Ною хотелось кричать. Ему хотелось уйти от Каули, уйти от Бернекера, от блестевшего в свете луны канала, уйти от шальных пуль и закричать что есть силы.
Пулемет заработал снова. Все трое наблюдали за пролетавшими над головами трассирующими пулями.
— Этот сукин сын нервничает, — сказал Каули. — Такой не будет задавать вопросов.
— Раздевайтесь, — сказал Ной спокойным голосом. — Снимайте все на случай, если там глубоко. — Он начал расшнуровывать ботинки. По шороху справа он понял, что Бернекер тоже начал раздеваться.
— Я не буду раздеваться, — сказал Каули. — С меня хватит.
— Каули… — начал было Ной.
— Я с тобой больше не разговариваю. Достаточно я тебя наслушался. Я не знаю, черт возьми, что вы думаете делать, но мне с вами не по пути. — В голосе Каули зазвучали истерические нотки. — Еще там, во Флориде, я считал тебя сумасшедшим, а сейчас, я думаю, ты еще больше сумасшедший, чем тогда. Я же сказал, что не умею плавать, я не умею плавать… — Он уже почти кричал.
— Тихо ты, — резко прикрикнул Ной. Он готов был пристрелить Каули, если бы можно было сделать это без шума.
Каули замолчал. Ной слышал, как он тяжело дышит в темноте.
Ной раздевался не спеша. Он снял краги, ботинки, куртку и штаны, длинные шерстяные кальсоны, стянул сорочку и шерстяную нательную рубашку с длинными рукавами. Потом снова надел сорочку и аккуратно застегнул ее, так как в ней находился бумажник со схемой.
Холодный ночной воздух охватил его голые ноги. Он начал сильно дрожать.
— Каули, — прошептал он.
— Убирайся к черту, — огрызнулся тот в ответ.
— Я готов, — сказал Бернекер ровным, бесстрастным голосом.
Ной поднялся и начал спускаться вниз к каналу. Позади себя он слышал осторожные шаги Бернекера. Трава под босыми ногами казалась очень холодной и скользкой. Он пригнулся и пошел быстрее. Дойдя до берега, он не стал дожидаться Бернекера, а сразу же вошел в воду, стараясь производить как можно меньше шума. Но, входя в воду, он поскользнулся, голова его сразу ушла под воду и он порядком наглотался. Плотная, соленая вода попала в нос, он задыхался, болела голова. Ной отчаянно барахтался, пытаясь встать на ноги, и, когда, наконец, ему это удалось, оказалось, что голова его остается над водой. У берега, во всяком случае, глубина была не более пяти футов.
Он посмотрел вверх и увидел бледное пятно — лицо Бернекера, глядевшего на него. Затем Бернекер соскользнул в воду рядом с Ноем.
— Держись за мое плечо, — сказал Ной и тут же почувствовал через мокрую ткань рубашки, как пальцы Бернекера судорожно вцепились ему в плечо.
Они медленно двинулись по дну. Оно было вязким, и Ной ужасно боялся водяных змей. Под ноги то и дело попадались раковины, и Ной еле удержался, чтобы не вскрикнуть от боли, когда порезал палец об острый край. Они упорно шли вперед, ощупывая ногами каждую ямку, каждое углубление. Вода доходила Ною до плеч, и он уже чувствовал слабое течение морского прилива.
Снова застрочил пулемет, и они остановились. Однако пули пролетали высоко над головами и значительно правее: вероятно, пулеметчик стрелял наобум, просто в сторону немцев. Шаг за шагом они приближались к другому берегу канала. Ной надеялся, что Каули следит за ними и видит, что можно пройти по дну, что ему не придется плыть… Потом стало глубже. Ной почти совсем ушел под воду, но у Бернекера, который был на голову выше Ноя, рот и нос были пока еще над водой, и он помогал Ною, крепко держа его под мышки. Противоположный берег становился все ближе и ближе. Уже можно было чувствовать горьковатый запах соли и гниющих моллюсков — совсем как на рыболовецкой пристани в далекой Америке. Осторожно продвигаясь вперед, поддерживая друг друга, они высматривали на берегу место, где бы можно было быстро и бесшумно вылезти из воды. Берег был крутой и скользкий.
— Не здесь, — прошептал Ной, — не здесь.
Добравшись до берега, они остановились и прислонились к нему, чтобы немного передохнуть.
— Черт бы побрал этого сукина сына Каули, — выругался Бернекер.
Ной кивнул, однако в этот момент он не думал о Каули. Поворачивая голову вправо и влево, он оглядывал берег. Прилив становился все сильнее, у плеч журчала вода. Ной тронул рукой Бернекера, и они осторожно двинулись вдоль берега, по направлению прилива. Приступы озноба становились все сильнее и сильнее. Ной попытался стиснуть зубы, чтобы унять дрожь.
