Производство и главное управление сего важного и славного намерения и всех его многообразных частей вверили мы нашему генерал-поручику графу Алексею Орлову, который в бытность свою теперь в Италии неподалеку от центра будущих ваших операций соединяет в себе все главному руководителю нужные и свойственные способности и дарования.
Мы ведаем из доношений его, что он начал уже заранее приготовлять и распоряжать потребные и конечно на первый случай достаточные пружины, но как при всем том одни его подвиги и обороты не могут навсегда довольны быть, ниже он теперь без собственных наших войск и морского содействия, что либо знаменитое предпринять, то в рассуждении сего и решились мы отправить в Средиземное море и далее в греческие и архипелагские воды эскадру кораблей ваших с деташементом сухопутного войска, с парком артиллерии и другими военными снарядами.
По удостоверению нашему о вашей к нам верности и усердию, к отечеству любви и отличном искусстве к службе знания вашего, посхотели мы поручить вам главную команду над сею в Кронштадте собранной эскадрой, которой сила и все в ней впредь для высажения на берег назначенное вам и без того уже известно…
Прежде всего имеет вам главным и непременным правилом служить, чтоб во все плавание вашего отнюдь не остановлять и не осматривать никаких христианским державам принадлежащих торговых судов, но паче по колику то от вас зависеть может, показывать им всякую помощь и приязнь, а особливо датским, прусским и английским, ибо намерение наше весьма удалено от самого малейшего утеснения чьей либо коммерции…
Скоро по выступлении вашем с эскадрою, отправится отсюда другая в трех линейных кораблях и двух фрегатах под командою контр-адмирала Эльфинстона. Он будет иметь повеление идти как наискорее к Дарданеллам и занять там в канале выгодную позицию для пресечения всего водяного в Царьград из Египта и других мест подвоза. Хотя, таким образом, цель экспедиции его будет совсем другая от порученного вам предмета и общих ваших с графом Орловым операций на твердой земле и в Архипелаге, однако тем не менее, держась каждый из вас своего особливого вида и не смешивая все вместе, взаимные ваши действия могут по близости быть друг другу не малой помочью и облегчением, чего ради и не оставите вы по востребованию обстоятельств содержать и производить между собой частое и полезное для дел наших сношение…
Употребление арматоров или каперов противу мореплавания неприятеля, хотя есть дело по существу принадлежащее к вашим морским операциям, но как польза и вред того происходящие относиться должны к христианским народам тамошних мест и потому более касаются до тех мер и распоряжений, которые от нас поручены нашему генерал-поручику графу Орлову, то и остается сей способ поиска над неприятелем в зависимости от общих наших с ним соглашений, по коим здесь вам ничего определенного предписать не возможно…
Итак, задача Г.А. Спиридову была поставлена. А 18 июля императрица и великий князь Павел Петрович (генерал-адмирал) посетили эскадру на Кронштадтском рейде. Здесь Г.А. Спиридов был пожалован орденом Св. Александра Невского, а С.К. Грейг и И.Я. Барш произведены в капитаны бригадирского ранга. Матросам было выдано месячное жалование «не в зачет».
Г.А. Спиридов. Выдающийся русский адмирал и флотоводец. Неизвестный художникНадо сказать, что не только Г.А. Спиридов сомневался в успехе экспедиции. Не верили в нее ни в Париже, ни в Лондоне. Во Франции были просто убеждены, что этот поход обречен на неудачу. Так, 27 июня 1769 г. Россионьоль направил герцогу Э.-Ф. Шуазелю следующее письмо: «Русская эскадра, предназначенная для оказания помощи монтенегрцам (восставшим черногорцам. — Авт.), готова и должна отправиться со дня на день. Она состоит из пяти военных кораблей, имеющих на борту русского генерала, только что произведенного в графы Империи (видимо, речь идет об А.Г. Орлове, но в действительности он находился тогда в Италии. — Авт.), пятьдесят офицеров различных званий и примерно полторы тысячи войск. Погрузили, как уверяют, большое количество оружия, военного снаряжения и провианта на семь месяцев. В целом же здесь весьма плохое мнение об этой операции. Это предубеждение основано на неопытности русских моряков и на низком качестве кораблей, непригодных для столь долгого плавания…».{1153}
