Выехав из деревни, кавалеристы добрались до леска и исчезли в глубоком овраге, выходившем к холму, с которого Уэлсли обозревал неприятеля. Стайка поднявшихся в воздух потревоженных птиц указала, что отряд приближается.
– Всадники, сэр, – предупредил Шарп.
– Где?
Шарп показал на овраг.
– Их там полным-полно, сэр. Не меньше сотни. Выехали только что из деревни. Вы их сейчас не видите, но они приближаются.
Спорить генерал не стал.
– Понятно, рассчитывают взять нас тепленькими. – Он покачал головой. – Наблюдайте за ними, Шарп. У меня нет ни малейшего желания следить за сражением из палатки Скиндии.
Уэлсли снова повернулся к боевым порядкам Полмана. Последними заняли позиции два громадных восемнадцатифунтовых осадных орудия, из которых неприятель еще недавно вел огонь по переправе. Теперь эти чудовища стояли перед Кобрами Додда. Доставивших их к месту слонов выпрягли и уводили за деревню.
– Сколько у них пушек? – спросил генерал.
– Восемьдесят две, сэр, не считая тех, что в деревне, – мгновенно ответил шотландец.
– И там, я думаю, около двадцати. Мы определенно отработаем свое жалованье! Линия получилась длиннее, чем я ожидал. Придется и нам растянуться. – Все это Уэлсли говорил не столько Кэмпбеллу, сколько себе самому. – А пехоту вы посчитали?
– Тысяч пятнадцать в строю, сэр.
– И примерно столько же в деревне. – Генерал сложил трубу. – Не беря в расчет кавалерию. Да, вся проблема в этих пятнадцати тысячах. Разобьем их, разобьем всех. – Он записал что-то в маленькую черную книжечку и еще раз взглянул на выстроившуюся под пестрыми знаменами неприятельскую пехоту. – Себя они показали. Впечатляющий спектакль. Но так ли хорошо они дерутся? Вот в чем суть. Будут ли они драться?
– Сэр! – воскликнул Шарп, вытягивая руку в сторону оврага, из которого только что показались первые всадники.
Обнаженные клинки тулваров и пик блеснули на солнце. Было до них не более двухсот шагов, и расстояние это быстро сокращалось.
– Назад тем же путем, – скомандовал генерал. – И поживее.
Второй раз за день Шарпу пришлось уходить от погони, но в первый под ним была низкорослая местная лошаденка, а теперь он скакал на коне самого генерала, и разница ощущалась как ночь и день. Маратхи шли на полном галопе, Уэлсли и его спутники на легком, но при этом дистанция между преследователями и преследуемыми не только не сокращалась, но и увеличивалась. Минуты через две Шарп рискнул оглянуться и с облегчением понял, что маратхи отстают. Вот почему, подумал он, офицеры готовы платить за английских и ирландских лошадей сумасшедшие деньги.
Они проскочили долину, взлетели по склону, и сержант увидел, что британская пехота, уйдя в сторону от дороги, выстраивается в атакующую линию вдоль идущего параллельно дороге невысокого хребта. По сравнению с неприятельской армией, чьи позиции находились всего лишь в миле к западу, британский строй выглядел угнетающе малочисленным, а артиллерия, представленная преимущественно легкими пушками и лишь одной батареей из четырнадцати более крупных орудий, едва ли не игрушечной. Пятнадцати тысячам вражеского войска Уэлсли мог противопоставить лишь пять тысяч своей пехоты. И тем не менее столь неравное соотношение сил нисколько, похоже, не беспокоило генерала. Что касается Шарпа, то он просто не понимал, за счет чего может быть достигнута победа. Нет, он даже не представлял, как можно начинать сражение при таком подавляющем перевесе одной из сторон. Однако стоило сомнениям открыть дорогу страху, как одного взгляда на преисполненного непоколебимой уверенностью Уэлсли оказывалось достаточно, чтобы успокоить тревожно заколотившееся сердце.
Сначала генерал направился на левый фланг, где стоял 78-й шотландский батальон.
– Вы сейчас выступаете, Харнесс, – сказал он полковнику. – По прямой! Штыки, полагаю, не помешают. Предупредите стрелков, что там может быть кавалерия, хотя я и сомневаюсь, что она будет вас ждать.
Харнесс как будто и не слышал командующего. Он восседал на крупном вороном коне, в черной медвежьей шапке и с тяжеленным палашом, выглядевшим так, словно враги Шотландии страдали от него все последнее столетие.
– Сегодня воскресение, день отдохновения, – заговорил наконец горец, глядя мимо генерала. – Помни день субботний, дабы святить его. Шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой – суббота Господу Богу твоему: не делай в оный день никакого дела. – Полковник сурово посмотрел на Уэлсли. – Уверены, что драться надо именно сегодня?
– Уверен, полковник, – спокойно ответил генерал.
Харнесс скорчил гримасу.
