«Все завалены работой, – писал я в эти дни. – Свердруп шьет мешки и матрацы, которые будут положены на нарты в качестве подстилки под каяки, им придается форма соответственно форме днища каяков. Йохансен и еще один-двое из товарищей набивают мешки пеммиканом, который приходится нагревать, а затем разминать и сплющивать, чтобы он служил хорошим ложем для наших драгоценных каяков. Затем эти четырехугольные плоские мешки выносят на мороз, и они затвердевают, как камень, и прекрасно сохраняют свою форму. Блессинг сидит наверху в рабочей каюте и переснимает фотографии, копий с которых у меня еще нет. Скотт-Хансен составляет карту пройденного нами до сих пор пути и описывает для нас свои наблюдения и т. д. и т. д. Короче говоря, нет ни одного человека, который не чувствовал бы, что время нашего отъезда приближается, и, пожалуй, камбуз – единственное место, где под управлением Ларса все идет своим ненарушимым ходом».
Наблюдение 7 февраля дало 83°32,Т северной широты и 102°28 восточной долготы. Значит, нас снова отнесло к югу. Но это неважно, что такое для нас двумя милями больше или меньше!
«Воскресенье, 10 февраля. Сегодня было настолько светло, что я в 1 ч дня довольно свободно мог читать «Verdens Gang», повернув газету к рдевшей на небе заре. Если же лист был повернут к луне, стоявшей низко на севере, дело шло хуже.
Перед обедом я предпринял короткую поездку на нартах. В упряжке шли Гулен, Сузина (две молодые собаки) и Кайфас. Гулен еще ни разу не ходил раньше в упряжке, но пошел довольно хорошо. Правда, вначале он плохо понимал, чего от него требуют, но вскоре освоился, и, я думаю, со временем, если его хорошо объездить, из него выйдет отличная ездовая собака. Сузина, имевшая небольшую практику прошлой осенью, вела себя, как старая ездовая собака. Снег твердый, и собаки легко тащат нарты. Под ногами – твердая опора, и вместе с тем лед не торчит острыми колючками и не режет им лапы. Однако путь не всюду гладкий, да и снег, наметенный вьюгами, слишком сух. Где лед ровен и удобен для езды, я надеюсь делать хорошие дневные переходы. Быть может, нам удастся достигнуть цели и раньше намеченного срока. Но нельзя отрицать, что путь предстоит дальний. Вряд ли кто-нибудь и когда-нибудь так решительно сжигал за собой все свои корабли. Если мы захотим вернуться назад, позади у нас нет ничего, даже пустынного берега, к которому мы могли бы направиться. Найти снова судно невозможно, а впереди – великая неизвестность. Для нас есть только один путь – вперед, напрямик – все равно, по суше или морю, по ровному или исковерканному пути, по сплошному льду или по льду и воде, и я глубоко убежден, что вперед мы пробьемся. Даже если на пути нашем станет самое худшее: суша и нагроможденный сжатиями лед».
«Среда, 13 февраля. Подушки из пеммикана и сушеных ливерных паштетов готовы. Каяки получат великолепную подстилку. Такие «мясные» подушки едва ли кто-нибудь когда-либо делал до сих пор. Под каждым каяком лежат три подушки, плотно пригнанные к саням. Сверху им, как я уже говорил, придана форма днища каяка. Каждая из них весит 50–60 кг. Отдельно каждый мешок весит около 1,5 кг. Все мясное продовольствие в целом (пеммикан и сушеные ливерные паштеты) в трех подушках весит 160 кг. Каждый из нас получил легкий спальный мешок из пыжикового меха. Я и Йохансен попробовали поспать в них сегодня под открытым небом, но оба нашли, что спать в них холодновато, хотя было всего -37 °C. Быть может, мы были слишком легко одеты под нашей волчьей одеждой. Сегодня ночью мы повторим наш опыт, одевшись немного потеплее».
