Лайя потушила сигарету, закрыла лицо руками и разрыдалась. После секундного колебания Тесса наклонилась к ней и, желая утешить, положила руки на ее сотрясающиеся плечи. Наконец Лайя успокоилась.
— Дэвид... — своим высоким, почти детским голоском произнесла она.
— Дэвид Манли Фултон? — спросил Кингдон.
— Да, Дэвид.
— Что с ним? — В Кингдоне закипал гнев. — Передумал насчет твоего участия в «Умирающем лебеде»?
— Он уже ничего не может передумать! — Глаза Лайи сверкнули. — Он мертв!
— Мертв... — эхом отозвалась Тесса.
— Дэвид Манли Фултон?! — воскликнул Кингдон. — Как же так?..
— Его застрелили!
— Может, это самоубийство? — спросил Кингдон.
— Он убит, — ответила Лайя.
Тесса снова положила свою руку ей на плечо, утешая.
— Почему об этом ничего нет в газетах? — спросил Кингдон.
— Еще никто не знает.
Кингдон бросил на жену острый взгляд.
— А тебе кто сказал?
В столовой повисла пауза. Слышалось только шумное прерывистое дыхание Лайи.
— Лайя!
— Я сама видела. — Она содрогнулась. — Он лежит поперек кровати. Лежит и смотрит в потолок. Я так испугалась, что сама чуть не умерла. Я не знала, что делать. Я не знала! Я так испугалась! И тогда позвонила тебе...
— Почему мне? Почему не в полицию? — После паузы Кингдон спросил вдруг: — А что ты вообще у него делала?
Лайя вновь закрыла лицо руками.
— Кингдон, — прошептала Тесса. — Не торопи ее.
— Наоборот! — вскричала Лайя. Ее щеки были в разводах от потекшего грима. — Каждая секунда дорога! Помнишь, я попросила у тебя развод?
— Чтобы посвятить себя искусству, — сказал Кингдон.
— Не только. Я собиралась выйти замуж.
— За Фултона?! — воскликнул Кингдон потрясенно.
— Да, за Дэвида.
— Но ведь всем известно, что он...
— В этом-то все и дело. С одной стороны, он гомик, а с другой... Словом, ему нравятся и мужчины, и женщины... Ну, ты понял, что я имею в виду. Прошлой зимой он нанял на должность секретаря одного мальчишку. А мальчишке нужны были деньги, и он пригрозил разоблачить Дэвида. У Дэвида было «это» не только с ним. Он рассказывал ему и о других своих любовниках. Порой они занимались «этим» чуть ли не в открытую! — Она говорила, все повышая и повышая голос и все менее связно. — А ты знаешь, как тут все боятся скандала. Дэвид Манли Фултон — один из самых талантливых наших режиссеров, но на это никто бы не посмотрел. Подобные разоблачения могли убить его! Для того, чтобы как-то опередить события, он и собирался жениться на мне.
— И тем самым доказал бы свою преданность искусству, — заметил Кингдон. — И твою тоже!
Лайя не обратила внимания на его язвительный тон.
— Дэвид сказал, что, если я стану его женой, он меня вознесет на Олимп!
— Что-то не пойму, — задумчиво произнес Кингдон. — Где логика? Пока что я еще твой муж. Да, мы не хотели детей и, возможно, это достаточное основание для развода. Пусть так. Но ты разве не знаешь, сколько времени занимает процесс развода по церковным канонам? Годы! Ты ведь католичка.
— Я не собиралась ждать решения церкви. Не собиралась ни исповедоваться, ни причащаться, — опустив глаза, сказала она. — Завтра мы должны были улететь в Мексику. Там я быстренько оформила бы гражданский развод. И мы бы поженились. Это показало бы всем, что его секретаришка лжет!
— Каким образом?
— Ну, тебе же известна моя репутация любовницы. В газетах написали бы, что Дэвиду Манли Фултону удалось отбить меня у тебя.
— Ловко придумано, ничего не скажешь, — сказал Кингдон.
Лайя только пожала плечами и развела руками, давая понять, что осознает свою вину. Это тронуло Кингдона. У него имелись все основания, чтобы ненавидеть и презирать Лайю, но как он мог ее ненавидеть, если она раскрыла все свои карты? Ее честность всегда выглядела в его глазах смягчающим обстоятельством.
— Слуга приходит поздно, и я выбралась с утра пораньше к Дэвиду, чтобы обсудить последние мелочи. И... нашла его мертвым. Лежит... на кровати и смотрит в потолок... — Голос у Лайи срывался.
Тесса мягко проговорила:
— Но теперь ты в безопасности.
— Нет! Какая, к черту, безопасность?!
— Тебя что, заметил сосед? — спросил Кингдон.
— Я всегда останавливаюсь в самом конце аллеи и вхожу через черный ход, переодевшись уборщицей.
— Синдром лицедея, — съязвил Кингдон. — В чем же проблема?
— У него в доме остались кое-какие мои вещи.
— Что за вещи? Оружие?
— Кингдон... — с упреком в голосе произнесла Тесса.
— Я же сказала! — пронзительно крикнула Лайя. — Он был мертв, когда я вошла в дом!
— Спокойно, Лайя, спокойно. Не надо было мне так шутить, извини. Я ни в чем тебя не обвиняю. Что это за вещи?
— Дневник и... некоторые личные вещи. Кингдон! Прошу тебя, Кингдон! Забери их оттуда!
— Полиция заинтересуется моим визитом.
— Никто еще ничего не знает! — возразила Лайя. — Слуга придет не раньше десяти, а то и позже.
— Личные вещи... что ты имеешь в виду?
— Я оставила у Дэвида кое-что из белья. Дэвиду нравилось женское белье.
— Губа не дура, — заметил Кингдон, вспомнив ее крепдешиновые трусики, тончайшие бюстгальтеры и прочее. На каждом предмете ее белья была вышита белая лилия. — Но ты, Лайя, просто идиотка!
— Если полиция доберется до моего белья, я в жизни больше не получу ни одной роли!
Он хотел было сказать, что, принимая во внимание ее нынешние успехи в кинематографе, риск будет невелик. Но промолчал.
«Мне нельзя идти туда, — подумал он. — Только не сейчас». Он припомнил все последние дни, прожитые с ощущением ничем не омраченного счастья. Тесса! Он взял блинчик и разломил его на две части. Старался не встречаться глазами с обезумевшей от отчаяния заплаканной Лайей. Лайя. Она ждала от него только согласия. Он еще ни разу не отказывал ей в помощи. Всегда поддерживал ее. В нем говорило то ли чувство вины, что женился на ней, тогда как любил Тессу, то ли сочувствие к этой одержимой кинематографом бедняжке.
И вот теперь она снова пришла к нему за помощью.
— Мне конец, — ныла она.
— Не будь меня, ты бы пошел? — тихо спросила его Тесса.
— Но ты же есть.
Лайя снова разрыдалась и принялась раскачиваться взад-вперед. Глядя, как сотрясается ее худенькое тельце, Кингдон понимал, что его шантажируют.
Тесса пристально смотрела на него.
Наконец он отодвинул стул.
— Где этот великий любовник прятал твои трусики? — поинтересовался он.
3
Кингдон выехал на бульвар Уилшир и повернул в сторону Лос-Анджелеса. Он вспомнил слова Лайи, что она всегда оставляла машину на аллее, ведущей к дому, и решил поступить так же.
