А в будущий Соликамск народ – под предводительством Лиды – поехал уже на трех «больших» расшивах, каждая из которых везла по полтораста тонн груза, и пяти «маленьких» сорокатонных. С сырьем для цемента в тех местах было неважно, так что цемент тоже с собой тащили уже в готовом виде. Причем далеко не весь потребный, по планам до осени туда предстояло перевезти цемента слегка за тысячу тонн…
Самая «легкая» экспедиция отправилась из Усть-Непрядвинска на выстроенной греком (и «улучшенной» Маркусом) онерарии (с двумя моторами онерарии, как выяснилось, лучше плавают) в Пантикапей. Состав экспедиции был вовсе простой: Люда, Ника и два десятка «охранников». Цель же этой экспедиции была понятна лишь самим «богиням», причем и тем, кто поехал, и тем, кто остался. Просто когда Марина в сердцах обругала старшую внучку по поводу того, что Катя «совсем себя не бережет», та вежливо (ну как смогла) ответила, что местная промышленность не обеспечивает должную бережливость расходными материалами…
В конце мая в Новомосковске заработал торфококсовый завод, который выдавал в день по двадцать тонн основной своей продукции. А чтобы он работал, с торфоразработки, расположенной в пятидесяти километрах по Оке ниже Коломны, семь грузовиков ежедневно перетаскивали на десять километров к берегу реки около двухсот тонн подсушенного торфа, который затем расшивами перевозился в Алексин. Оттуда его восемь уже грузовиков перевозили к Упе, дальше ценное сырье пятью маленькими расшивами везлось в Тулу, потом по железной дороге – в Новомосковск. Ну а обратными рейсами вагоны везли в Тулу столь нужный металлургам кокс. Очень экзотический получился маршрут, но пока никто его менять не собирался: пуск железной дороги до Каширы ожидалась уже в середине лета, а с ней доставка торфа на завод окажется гораздо менее головоломной.
Вера Сергеевна на побочную продукцию коксового завода составила грандиозные планы… вот только воплощать их пришлось уже без нее: в конце мая эта милая старушка просто не проснулась. После похорон Лиза зашла к Трофиму:
– Ты умеешь работать с мрамором? Нужно Вере Сергеевне поставить достойный памятник, а у нас камнерезов почти нет. Те, что римляне подарили, статуи делать не умеют… Или ты знаешь кого-то, кто мог бы такой памятник сделать? Хотя бы бюст ее. Если знаешь, то съезди в Рим, или куда-нибудь еще, когда Лида вернется, я под это онерарию специально выделю. Только я вообще не представляю, сколько мастера за такую работу денег берут.
– Римляне вообще только цветы и узоры резать могут, а людей никогда ваять не умели. Мастеров, если вы мраморную статую делать хотите, лучше в Греции искать. Сам я никого там не знаю, но о многих слышал. Только я думаю, что тогда и камень придется оттуда везти, причем много: никогда заранее никто не знает, какой блок подойдет для работы. Но если уважаемую Елизавету заинтересует мое мнение…
– Говори.
– Здесь у вас каждый год зима…
– Я что-то об этом слышала. Зимой в мастерской слишком холодно чтобы делать статую?
– Я знаю много разных красок, но уверен, что за несколько зим, даже за две-три всего, эти краски испортятся и статуя покажется оскорбительной для уважаемой Веры Сергеевны.
– Я не предполагала ее красить.
– Я тоже так думаю. Уважаемая Виктория Витальевна научила меня работе с красками, которые не портятся от зимы, но я умею их использовать только с керамикой.
– Ты хочешь сделать скульптуру из керамики?!
– Если вы будете не против. Надеюсь, у меня получится сделать скульптуру, показывающую все то уважение, которым была окружена Вера Сергеевна. Посмотрите сами, вышло ли у меня передать в статуе хотя бы мое уважение? – и с этими словами Трофим отодвинул занавес, огораживающий приличный кусок его мастерской. Лиза, как и все прочие, никогда даже не видели, что находится за ним: Оля-маленькая всем давно и твердо внушила, что глядеть на незавершенные работы художника просто неприлично. А когда Лиза, протерев глаза, убедилась, что у нее не случилась внезапная галлюцинация, она лишь смогла сказать:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Я тебе напечатаю фотографии Веры Сергеевны, столько сколько потребуется. Только… давай сейчас зайдем ко мне, ты посмотришь все и выберешь те, которые будут нужны для работы.