«Суббота, 16 февраля. Снаряжение по-прежнему подвигается вперед, но тем не менее еще остаются разные требующие времени мелкие приготовления. Не знаю, будем ли мы готовы тронуться в путь в среду, 20 февраля, как я наметил. День теперь настолько светлый, что мы могли бы, в сущности, выступить и раньше среды. Но лучше, быть может, день-два обождать.
Три паруса для саней тоже готовы. Они сделаны из самой тонкой хлопчатобумажной ткани, имеют в ширину 2,2 м и в длину 1,3 м. Рассчитаны они на одиночные нарты, но могут быть соединены и составят тогда парус для двух связанных вместе нарт. Я думаю, что они сослужат нам хорошую службу. Вес каждого паруса 0,6 кг. Большая часть продовольствия уже упакована в мешки.
Сегодня вечером снова был сильный напор льда на севере и северо-западе. Ярко горит северное сияние».
Часть II
Глава первая
Неудачное выступление в путь. Снаряжение
«Вторник, 26 февраля (1895 г.). Наконец настал наш день, великий день выступления в путь. Много недель прошло в неустанной работе. Собирались мы тронуться еще 20-го, но несколько раз отъезд откладывался; все еще оставалось докончить то одно, то другое или сделать лучше. День и ночь голова полна забот, ничего нельзя забыть. О, это постоянное напряжение! Ни минуты отдыха, ни на минуту нельзя сложить с себя ответственность, дать волю мыслям, помечтать. Нервы напряжены от утреннего пробуждения и до поздней ночи, когда глаза смыкает сон. Мне хорошо знакомо это состояние! Оно приходит всякий раз, когда наступает момент отправления, и путь к отступлению отрезан. Но еще никогда не проходил я так полно это испытание, как теперь.
Последние ночи я не ложусь спать раньше половины четвертого или половины пятого утра. Дело не только в том, что надо взять с собой все необходимое. Ведь остается судно; командование и вся ответственность переходят в другие руки. Нужно ничего не забыть из того, что передается остающимся, не упустить из виду ничего, – научные наблюдения и исследования должны продолжаться своим чередом так, как они шли до сих пор».
Вот настал и последний вечер нашего пребывания на «Фраме». Мы собрались на прощальное собрание. Удивительно грустным образом переплетались воспоминания о прошлом, обо всем пережитом здесь, с надеждой и верой в то, что принесет с собой будущее. Спать я не ложился до самого утра: надо было послать письма и последние приветы домой на случай непредвиденного. И еще одно из последних дел – написать инструкцию Свердрупу, которому я передавал командование над экспедицией[213].
«Теперь, наконец, должно бы успокоиться сердце. Пришло время работать ногам и рукам. Утром все было готово к выступлению в путь. Пятеро товарищей, Свердруп, Скотт-Хансен, Блессинг, Хенриксен и Мугста, пожелали проводить нас и взяли с собой нарту и палатку. Вот и утро. Четверо нарт нагружены и увязаны; собаки запряжены. Завтрак сервирован на скорую руку, по-походному. Запили его мальц-экстрак-том. Сердечные рукопожатия на прощание, и мы двинулись в путь. Было ветрено, шел снег. Я пошел впереди, прокладывая путь, за мной Квик, запряженная коренником в первые нарты. За нами гуськом среди громких окриков, щелканья бичей и собачьего лая следовали остальные нарты. С кормы «Фрама» загремел салют: выстрел за выстрелом прорезал снежную метель. Тяжело нагруженные нарты медленно подвигались вперед; они совсем останавливались, когда подъем становился слишком крут; тогда всем приходилось спешить на помощь, так как сил одного человека явно не хватало. Зато по ровному, гладкому пути нарты неслись, как ветер, и лыжники едва за ними поспевали. Мне тоже приходилось мчаться во всю мочь, чтобы не запутаться в постромках, едва меня нагоняли нарты.
