Я насторожился. Неужели своим женолюбием ярл все-таки довел бондов до восстания? Если это так, то нужно ждать большой беды. Она разразится в Нидаросе, любимой усадьбе ярла, пройдет по Треннелагу и лишь потом захватит остальные земли.
— А еще я слышал, будто ты служишь ярлу, — продолжал бонд. — Если это так — скажи, стоит ли мне собирать людей?
Собирать людей? Однако до чего странен этот Эйла?! Кто же спрашивает у ярлова слуги, нужно ли ему нападать на ярла! Вместо ответа я крепко выругался, но Долгоносик не отстал.
— Понимаешь, — опять запыхтел он, — если я соберу ополчение и помогу ярлу — как он отблагодарит меня за это? Ты служишь ему за плату, значит, можешь сказать, достаточно ли он щедр.
— А если победят бонды? — усмехнулся я. Эйла затряс жирными, будто искупавшимися в масле, космами. Луковые брызги из его рта упали на мою щеку.
— Нет, у бондов ничего не выйдет! — зашептал он. — Многие еще помнят милости Хакона. Да и Тора встанет на его защиту.
Тора? Я помнил ее — высокую, гордую и самодовольную красавицу из Римуля. Слишком самодовольную, чтоб нравиться. К чему любить ту, которая обожает только себя? Нет, мне по душе были другие. «Похожие на Дару», — лукаво шепнул изнутри неведомый голосок. Разозлившись, я повернулся на бок и оказался лицом к лицу с Эйлой;
— Делай что хочешь, — веско сказал я. — Мне нынче не до тебя. Я потерял двоих воинов и еще не простился с ними.
— Как же ты их потерял? — наивно удивился бонд. Я пожал плечами:
. — Медведь задрал. Здесь недалеко. Бонд съежился:
— Уже который раз о нем слышу. Это не простой медведь… Охотники говорят, будто он огромен, как скала, и умен, как человек, а колдуны заявили, что это сам Тор, принявший облик зверя.
Опять сказки! Бонд рассказывал небылицы прямо как старая бабка перед сном.
— А еще колдуны говорят, будто с юга идет большое воинство и ведет его Олав Трюггвассон, сын давно убитого конунга Трюггви. Олав вырос в Гардарике, а теперь возвращается домой. Но это всего лишь болтовня…
Немудрено, что хозяйство Эйлы было так запущено. В голове этого бонда все перепуталось. Важное он называл неважным, а пустую болтовню разносил лучше ветра. Забыв о луковом запахе из его рта, я спросил:
— Откуда он идет? Бонд вытаращил глаза:
— Не знаю. Кажется, из Англии. Но так говорят только колдуны. Никто этого Олава не видел… Слухи…
Я задумался. Колдуны? Слухи? Нет, это не слухи… Как и подозревал Хакон, Али-конунг оказался Олавом . Трюггвассоном. Ярл все-таки послал к нему своего человека, и тот уговорил конунга двинуться к Норвегии. Только на сей раз Хакон перехитрил сам себя. Теперь ему придется одновременно воевать с Олавом и с собственными бондами. В одиночку он не справится, да и Эрленд, его второй сын, — плохой помощник. Вот если бы на помощь пришел Эйрик… Но после битвы с йомс-викингами, из-за отпущенных Эйриком пленников, Хакон не на шутку поссорился с ним. Даже если Эйрик простит обиду — он не успеет собрать войско… Остается надеяться только на Эрленда с его кораблями…
Меня подбросило на лавке. Эрленд! Под его присмотром осталась моя «Акула» и мой хирд! Узнав о приближении врага, Хакон первым делом отправит в бой собственного сына, а сам под шумок уйдет за подмогой к Эйрику или Свейну! Мои люди будут погибать в никчемной битве, а я полеживать на теплой постели Эйлы Долгоносика?! Ну уж нет! Я соскочил с лавки.
— Ты куда? — удивился Эйла. Не удостаивая его ответом, я затормошил Скола. Кормщик разлепил сонные глаза и улыбнулся:
— Хаки? Мне снилось…
— Плевать, что тебе снилось, — вытягивая Скола из-под теплых шкур, перебил я. — Нам нужно спешить. Корабли в беде-Кормщику не потребовалось объяснений, достаточно оказалось этих коротких слов. «Акула» была его единственной ценностью…
Скол вылетел из постели и, на ходу натягивая безрукавку, метнулся к дверям. За ним серой тенью скользнул Хальвдан.
— Да куда ж вы? — чуть не плача выкрикнул нам вслед Долгоносик.
Я оглянулся. Приютившего и накормившего нас бонда не стоило оставлять в неведении. Может, после моих слов он научится отличать важное от неважного…
— Встречать конунга Олава, — сказал я и коснулся пальцами рукояти меча, — сына Трюггви.
Рассказывает Дара
Надо мной качались зеленые ветви и раздавались приглушенные мужские голоса. «Все-таки поймали». Грустная мысль разорвала паутину беспамятства и вернула меня в мир живых. «Тащат куда-то… Будут мстить за Хаки».
Хаки… В памяти всплыло усталое лицо берсерка.. «Не хочу причинять тебе боль», — сказал он, а я нанесла предательский удар. Только что теперь сожалеть? Сделанного не воротишь…
— Очнулась, — раздался над ухом чей-то незнакомый голос. Чей? Я запрокинула голову и увидела бородатое лицо. Оно покачивалось и плыло. «Меня несут», — догадалась я и пробежала пальцами по носилкам. Это оказалась наспех сделанная из двух жердей и шкуры волокуша с короткими ручками.
— Жива? — улыбнувшись, спросил незнакомец. Я попыталась ответить, но из пересохшего горла вы-, летел какой-то странный, похожий на стон звук.
— На-ка попей. — Бородач перехватил волокушу одной рукой, а другой протянул мне кожаный мешок с водой.
Я глотнула, отерла губы и прохрипела:
— Где Глуздырь?
— Кто-кто? — удивился мужик.
— Медведь…
— А-а-а, тот, что тебя подрал, — сообразил он. — Да кто ж его, зверюгу, знает. Ушел. Должно быть, заслышал нас и сбежал. Повезло тебе — медведи человечину любят.
Значит, Глуздырь бросил меня. Что ж, он хорошо запомнил мои слова «каждый сам по себе». Хотя, наверное, так и надо: человеку — дом, зверю — лес… Но как он очутился на моем пути? Верно, он уже давно учуял в лесу следы старой подруги, вот и решил ее проведать. Умница Глуздырь! Без него лежать бы мне где-нибудь в овраге с распоротым животом. А этот бородатый урма-нин, похоже, ничего обо мне не знает… Иначе не стал бы так заботиться.
— Ты как оказалась в лесу? — поинтересовался мужик.
Я закрыла глаза и откинула голову. Научилась притворяться… Бородатый потрепал меня за плечо и разочарованно вздохнул.
— Да оставь ты ее, — сказал ему второй незнакомец, тот, что шел впереди. Я не видела его лица, только широкую, заслоняющую свет спину. — Баба такого страха натерпелась, а ты лезешь с расспросами! Вот придем домой, отдохнет, подлечится, там и узнаем, что к чему.
— А я разве против? — согласился бородач. — Только она какая-то странная. Говорит чудно и одета… Вон, погляди — ни клочка ткани, все из меха. Даже не поймешь, из рабов она или из свободных.