Более того, во Франции были уверены, что дальше Балтийского моря русская эскадра все равно не пойдет, почему довольно долго спокойно относились к намерениям русских. Так, посланник в Париже Н.К. Хотинскии писал Н.И.Панину в сентябре 1769 г.: «Признаюсь, что такое скромное поведение и отзывы дюка Шуазеля меня удивили, да и во всем нашел я в нем нового человека, вид его был тихий, ласковый, смирный и больше обыкновенного учтивый. Он показался мне как будто устрашенным, и чаятельно реченная новость (о праве воспользоваться в случае надобности французскими гаванями) так его поразила, что он еще не опомнился, когда со мной о ней говорил. Здешнее министерство постоянно думало, что снаряжение наших эскадр останется столь же бесплодным, как и датских кораблей: погулявши по Балтийскому морю и давши этим сильную острастку шведам, возвратятся домой».{1154}
Англия, заинтересованная в сближении с Россией против Франции и решившая поддержать этот переход, также не очень верила в его исход. «Стремление довести до значительных размеров морские силы России, — высказывал свои соображения английский посол в Петербурге, — может быть выполнено лишь с помощью и содействием Англии, а никак не иначе. Но невозможно, чтобы Россия сделалась соперницей, способной внушить нам зависть, ни как торговая, ни как военная морская держава. По этой причине я всегда рассматривал подобные виды России весьма для нас счастливыми, ибо до тех пор, пока это будет выполнено, она должна зависеть от нас и держаться за нас. В случае ее успеха, успех этот лишь увеличить нашу силу, а в случае неуспеха — мы утратим лишь то, чего не могли иметь». Тем не менее, когда И.Г. Чернышев в конце августа 1769 г. сообщил Рошфору (руководившему тогда внешней политикой Англии. — Авт.) о походе эскадры Спиридова, тот воскликнул: «Какое смелое предприятие! Как бы я желал, чтобы мы были теперь в войне с Франциею: два соединенных флота наделали бы прекрасных вещей!».{1155}
Следует также отметить, что в целом подготовка экспедиции была осуществлена достаточно скрытно и известия о выходе русской эскадры в Средиземное море были полной неожиданностью для французского правительства (в частности, подготовка к переходу кораблей в Средиземное море проводилась под видом приготовлений к обычному практическому плаванию в Балтийском море).
Так или иначе, но первый дальний поход русского флота за пределы Балтийского моря начался. Правда, дата 19 июля является во многом формальной, поскольку эскадра Спиридова перешла в этот день лишь к Красной Горке. Только через неделю, 26 июля, эскадра действительно направилась в море. Ей предстоял путь длиной в 4500 миль (8300 км)! Иными словами, эскадре нужно было пройти Балтийское и Северное моря, пролив Ла-Манш, бурный Бискайский залив, обогнуть побережье Пиренейского полуострова, миновать Гибралтарский пролив и, наконец, пересечь всю западную часть Средиземного моря. Для флота, которому даже путь вокруг Скандинавии представлялся дальним, это действительно было огромное испытание. Чтобы представить состояние моряков, достаточно вспомнить, какой ужас зачастую одолевал мореплавателей, впервые оказывавшихся в новых морях. Вот, что пишет об этом П.В. Ланге: «…Совершенно ясно, что страдания, болезни и мятежи судовых команд для капитанов, отправлявшихся на поиски таинственных земель Южного моря, вовсе не были единственной и к тому же весомой причиной столь поспешного пересечения Тихого океана. Скорее, постоянное чувство неизвестности, незнания своего местонахождения побуждало некоторых из них прерывать начатое плавание и направлять корабли к знакомым берегам…».{1156}
Каким же тяжелым оказался этот поход эскадры Г.А. Спиридова! Всплыли все проблемы русского флота: старость и ненадежность многих кораблей, низкое качество рангоута, такелажа и парусов, распространение болезней среди личного состава (только за первых два сравнительно теплых месяца Г.А. Спиридов потерял около 100 человек умершими и 500 больными!) и т. п. Вот что писал по этому поводу Е.И. Арене: «Корпуса и рангоут судов были непрочны… расходились стыки наружной обшивки, а в результате появлялась сильная и опасная течь, как хроническая болезнь флота того времени… Слабый такелаж, плохо сшитые паруса, неумело выкованные якоря и ненадежные канаты — все это делало и якорные стоянки далеко не безопасными».{1157} Как следствие, уже в августе линейные корабли «Св. Евстафий Плакида» и «Святослав» из-за неисправностей вынуждены были вернуться в Ревель для ремонта: на первом сломалась фок-мачта, на втором открылась сильная течь. В шканечном журнале «Святослава» записано: «Тем штормом (9 августа. — Авт.) и большим волнением, по его (корабля. — Авт.) валкости и вышине, к тому ж и по конструкции построенного юта, повалило на бок, так, что в порты верхнего дека весьма поддавало, а в палубе некоторые кницы треснули и от которого приключения вдруг показалось воды свыше ординарной 4 фута».{1158} А 16 сентября у берегов Швеции разбился пинк «Лапоминк».