– Можно я зайду к вам через несколько минут? Я бы руки вымыл и надел чистую одежду…
Шагая обратно домой Лиза даже вспомнила ту фотографию: Нина, стоящая в своем синем костюме с телефоном в руках и с привычно-снисходительным видом объясняющая всем, что солнечные затмения случаются строго по расписанию. Разве что на фотографии она опиралась не на «мраморную» колонну с лежащим сверху секстаном, а на деревянную треногу с валяющимися на ней транспортиром и расческой, тенью от которой Нина измеряла высоту солнца над горизонтом. Сделанная Трофимом скульптура была настолько «живая», что Лиза, не удержавшись, потрогала ее чтобы убедиться в том, что видит не ожившую учительницу. И почти не удивилась, почувствовав пальцами «вязаную» структуру «ткани» костюма. К тому же Трофим сразу же уточнил, что при лепке всякие «мелочи» воссоздавать куда как легче чем при высекании из камня: отпечатанную на гипсе текстуру ткани на глину перенести – дело пары минут, а вырезать ее же из камня – работа на долгие недели…
В конце августа, с пуском четвертой домны в Туле, началось строительство моста через Оку в районе Каширы. Катя, не мудрствуя лукаво, просто взяла проект «типового пролета» из альбома сооружений дореволюционных железных дорог – что задачу строительства, впрочем, не сильно упростило. Потому что как поставить в реке опоры моста, в альбоме никоим образом не пояснялось, как и способ водружения на эти опоры самих пролетов весом по пятьсот тонн каждый.
А Вовка строил другой железнодорожный «мост», в Коломне, через Москву-реку. Собственно, там и настоящий мост был – через уже выстроенный шлюз, поставленный на крутой излучине реки немного выше устья Коломенки, а сейчас он ставил бетонную плотину будущей электростанции. Одна – как раз на Коломенке – в бурно развивающемся городе уже была выстроена и выдавала городу до полумегаватта электричества, а с новой электростанции он собирался получать уже до четырех мегаватт – по какому поводу Кати начала делать полумегаваттные турбины и генераторы. И уже в сентябре, когда и стройка, и производство вовсю крутились, произошел несколько странный разговор «энергетиков» с «историками». То есть с одной-единственной историчкой.
– На самом деле я вот чего понять не могу, – начал Вова, сидя на кухне у Марины и поглощая борщ (Катя после родов решила «некоторое время пожить у бабушки»), – сейчас с дождями все как-то скромно, а в реках воды вдвое больше чем в прошлом будущем, да и течение какое-то более равномерное по месяцам.
– Я же говорила: римский климатический оптимум, то есть тепло и влажно, – ответила Лера, до этого что-то обсуждавшая с Лизой. – А еще, хотя дождей и немного, воды выпадает на землю овердофига. Кругом же леса, пыли в воздухе мало, воде из облаков не на чем в капли собираться. А ночами температура заметно снижается вместе с этими облаками, и они туманом на землю садятся. А тут всякие деревья с листьями, на которых вода осаждается. Можно подумать, ты в лес вечерами не заходил.
– Заходил. Но не ожидал, что от этого столько воды выпадает…
– Да какая нам разница отчего реки текут? – вступила в разговор Кати, приехавшая тоже к Лизе на предмет получения «новых трудовых ресурсов». – Главное что воды нам хватает.
– Я же не просто так интересуюсь: а вдруг это явление, скажем, кратковременное и через несколько лет воды уже не будет? А мы тут все из себя такие ГЭС понастроили, кучу калорий и цемента потратили.
– Обтратились прям уж все, – хмыкнула Лиза. – Небось на всю плотину цемента потратишь столько, сколько Коломенский завод за пару месяцев сделает.
– Меньше, – уточнила Катя. – Он же плотину опять из камня строит. Коломенский известняк хороший, по нормативу в реке, на которой ледостава практически нет, лет сто точно простоит, так что…