— Июнь, — тупо повторял он про себя, — июньские купанья на французском побережье при свете луны, в июне при лунном свете… — Никогда в жизни ему не было так холодно. Берег был крутой и скользкий от покрывавших его морских водорослей и слизи, и казалось, им до рассвета не найти подходящего места, где бы можно было выбраться из воды. У Ноя вдруг мелькнула мысль снять руку с плеча Бернекера, доплыть до середины канала и утонуть там тихо и мирно, раз и навсегда…
— Здесь, — прошептал Бернекер.
Ной взглянул вверх. Берег в этом месте обвалился. Неровные выступы заросли травой, из темной глины торчали закругленные камни. Но все же кое-где можно было поставить ногу.
Бернекер нагнулся и подставил свои руки так, чтобы Ной мог встать на них. С громким шумом и плеском Ною удалось с помощью Бернекера взобраться на берег. Он на секунду прилег на берегу, весь дрожа и с трудом переводя дыхание, потом быстро повернулся и в свою очередь помог Бернекеру выбраться на берег. Где-то совсем рядом застрочил ручной пулемет; пули просвистели мимо. Они побежали, оступаясь и скользя босыми ногами, навстречу полоске кустов, видневшихся шагах в сорока перед ними. Открыли огонь еще несколько автоматов, и Ной стал кричать: «Остановитесь! Прекратите огонь! Мы американцы. Из третьей роты! — кричал он. — Из третьей роты!»
Они добежали до кустов и залегли под их прикрытием. Теперь и немцы открыли огонь с другой стороны канала. Вспышки следовали одна за другой; Ной с Бернекером, казалось, были забыты в этой, ими же вызванной перестрелке.
Через пять минут огонь внезапно прекратился.
— Я буду кричать, — прошептал Ной. — Лежи тихо.
— Хорошо, — шепотом ответил Бернекер.
— Не стреляйте, — крикнул Ной, не очень громко, стараясь, чтобы его голос не дрожал. — Не стреляйте. Здесь нас двое. Мы американцы. Из третьей роты. Третья рота. Не стреляйте!
Он затих. Они лежали, крепко прижавшись к земле, дрожа и прислушиваясь.
Наконец послышался голос.
— Эй, вы, вылезайте оттуда. — Произношение кричавшего выдавало в нем уроженца Джорджии. — Поднимите руки вверх и идите сюда. Шагайте быстро и не делайте резких движений…
Ной тронул Бернекера. Они встали, подняли руки и двинулись по направлению голоса, звучавшего из глубины штата Джорджия.
— Господи Иисусе! — послышался удивленный голос. — Да на них не больше одежды, чем на ощипанной утке.
Теперь Ной знал, что они спасены.
Из окопа показалась фигура человека с направленным на них ружьем.
— Подойди сюда, солдат, — сказал человек.
Ной и Бернекер пошли, держа руки над головой, навстречу выросшему из-под земли солдату и остановились в пяти шагах от него.
В окопе сидел еще один солдат; не вставая, он направил на них дуло своей винтовки.
— Что тут, черт побери, происходит? — подозрительно спросил он.
— Нас отрезали, — ответил Ной. — Мы из третьей роты. Вот уже три дня пробираемся к своим. Можно нам опустить руки?
— Проверь-ка их личные знаки, Вернон, — сказал солдат из окопа.
Солдат, говоривший с южным акцентом, осторожно опустил винтовку.
— Стойте на месте и бросьте мне свои личные знаки.
Сначала Ной, а потом и Бернекер бросили свои личные знаки, с легким звоном упавшие на землю.
— Давай-ка их сюда, Вернон, — сказал солдат, сидевший в окопе. — Я сам посмотрю.
— Ты ничего не увидишь, — отозвался Вернон. — У тебя там темно, как у мула в…
— Давай их сюда, — повторил солдат, протягивая из окопа руку. Потом что-то щелкнуло: солдат нагнулся и зажег зажигалку, тщательно заслонив ее рукой, так что Ною совсем не было видно света.
Ветер усиливался, и мокрая рубашка хлестала по озябшему телу. Ной обхватил себя руками, чтобы как-то согреться. Солдат в окопе невероятно долго возился с личными знаками. Наконец он поднял голову и взглянул на них.
— Фамилия? — спросил он, указывая на Ноя.
Ной назвал свою фамилию.
— Личный номер?
Ной быстро назвал свой личный номер, стараясь не запинаться, хотя челюсти плохо повиновались ему.
— А что это за «И» стоит здесь на номере? — подозрительно спросил солдат.
— Иудей, — ответил Ной.
— Иудей? — спросил солдат из Джорджии. — А что это такое, черт возьми?
— Еврей, — ответил Ной.
— А почему же так прямо и не пишут? — обиженно спросил солдат.
— Послушайте, — сказал Ной, — вы что, собираетесь продержать нас здесь до конца войны? Мы же замерзаем.
— Ну идите сюда, — смилостивился солдат. — Будьте как дома. Минут через пятнадцать рассветет, и я вас отправлю на ротный командный пункт. Тут позади есть траншея, можете там укрыться.
