пять я расписывался в полном бессилии в управлении своими разъезжающимися и непослушными лыжами.
Дело в том, что лыжи «Fisher», на которых я шел после смены креплений и ботинок, не имели металлических подрезов, как лыжи «Rossignol», а потому были совершенно неуправляемы на взъерошенной твердыми как камень снежными надувами и застругами поверхности ледника. Когда я взбирался на очередной ледяной гребень, все мое внимание переключалось на ноги. Я всячески старался не допустить того, чтобы лыжи, с одной стороны, не перехлестывались, с другой – не расползались очень широко. Иногда это удавалось, и я, к большому разочарованию внимательно наблюдавшей за мной лохматой аудитории, сохранял зыбкое равновесие, по крайней мере до следующей неровности рельефа. Наиболее коварными были заструги с крутым склоном в направлении, перпендикулярном направлению моего движения. Вот тут-то и сказывалось отсутствие подрезов. Большинство моих попыток удержаться на крутом склоне, поворачивая лыжи, как полагается, под прямым углом к поверхности склона, были, мягко сказать, неудачными. Ноги подкашивались, и я падал плашмя, вызывая буквально бурю собачьего восторга, а также небывалый всплеск их энергии и желания немедленно прибыть к месту падения их недавнего и столь недостижимого кумира. Естественно, это желание не было продиктовано какими-то гуманными соображениями. Они буквально лезли вон из своих потрепанных шкур вовсе не для того, чтобы оказать мне помощь или хотя бы помочь подняться. Нет! Весь многолетний опыт их работы в упряжках подсказывал, что чем скорее они доберутся до точки, где обрывается след лыжни, тем скорее последует долгожданное «Во-о-оо-оу!», означающее вожделенную остановку и, стало быть, какой-никакой, пусть даже очень короткий, но отдых! Джеф не менее внимательно следил за моими сольными спортивными – с элементами бальных – танцами на бесконечной белой и снежной сцене. Он боялся пропустить момент моего падения, а точнее, следующего за ним рывка своей упряжки. При практически пустых нартах собаки были способны развить в момент рывка скорость до 20–25 километров в час, так что даже легендарный Гунде Сван, выигравший всего четыре месяца назад олимпийское золото по лыжным гонкам, не смог бы достать упряжку, прозевай он момент рывка. У Джефа, занимавшего в лыжном рейтинге нашей сборной почетное третье место (впереди были только предводитель и Этьенн, получившие эти места вне конкурса, как руководители экспедиции), не было вообще никаких шансов угнаться за своими собаками. Поэтому как только он замечал, что мои попытки сохранить равновесие заканчивались фиаско, то тут же прыгал на нарты и ехал на них, свесив лыжи по сторонам, до тех пор пока упряжка или не настигала меня или, наоборот, не сбрасывала скорость до обычной, если мне удавалось, вскочив на лыжи, оторваться от своих преследователей на дистанцию динамического равновесия скоростей нашего движения вперед к светлому будущему.
К сожалению, подобный энтузиазм охватывал только собак Джефа, то ли поскольку у них действительно было больше сил. то ли потому, что они были ближе ко мне и могли не только теоретически, но и вполне практически меня достать. Упряжки Уилла и Кейзо в наших гонках преследования не участвовали, а влачили обычную умеренно-спокойную жизнь в арьергарде. Оборачиваясь, я постоянно видел один и тот же порядок следования упряжек: мы с Джефом с большим отрывом впереди, затем Кейзо в одиночестве со своими собаками, далее в режиме свободной лыжной прогулки французская пара Этьенн и Бернар и, наконец, печальный, погруженный в свои мысли предводитель. Он, наверное, внутренне уже смирился с неотвратимостью передачи своего звания предводителя, хотя бы на время этой экспедиции, Джефу и подыскивал какой-нибудь не столь обязывающий, но не менее звучный титул для себя. Только один раз за весь сегодняшний день я, обернувшись, обнаружил изменение привычной картины. Все три упряжки находились вместе, а прозевавшие момент рывка французы, отчаянно работая палками, пытались их настичь. Поскольку, а это было видно и невооруженным глазом, окружавший нас матерый лед был абсолютно незыблем, я не мог, как Остап Бендер, воскликнуть: «Лед тронулся, господа присяжные заседатели!» Но я, безусловно, так подумал и, чтобы поддержать порыв масс, резко прибавил скорость, совершив пробный рывок метров на триста! Однако, как говорится, «больное видится на расстоянии»… Больные ностальгией и тоской от недоедания собаки Уилла и Кейзо были, как и прежде, далеко позади. Джеф, улюлюкая и свистя, летел верхом на нартах и был уже недалеко от меня. Все встало на свое обычное место. Сегодня собаки еще раз наглядно продемонстрировали, как они устали от этой жизни. Судя по их поведению, они тайным голосованием выбрали на роль председателя Комитета по защите собачьих прав Арроу – вожака упряжки Кейзо. Этот небольшой, похожий на лайку, угольно-черный пес с белоснежной грудью и лапами был игрун и хитрюга. Он чаще других собак ухитрялся отвязываться по ночам и имел дурную привычку гулять по лагерю, приводя в неистовство остальных, менее пронырливых и ловких псов, томящихся на привязи. Черный с белой манишкой представительский костюм явно способствовал его успеху в качестве делегата от уставшего собачьего коллектива. Сегодня он весьма необычным образом продемонстрировал, насколько собаки устали. Весь день начиная с самого утра, когда упряжки останавливались, Арроу делал большую дугу, отводя ведомых им собак вправо от следа, что мы делали только при остановке на ночлег. Этим он явно давал нам понять, что пора остановиться – хватит лицевать себя и мордовать их. Эта позиция вызывала понимание, но не одобрение, поскольку до настоящего, а потому более заслуженного, отдыха оставалось еще три ходовых дня.
Итог сегодняшнего перехода был более чем впечатляющим: 35 миль, или 56 километров. Мы находились уже на 78° 10’ с. ш. Связь сегодня была хорошей, и Бернар с Этьенном вдоволь поговорили с Мишелем, который сообщил им ошеломляющую новость: впервые с 1936 года президенту Франции удалось сформировать левое правительство. По словам Бернара, это было то, чего ждала вся Франция и они с Этьенном, в частности. Мне оставалось только поздравить коллег с их выдающимся политическим успехом. Этьенн на радостях легко уступил мне свои «Rossignol», куда я и переставил крепления. Теперь я буду поостойчивее. Главное, чтобы был такой же плотный и скользящий наст.
13 июня
Собакам нынче в масть дорога —
Лишь языки за воротник!
На спусках мне они, как боги,
Но на подъемах – я для них…
Погода в течение дня: температура минус 8 – минус 10 градусов, ветер юго-юго-западный 4–6 метров в секунду, ясно, безоблачно, видимость хорошая.
Лето есть лето, даже здесь, в этих
