывать стоявшие на столах и тумбах центрифуги, ряды колб и пробирок, печи и холодильные камеры, клетки с обреченными на гибель во благо науки мышами и морскими свинками. В углу слева от двери стоял даже громоздкий электронный микроскоп. Усредненный вектор хаотического движения Ильи был недвусмысленно направлен к тому окну, где сидела кореянка. Вслед за Большаковым в дверях показалась жуликоватая физиономия Ахмерова.
Ларькин поначалу даже задохнулся от возмущения, а потом, быстро накаляясь до предельных величин, отчеканил:
—Нет. Вы нам не помешаете.
Черт знает, что такое. Два проходимца от нечего делать позволяют себе срывать ему ответственный эксперимент. Сказать, что Ларькин в гневе был страшен — значило бы не сказать почти ничего. Ларькин в гневе напоминал потревоженного в берлоге медведя. Чуткий к проявлениям человеческой души Илюша мгновенно сориентировался:
— Пойдем, Ренат. Нам здесь не рады.
Прикрывая отход, он сказал, уже почти из-за двери пытаясь обратиться к Ане:
— Э-э... так мы не будем отрывать вас от ваших занятий.
— Не будете, — с удовольствием согласился Ларькин, бесцеремонно выпихивая Большакова в коридор. Захлопнув дверь, он посмотрел на часы и бросился к микроскопу.
С тех пор его уже никто больше не беспокоил. Майор не торопил Виталия с отчетами. Один-два раза в неделю капитан сам докладывал о том, в чем ему удалось разобраться. Бывали и длительные перерывы в докладах — Борисов терпеливо ждал, понимая, что эксперименты ставятся, данные копятся, но о выводах говорить пока рано.
Виталий довольно быстро пришел к выводу, что изучаемая болезнь распространяется воздушно-капельным путем, как грипп. Узнав об этом, Борисов забеспокоился и потребовал принять меры санитарной безопасности. Ларькин отреагировал со спокойствием истинного ученого:
— Зачем? Все равно с Аней контактирую только я. Те вирусы, которые я обнаружил у неё на слизистой, находятся в угнетенном состоянии, даже иногда в полуразрушенном. У меня есть предположение, что благоприятной средой для них являются только нервные клетки. Везде, кроме головного и спинного мозга, вирус довольно быстро подавляется защитными силами организма —и даже не гамма-глобулином, а какими-то ферментами в крови. Причем за то время, пока Аня у нас находится, количество жизнеспособных вирусов на слизистой оболочке рта и носа у неё уменьшилось на пятнадцать процентов. Похоже, она скоро станет совершенно не заразной. Ну, не то чтобы скоро... Примерно через год-полтора.
— А что мы будем делать, если ты заразишься?
— Расширим экспериментальную базу исследований. У нас будет два подопытных кролика, что уже неплохо, если учесть, что все остальные, видимо, погибли. Вначале, наверное, появится лишай. Это будет для нас сигналом. Если это случится, дней через десять после его появления начнете меня будить каждое утро, чтобы моим новым хозяином случайно не стали Илюша, или, к примеру, Аня. Вы «жаворонок», вам это будет нетрудно, все равно вы раньше всех встаете. Если вдруг заметите, что я прекратил исследования, прикажете мне их продолжать. Не думаю, что с моими умственными способностями что-то случится. Не похоже на то. Может, ещё лучше работа пойдет.
— Ну вы, медики, отчаянные ребята.
— Ничего подобного. Будь я таким героем, как вы говорите, я бы давно поцеловал Анюту взасос. Что-то не хочется... А если это произойдет случайно, ну что ж... я и так выполняю все ваши приказы. Открою лекарство — вылечусь.
— Вот досада... А я её хотел на кухне приспособить, Я огорчился хозяйственный Борисов. —Чтоб не скучала.
— Почему бы и нет? Супы варить ей можно доверить, это вообще не опасно. Только младших по званию шалопаев нужно предупредить, чтобы к Ане не клеились.
—Правильно. Объясни им так, чтобы пострашнее было.
После объяснений Ларькина Ренат стал шарахаться от Ани как от прокаженной. Большаков выслушал предупреждение скептически, но тоже перестал проявлять к кореянке видимый интерес. Аня спускалась в хозблок варить суп, прогуливалась с капитаном по садику, даже разбила небольшую клумбу перед зданием ГРАСа. Правда, Ларькин не позволял ей находиться на воздухе долго, так что клумба изрядно заросла сорняками. За садиком в основном ухаживали Ахмеров и майор, а они к цветам были равнодушны.
Попыток убить или похитить кореянку никто не предпринимал, май плавно перешел в восхитительный июнь, яблонька близ особняка отцвела, усыпав землю бело- розовыми лепестками.
Большаков коротал время, портя американские компьютерные игры —то есть, как он говорил, «дорабатывая» их. Одной из таких забав было, например, вставлять в обыкновенный Quake персонажей российской большой политики и в таком виде распространять свой вариант игры.
Когда ему удавалось расшифровать, сломать все защитные файлы и пароли и «доделать», наконец, какую-нибудь новую штатовскую игрушку, в ознаменование победы Илья вырисовывал крупным красивым шрифтом три буквы FSB с неизменным восклицательным знаком в конце, затейливо и со вкусом их раскрашивал, отпечатывал надпись на цветном принтере и вешал
