— Ох, мамочка… — умоляюще прошептала Динка. — Возьми его скорей!
— Пошлем телеграмму, да, мамочка? — взволновалась Мышка.
— Конечно, пошлем, это же папин друг! — поддержала сестер Алина.
— Надо бы взять Никича, — несмело отозвался Леня. — Я бы здесь поухаживал за ним…
— Возьмем-то возьмем, об этом и речи нет, но, может быть, лучше подождать весны? Как бы он не простудился дорогой… — озабоченно сказала Марина. Но Алина деловито предложила;
— Надо его самого спросить, когда ему лучше приехать!
— А пока давайте писать ему каждый день! — самоотверженно сказала Мышка она терпеть не могла писать письма и никому не писала.
— Мышка, может, не соберется, а я буду! — пообещала Динка.
— Да хоть бы вы по очереди писали, а то такие лентяйки, не можете лишний раз послать старику привет, — расстроилась Марина.
В письме дяди Леки было сообщено, что у Кати родился мальчик, что сама Катя здорова, но мальчик часто простужается. О себе дядя Лека писал, что никак не может добиться от своего графа перевода в одно из черниговских имений, что граф купил землю в Крыму и хочет отправить его туда наблюдать за постройкой винного завода.
«…Ну, это мы еще посмотрим, — писал дядя Лека. — Теперь, родные мои, несколько слов о том, что вас больше всего интересует. Некоторые из наших знакомых выехали в Финляндию, в том числе и Скворцов…»
— Папа… — прошептала Мышка, Марина сияющими глазами посмотрела на детей.
— Бог знает, что я уже передумала…
— Скворцов — это папа? Он уже Скворцов? — шепотом допытывалась Динка.
— Ну да… Тише ты! Не повторяй зря, — остановила ее Алина. — Мама, читай…
— Что еще про папу? — нетерпеливо заглядывая в письмо, торопили девочки.
— Да… Значит, он был председателем… В первый раз мы не вместе… Интересно, как прошел съезд… Но тут об этом ничего нет… Ах, вот еще что-то о папе…
«Скворцов передал мне через Кулешу деньги для вас. Забыл сказать, что Скворцов работает инженером путей сообщения… И еще у меня есть приятная весточка для вас — виделся я тут кое с кем из товарищей, все очень тепло расспрашивали о вашей жизни, о здоровье детей… И еще один человек, который подарил вам свою книжку «Моя новая мама», особенно интересовался, как ведет себя Динка…»
— Я? — встревожилась Динка. — Это про меня?
— Ну конечно… Вот читай… — показывая ей письмо, подтвердила Марина.
— Ай-ай-ай! Вот видишь! Там, наверно, всё знают! — пугнула сестру Мышка, с трудом удерживая смех.
— А что же знают? Что знают? — не на шутку встревожилась Динка, — Я хорошая девочка… Я ничего такого не делаю…
— Но что-то дошло до них, уж там напрасно говорить никто не будет! — серьезно подбавила Алина.
— Да нет, — робко улыбнулась Динка. — Они просто ошиблись… Им про кого-нибудь другого сказали, а они подумали про меня… Правда, Леня?
— Да уж не знаю — правда ли, нет ли, — откашливаясь в кулак, пробормотал Ленька. — Вот мама напишет, как и что…
— Конечно! Ты напиши, мама: Динка хорошая девочка, даже голоса ее в доме не слышно… Ох, я делаюсь больной! — с огорчением сказала Динка.
Всем сделалось ее жаль.
— Ну, так это все выяснится? Правда всегда всплывет наверх, ты не беспокойся! — успокоила сестренку Алина.
— Нет, пусть мама сама напишет, а то, может быть, ничего и не всплывет, а я буду плохая! — закапризничала Динка.
— Я напишу, напишу! Давайте дочитаем письмо! Вот тут еще несколько строчек Лёне… Вот:
«…Ты, Леонид, там единственный мужчина, поэтому на тебя, вероятно, самые большие шишки валятся, но ты помни, что главное твое дело — учиться, все остальное суета сует! Пиши мне, если что нужно, я ведь для тебя такой же дядя Лека, как и для девочек..» Леня с гордостью выслушал эти строчки и смущении сказал:
— Какие тут шишки? И мужчин у нас не один, а двое… Я да Вася!
— Подумаешь! — фыркнула Алина. — Ты одних лет со мной… И не воображай, пожалуйста… Он да Вася! Какие мужчины нашлись!
