желаю знать, почему мы не могли провести все эти годы во сне. Если ты хотел лучшего мира для всех, то почему бы не доставить нас туда? К чему столько страданий?
Турман не шелохнулся.
– Скажи – почему? – Голос Дональда дрогнул, но он сделал вид, что с ним все в порядке. И поднял опустившийся ствол.
– Потому что никто не должен знать, – отозвался наконец Турман. – Это должно умереть вместе с нами.
– Что именно?
– Знание, – ответил Турман, облизнув губы. – То, что мы не включили в Наследие. Способность убить мир нажатием кнопки.
– И ты думаешь, что люди не откроют эти знания снова? – рассмеялся Дональд. – Все эти способы самоуничтожения?
Турман пожал обнаженными плечами. Исходивший от них пар рассеялся.
– Со временем. Но это дольше, чем прямо сейчас.
Дональд указал пистолетом на капсулы вокруг:
– И поэтому все они тоже обречены. По твоему плану мы должны выбрать одно племя, посадить в один звездолет, а все остальные уничтожить. Такой Пакт вы заключили?
Турман кивнул.
– Что ж, кто-то нарушил ваш Пакт. И этот кто-то поставил меня на твое место. Теперь я здесь Пастырь.
Глаза Турмана распахнулись, а взгляд переместился с пистолета на именную табличку Дональда, прицепленную к воротнику. Стук его зубов смолк – у него отвисла челюсть.
– Нет, – выдавил он.
– Я никогда не просил об этой работе, – сказал Дональд больше себе, чем Турману.
Пистолет в его руке перестал дрожать.
– Я тоже, – возразил Турман.
И Дональд опять вспомнил о тех заключенных и охранниках. Сейчас он мог находиться в капсуле. И любой другой мог стоять здесь с пистолетом в руке. Это была система.
Он еще очень о многом хотел спросить и много чего сказать. Он хотел обратиться к этому человеку, что был для него почти отцом, и узнать, какой в том смысл, если отцы способны проявлять такую же жестокость, как и любовь? Хотел обвинить Турмана в том, какой ущерб тот причинил миру, но при этом Дональд понимал, что ущерб был причинен уже давно, причем необратимый. И наконец, какая-то его часть хотела умолять Турмана о помощи, освободить его, а самому занять его место, сжаться в капсуле и заснуть – та его часть, которая узнала, что быть военнопленным гораздо легче, чем конвоиром. Но наверху ждала его сестра. И вопросов у них накопилось достаточно. А в одном из укрытий неподалеку происходила трансформация, заканчивалось восстание, и Дональд хотел увидеть, чем это обернется.
Все это, и не только, промелькнуло в сознании Дональда. Уже совсем скоро Уилсон усядется за свой стол и может взглянуть на экран как раз в тот момент, когда на него будет выведено изображение с нужной камеры. И хотя рот Турмана уже приоткрылся, когда он захотел что-то сказать, Дональд понял: он совершил ошибку, разбудив его, чтобы выслушать объяснения. Здесь он почти ничего не узнал.
Турман подался вперед.
– Донни, – прошептал он.
И потянулся связанными руками к пистолету. Руки его двигались медленно и неуверенно, если и с надеждой – как решил Дональд – выхватить пистолет, то лишь затем, чтобы вставить ствол в рот и нажать на спуск, как сделал Виктор: такая печаль стояла в глазах старика.
Руки Турмана пересекли край капсулы и почти достигли пистолета. И Дональд едва не отдал ему оружие, лишь бы посмотреть, что он с ним сделает.
Но вместо этого он нажал на спусковой крючок. Пока не передумал.
Выстрел прозвучал чрезмерно громко. Блеснула яркая вспышка, грохот разнесся над тысячами спящих, и Турман рухнул обратно в гроб.
У Дональда задрожали руки. Он вспомнил свои первые дни в офисе, и все, что сделал для него этот человек, и ту их встречу в 2049 году, когда его наняли на работу, для которой у него едва хватало квалификации. Наняли для работы, смысла которой он сначала не мог понять. То первое утро, когда он проснулся конгрессменом и понял, что лишь горстка избранных стоит у руля могущественной нации, наполнило его смесью страха и гордости за свой успех. И все это время он был пациентом, который возводил стены собственной лечебницы.
На этот раз все будет иначе. На этот раз он примет на себя ответственность и поведет за собой людей, не испытывая страха. Он и его сестра. Они узнают, что́ в мире не так, и исправят это. Восстановят порядок во всем, что было изуродовано. В другом укрытии начался эксперимент, смена караула, и Дональд намеревался увидеть результат.
Он захлопнул крышку капсулы. На ее блестящей поверхности остались розовые пятнышки. Дональд кашлянул и вытер рот. Сунул пистолет в карман и зашагал к выходу. После совершенного у него бешено колотилось сердце. А капсула с мертвецом внутри негромко гудела.
101
2345 год
Год тридцать четвертый
УКРЫТИЕ 17
Соло пропустил веревку через ручки пустых пластиковых бутылей. Те соприкоснулись, издав нечто вроде звучной музыки. Подхватив рюкзачок, он постоял немного, почесывая бороду и вспоминая. Что же он забыл? Хлопнув по груди, он проверил, на месте ли ключ. Старая привычка, от которой он все никак не мог избавиться. Ключа, разумеется, там больше не было. Он сунул его в ящик стола, когда запираться уже не оставалось смысла, потому что бояться стало некого.
Он прихватил два мешка с пустыми консервными банками, с досадой отметив, что огромная куча мусора почти не уменьшилась. Заняв обе руки и громыхая при ходьбе, он зашагал по темному коридору к столбу света на дальнем его конце.
Чтобы перенести все наверх, пришлось дважды подниматься по лестнице. Он прошел между черными серверами, многие из которых за минувшие годы выключились – наверное, перегрелись. Чтобы открыть дверь, пришлось сперва отодвинуть шкаф для бумаг. В укрытии не осталось замков и людей, но и дураков тоже. Он потянул массивную дверь, ощущая за ней, как всегда, присутствие отца, и вышел в большой мир, наполненный лишь призраками и настолько плохими вещами, что он не хотел о них думать.
Пустые коридоры на его этаже были ярко освещены. Соло на ходу помахал в сторону известных ему камер. Он часто думал, что когда-нибудь увидит на мониторах себя, но камеры уже давным-давно перестали работать. Кроме того, для этого ему пришлось бы раздвоиться: чтобы один стоял и махал, а второй сидел перед монитором. Он даже посмеялся над тем, каким глупым когда-то был. Ведь он Соло.
Выйдя на лестничную площадку, он вдохнул свежий воздух и с тревогой подумал о высоте. Ему сразу вспомнилась поднимающаяся вода. Скоро