– Черт с ней – заповеди я и раньше нарушал! – Он грозно потряс своим внушительным палашом. – Насчет моих мерзавцев не беспокойтесь – убивать они умеют даже по воскресеньям.
– Не сомневаюсь.
– Значит, наступаем, а? – Полковник повернулся к застывшим за его спиной горцам. – А кто будет отставать, того я лично угощу плетью. Слышали, ублюдки? Шкуру сдеру!
– Всего наилучшего, полковник, – пожелал Уэлсли и поехал дальше.
Каждый из батальонных командиров получил короткие, но четкие инструкции, и только перед мадрасскими сипаями генерал задержался, предупредив, что шанс на успех один: идти на врага, устоять под огнем и добыть победу штыками. Командирам двух батальонов второй линии было приказано дополнить первую.
– Встанете справа, между Корбеном и Орроком.
От первоначального плана атаковать двумя шеренгами, чтобы вторая поддерживала первую, пришлось отказаться, поскольку противник расположился слишком широкой линией. Это означало, что в бой будут брошены все силы и на резервы рассчитывать не приходится. Последним, к кому подъехал генерал, был полковник Уоллес, которому предстояло командовать бригадой из собственного, 74-го шотландского батальона, двух батальонов сипаев и пикетов Оррока. Все вместе они составляли правое крыло атаки. Уэлсли обратил особое внимание Уоллеса на растянутость линии.
– Я попрошу Оррока держаться правее, чтобы он не прижимал сипаев, и поставлю ваш батальон на его правый фланг.
Полковник, поскольку ему досталась целая бригада, уже передал командование батальоном своему заместителю, майору Суинтону. Увидев рядом с Уоллесом Маккандлесса, генерал бодро приветствовал его:
– Ваш приятель держит левый фланг.
– Я видел, сэр.
– Не спешите с ним связываться. У него за спиной деревня, и они превратили ее в крепость. Поэтому мы ударим правее, потом повернем к северу и прижмем остальных к реке. Шанс у вас будет, Маккандлесс. Обязательно будет.
– На это я и рассчитываю, сэр. – Полковник молча кивнул Шарпу, проследовавшему за Уэлсли к 74-му батальону.
– Вы окажете мне большую любезность, Суинтон, – сказал генерал, – если встанете за пикетами полковника Оррока и сформируете новый правый фланг. Я уже попросил Оррока сместиться вправо, так что места вам хватит. Ясно?
– Так точно, сэр. Оррок отходит вправо, мы становимся за ним новым правым флангом, а наше место здесь занимают сипаи.
– Молодец! – Уэлсли направился к Орроку. Шарп уже понял, что генерал не доверяет нервному полковнику и перестановка 74-го батальона вызвана именно этим. Сборный контингент Оррока представлял немалую силу, но ему недоставало согласованности. – Держитесь справа, но не отрывайтесь. Вам понятно? Не отрывайтесь! Потому что справа от вас укрепленная деревня. Не приближайтесь к ней.
– Значит, я иду вправо?
– Вы держитесь справа, не прижимаясь, но и не отрываясь. Потом выравниваетесь. Двухсот шагов будет достаточно. Отходите вправо на двести шагов, выравниваетесь и идете вперед, на врага. Справа от вас будет Суинтон. Его не ждите, он сам вас догонит. И никаких шатаний. Примкнуть штыки, и вперед.
Оррок вытянул шею, потер затылок и моргнул.
– Значит, я иду вправо?
– А потом вперед, – терпеливо повторил Уэлсли.
– Есть, сэр. – Полковник вздрогнул – одна из стоявших впереди шестифунтовых пушек внезапно выстрелила.
– Какого дьявола?
Генерал оглянулся. Пушка отпрыгнула ярдов на пять-шесть. В кого стреляли, было непонятно – орудие скрыло густое облако дыма, – но секундой позже неприятельское ядро прорвало завесу и врезалось в землю между двумя полуротами Оррока. Противник открыл огонь, и, хотя пока вражеские бомбардиры только пристреливались, Уэлсли понимал: оставаться на месте нельзя.
Командующий вернулся к левому флангу. Солнце миновало зенит, и лучи его безжалостно жгли землю. Дышать было трудно, солдаты обливались потом. Еще одно ядро ударилось перед строем и, срикошетив, перемололо в кровь и кости нескольких сипаев. Выстрелы звучали все чаще, все настойчивее, воздух вздрагивал и трещал, ядра ложились все ближе. Британские орудия ответили, но их канонада не шла ни в какое сравнение с нарастающим огневым давлением маратхов. К тому же поднявшийся над позициями дым позволил бомбардирам противника лучше целиться. Тяжелые снаряды один за другим вспахивали равнину, вырывая куски глины и камней. Одно ядро попало в лафет небольшой пушки. Разлетевшиеся щепки хлестнули по пушкарям. Жерло взлетело, цапфы вылетели из лафета, и тяжеленное дуло упало на раненого. Другой отшатнулся, хватая открытым ртом влажный воздух. Третий остался лежать в позе спящего.
