«Пришлые — оглядывая мужиков и грязные бока их лошадей, поняла я. — И приехали недавно».
Размахивая руками, урманка что-то доказывала незнакомцам. Те возражали. Я подобралась поближе и прислушалась.
— Ты зря упрямишься, Тора, — говорил невысокий плотный мужик в теплой телогрее и добротных холщовых штанах. — Мы приехали к тебе за поддержкой, а ты упрямишься!
— Хакон не сделал мне ничего худого, поэтому и я ни слова не скажу против него! — упрямо мотнула головой красавица.
— Но он уводит наших женщин! — возмущенно выкрикнул из толпы тощий мужичок. Тора развернулась к нему.
— От такого немудрено увести! — засмеялась она. В толпе тоже засмеялись. Беднягу мужичка стали подпихивать со всех сторон. Он покраснел и зашипел:
— Все знают, почему ты его защищаешь! Служишь ему подстилкой, когда он того пожелает…
Урманка потемнела, а ее глаза из зеленых превратились в черные. Казалось, она ударит обидчика, однако вокруг зазвучали возмущенные возгласы, и ее кулаки разжались.
— Он пожелал взять жену Орма Люгрьи! — кричали «гости». — А как он поступил с твоим другом, Брюньоль-вом? Забыла?
— Ярл позорит наши семьи! ,
— Только ты защищаешь его!
Вскоре уже все они орали о своих обидах. Тормод отлепился от дверей, вытянул меч и двинулся на выручку хозяйке, но я оказалась ближе. Почему-то мне захотелось заступиться за урманку. Может, потому, — что все-таки мы были родней?
— Невелика удаль обидеть бабу, — вырастая перед тощим зачинщиком, громки сказала я.
Толпа стихла, Тора изумленно выгнула брови, а мужичонка задрал голову:
— Это еще кто такая?
— Для тебя велика честь знать мое имя! «Зачинщик» отступил. Я обвела толпу грозным взглядом. Кто-то из «гостей» отвернулся, кто-то уставился в , землю, но никто не осмелился наказать меня за дерзость. Люди везде одинаковы: кричат, шумят, клянутся сложить голову за своего вожака, но едва найдется кто-то посильнее — стихают и покорно ждут, что будет дальше.
— Тьфу! — сплюнула я. — Вояки! Скопом на бабу наседать! Не нравится вам Хакон, так и идите к нему! Или на ярла кишка тонка?!
— Да ты, да ты.. — забормотал мужичок. Урмане возмущенно загудели, но ко мне уже подоспел
Тормод и встал плечом к плечу. Его трясло от обиды, однако Тора молчала, и он тоже.
«Как вышколенный пес», — мимолетом подумала я и продолжала:
— Тоже мне, мужики! Позор, и только! Я повидала много земель, но нигде не случалось, чтоб гости обижали хозяйку! И не стыдно? Время готовиться к зиме, собирать урожай, а вы? Глотки друг другу грызете? А на что будете зимой жить? Чем скотину кормить?
По удивленным взглядам урман я поняла, что сказала как-то не так, и тут же боевой задор схлынул, а слова показались никчемными и бесполезными.
— А-а-а, да что с вами спорить! — Никем не остановленная, я выбралась из притихшей толпы, подошла к поваленному бревну и села спиной к воротам.
Тора еще долго увещевала бондов, а затем зацокали лошадиные копыта.
«Разъезжаются, — поняла я. —И чего полезла? Не могла смолчать…»
— А ты отважна.
Я обернулась. Сзади с улыбкой на губах стояла хозяйка усадьбы.
— Теперь я верю, что Бьерн мог любить тебя, — сказала она. — Вот только одно…
Я насторожилась. О чем это она?
— У нас корм для скотины на зиму не готовят, —засмеялась Тора. — Мы на всю зиму уводим скот в горы. Там хорошая трава и не так холодно…
Так вот почему они так удивились!
— А кто это приезжал? — мотнув головой в сторону ворот, спросила я.
— Тут по округе много усадеб. Эти люди оттуда. Злятся на ярла.
— На Хакона?
— На него… Хотят собрать тинг, объявить его вне закона, а потом поймать и убить.
— А почему они явились к тебе?
— У меня много земель в Римуле. Без моего согласия их решение — ничто, пустой звук. Но я не враг Хакону.
Ее выдала улыбка. Да, Тора была любовницей ярла Хакона, однако ничуть не стыдилась этого. На подобную жизнь отваживались немногие бабы. У урман, как и у нас, все решали мужчины. Даже не столько мужчины, сколько род. Родичи выдавали девку замуж, учили ее, как жить, влезали в ее душу, сердце и дела. Любить кого захочется и когда захочется могла только сильная и отважная женщина. Сестра Бьерна оказалась достойна своего брата.
— Мы с ярлом знакомы уже много лет, — продолжала она, — и я не собираюсь предавать его!
Мне припомнились слова одного из бондов. «Ярл уводит наших женщин», — сказал он. Каково было Торе слышать это!
— Но ярл предал тебя, — вырвалось у меня помимо воли.
Тора грустно кивнула:
— Да. Он мог сделать это, а я — не могу! Иногда я даже удивляюсь.
— Чему?
— Неважно.
Она отвернулась, а я вспомнила о Хаки. Если Тора хорошо знает норвежского ярла, то должна знать и Волка. До нее непременно дойдут слухи о смерти бер-серка и о том, кто его убил. А если рискнуть и открыться самой? Все рассказать, объяснить… В конце концов, у меня нет другой родни… Только рассказывать придется осторожно, с оглядкой, чтоб сразу понять — принимает она мою правду или нет, и вовремя остановиться.
— Я должна кое-что сказать тебе, Тора. Она оглядывала двор и уже почти забыла обо мне, однако услышала и с готовностью откликнулась:
— Говори.
— Я ведь правда была женой Бьерна.
— Даже если это не так, ты могла бы быть его женой.
— Это так!
— Пусть так, — улыбнулась она.
Я сглотнула комочек страха. Теперь все зависело от решения Торы, но лучше ей узнать обо всем от меня, чем от чужих людей. Сестра Бьерна не простит лжи. Зато честность и смелость придутся ей по нраву. А еще ей наверняка захочется пойти против законов рода. Она уже привыкла вести себя вызывающе и рискованно.
— Тебе все равно, как я появилась в Норвегии? — спросила я.
— Мне рассказывали что-то о Свейнхильд и о Хаки. Говорили, будто он послал за тобой человека через Мар-кир. Это, конечно, странно, потому что совсем недавно он сам вернулся из Свей.
Вернулся? Из Свей? Кто вернулся?!
Открыв рот, я уставилась на Тору, но она уже утратила интерес к разговору и направилась к хлеву со свиньями. Там за деревянной загородкой какой-то босоногий паренек отчаянно сражался с крупной, готовой вот-вот опороситься хавроньей и пытался отогнать ее в отдельный загон.
— Тора! — припустив за урманкой, закричала я. — Погоди!
— Ты пугаешь ее! — Не слыша моих воплей, Тора подскочила к пастуху. — Гони ее туда! Да не сюда, а туда!
Паренек метался меж круглых свинячьих боков, хлестал шуструю хавронью прутом и отчаянно ругался. Наконец Торе все это надоело. Не подбирая длинной юбки, она забралась в загон, оттолкнула пастушка и обеими руками уперлась в бок упрямого животного. Свинья хрюкнула и неохотно направилась на свое место.