— Ну, не спорьте, не спорьте! Вечно вы из-за всякой ерунды цепляетесь друг к другу! Пишите лучше письма! Я тоже сейчас напишу Никичу, что мы всегда будем ему рады, пусть едет когда хочет!
Девочки уселись писать письма. Динка звала дедушку Никича и просила его перед отъездом сходить на берег Волги, низко-низко поклониться и сказать, что одна девочка, Динка, — может, вспомнит Волга — вихрастая такая, на утесе часто сидела, будет помнить ее… по гроб жизни…
Динка громко засопела и, заслюнив свой конверт, поспешно выбралась из-за стола.
Глава восьмая
СМЕХ И СЛЕЗЫ
Над головой Динки сгущались черные тучи… Уже не раз классная дама вызывала в учительскую Алину и жаловалась ей, что во время уроков девочка смешит подруг, а на переменках устраивает целые представления, копируя учителей и даже начальницу.
Алина чуть не плакала. Она училась на пятерки, и ее поведение, так же как отметки и поведение Мышки, служили примером для других учениц.
— Мама, делай что-нибудь с Динкой, она же позорит нашу семью! — в отчаянии жаловалась матери Алина.
Но Марина так закружилась со всеми своими делами, с уроками стенографии, которую она теперь изучала, надеясь получить более выгодное место, что когда поздно вечером наконец добиралась домой, то глаза у нее закрывались от усталости.
— Оставьте вы мать в покое, сами как-нибудь разберемся! — с досадой говорил Леня.
Алина обрушивалась с упреками на Леню:
— Вот видишь, ты занялся своим ученьем, торопишься подготовиться к экзаменам, а что вытворяет твоя Макака, тебе и дела нет, да? А мне стыдно смотреть в глаза ее учительнице!
Леня требовал ответа от Динки;
— Нет, ты мне скажи правду: что ты там делаешь, за что на тебя все жалуются?
— Да почем я знаю? — невинно удивлялась Динка. — Просто, когда меня вызывают, девочки смеются…
— Так не ты смеешься, а они?
— Конечно, они.
— Ну вот! — с возмущением говорил Леня. — Собрали полный класс дурочек и жалуются!
— Нет, почему дурочек? Просто им смешно, они и и смеются?
— Ну, а я про что говорю? Какому это умному человеку в классе смешно? Ясно, только дураку! Насажали дур, а при чем тут ты?
Динка скромно пожимала плечами. Но однажды в субботу, просматривая Динкин дневник, Марина увидела тройку.
— Тройка по русскому? Устный русский? У тебя же всегда было пять… И вообще, что там случилось с тобой, Диночка? Алина говорит, что на тебя жаловалась учительница…
Субботний вечер, единственный за всю неделю, был отдыхом для Марины; в этот день она приходила пораньше, и дети старались ничем не огорчать ее. Динка обвела взглядом хмурые лица сестер, увидела возмущенное лицо Лени и, чувствуя глубокое раскаяние, тихо сказала:
— Не волнуйся, мамочка! Я попрошу прощенья у учительницы…
Марина сразу насторожилась:
— Попросишь прощенья? Значит, ты виновата?.
— Нет, конечно… Но если уж она ко мне придралась…
— Ни за что не поверю, чтобы человек просил прощенья, если он не виноват… Ты знаешь. Дина, сегодня мой единственный свободный вечер, я хотела поиграть вам, да еще мне надо перевести две странички по стенографии, поэтому не старайся выкручиваться, а говори: что, по-твоему, надо сделать, чтоб на тебя не жаловались?
Динка вспомнила все свои ужимки и гримасы, которыми она развлекала класс, и скромно поджала губы.
— Надо стать серьезной.
— Я думаю, давно пора, ведь тебе скоро десять лет… Динка была рада переменить тему.
— Мне в апреле, мамочка… целых десять лет! Правда, как быстро идет время! День за днем, день за днем…
— Дина, не хитри… И не притворяйся дурочкой. Если ты и в классе притворяешься такой дурочкой, так не мудрено, что все подруги над тобой смеются!
— Вот в том-то и дело, что там без нее этих дур полный класс насажали!.. — вмешался Леня.
— Ну, это утешенье ты оставь для себя, — перебила его Алина.
— А когда артист выступает, так тоже все смеются, — вскинулась задетая за живое Динка — Если в цирке, например…
