Приезжаю с дачи.
29. А. Д. Попову. 11 августа 1926 г.
Москва
Уважаемый Алексей Дмитриевич!
Переутомление действительно есть. В мае всякие сюрпризы, не связанные с театром[367], в мае же гонка «Гвардии» в МХАТе 1-м (просмотр властями!), в июне мелкая беспрерывная работишка, потому что ни одна из пьес еще дохода не дает, в июле правка «Зойкиной». В августе же все сразу. Но «недоверия» нет. К чему оно? Силы студии свежи, Вы — режиссер и остры и напористы (совершенно искренне это говорю). Есть только одно: Вы на моих персонажей смотрите иными глазами, нежели я, да и завязать их хотите в узел немного не так, как я их завязал. Но ведь немного! И столковаться очень можно.
Что касается Совета, то он, по-видимому, непогрешим! Я же, грешный человек, могу ошибаться, поэтому с величайшим вниманием отношусь ко всему, что исходит от Вас.
Надеюсь, что ни дискуссии, ни войны, ни мешанина нам не грозят. Я не менее Студии желаю хорошего результата, а не гроба!
И вот в доказательство сводка того, над чем сейчас я сижу:
«Увеличение Газолина преступно». Побойтесь Бога! Да разве я не соображаю, что когда нужно сжимать и оттачивать пьесу, речи быть не может о раздувании 2-го персонажа? Я просто думал, что Вы поймете меня с полуслова. Дело вот в чем: ведь Мура (учреждения) не будет, и Газолин наведет из мести к Херувиму Мур на квартиру Зойки.
Не бойтесь: никакого количественного увеличения, а эффекту много. На вас же работаю, на Совет! На поднятие финального акта.
Согласны?
Но лучше по порядку.
1-й акт: как был, но с чисткой. Уходов Херувима не два, а один («до чего ты оригинальный!»), и концовка так: Херувим возвращается, мальчишки во дворе поют: «Многие лета! Многие лета!»
Аметистов. Манюшка! Что стоишь, как китайская стена? Кричи ура!
Тут и «ах, мерзавец!», и «Многие лета», и музыкальный шум. Мне кажется, так веселей.
Кроме того, в 1-м акте несколько сокращений незначительных.
* * *
2-й. Фабрика на ходу, как была (ответственная; далее — Агнесса Ферапонтовна, появляется Зойка, у швеи слова «зад как рояль, только клавиши приделать и в концертах можно играть»). Затем, чтобы Аметистов мог поговорить с ними (со швеей и закройщицей) и их убрать. Тогда Алла входит без всяких перемен. Что мною и сделано.
Демонстрация: отчищена до блеска. Карта эта, по-видимому, битая.
Конец 2-го акта:
Гусь-Ремонтный (фамилия). А-телье!
Аметист. Ан-тракт!
Занавес.
3-й акт.
Тоска, уход Аметистова, Обольянинова и Зойки. Китайцы, Мур. Предательство Газолина.
4-й акт. В работе!!
Начинается громом кутежа. Фокстрот на сцене и т. д.
Но вот в чем дело:
Скандал Аллы с Гусем на публике (как этого хочет Совет) провести крайне трудно. Я уже примерял, комбинировал, писал, зачеркивал (продуктивная работа, Алексей Дмитриевич!). Гостей нужно удалить (Роббер, Мертвое тело) после награждения червонцами, и тогда уже тоскующему неудовлетворенному Гусю Аметистов подает Аллу как сюрприз. На закуску, так сказать. Их скандал, тоска Гуся, убийство, побег Херувима, Манюшки, Аметистова и появление Газолина с Пеструхиным, Ванечкой и Толстяком. Газолин бушует: «как вы пустили (упустили) бандити Хелувима?!»
Мифическую личность из пьесы вон! Берут Аллилую, всех уводят, квартира угасает.
Конец.
Итак: 3-й и 4-й акты одновременно в работе. Завтра машинистка уже начнет переписывать 1-й и 2-й акты.
* * *
При всем моем добром желании впихнуть события в 3 акта, не понимаю, как это сделать.
Формула пьесы, поймите, четырехчленна!
* * *
Во всяком случае, поднятия последних актов мы добьемся. А уж это много значит. С Вами во многом столкуемся. У актера и режиссера голова пухнуть не будет (у меня она уже лопнула). Рад, если пьеса пойдет срочно.
Если хотите, срочно ответьте мне на это письмо. Сообщите все Ваши соображения. Б. м., Вам удастся 3-й и 4-й акты пустить в виде 2-х картин (один акт). (Почему вам так загорелось делать 3 акта?!)
Жду письма.
После 22-го авг. Вы едете в Москву? Сейчас же получите экземпляр пьесы, и машина пойдет в ход.
Жму Вашу руку.
М. Булгаков.
Мал. Левшинский пер., 4, кв. 1
P. S. Извините, что письмо небрежно. Спешу: «Зойкина» задавила.
30. В. В. Вересаеву. 19 августа 1926 г.
Москва
Дорогой Викентий Викентьевич!
Ежедневное созерцание моего управдома, рассуждающего о том, что такое излишек площади (я лично считаю излишком лишь все сверх 200 десятин), толкнуло меня на подачу анкеты в КУБУ[368].
Если Вы хоть немного отдохнули и меня не проклинаете, не черкнете ли квалификационной даме, сидящей под плакатом у Незлобинского театра, или мне (не упоминая об отрицательных сторонах моего характера) Ваше заключение обо мне.
Как скорее протолкнуть анкету и добиться зачисления?
Советом крайне обяжете!
Когда собираетесь вернуться? Как Ваше здоровье? Работаете ли над «Пушкиным»[369]? Как море? Если ответите на все эти вопросы — обрадуете. О Вас всегда вспоминаю с теплом.
Мотаясь между Москвой и подмосковной дачей (теннис в те редкие промежутки, когда нет дождя), добился стойкого и заметного ухудшения здоровья.
Радуют многочисленные знакомые: при встречах говорят о том, как я плохо выгляжу, ласково и сочувственно осведомляются, почему я в Москве, или утверждают, что... с осени я буду богат!! (Намек на Театр.)[370]
Последнюю мысль мне они внушили настолько, что я выкормил в душе одно — с осени платить долги!!!
В редкие минуты просветления, впрочем, сознаю, что мысль о богатстве — глупая мысль.
Преданный Вам
М. Булгаков.
31. В. В. Вересаеву. 18 ноября 1926 г.
Москва
Дорогой Викентий Викентьевич!
При сем посылаю Вам два билета (для Вас и супруги Вашей) на «Дни Турбиных».
Кроме того, посылаю первые 50 рублей в уплату моего долга Вам.
Только вчера начал небольшими порциями получать гонорар (громадные суммы забрали крупные мои кредиторы и в первую очередь — Театр). Только этим объясняется моя задержка в уплате Вам.
Посылаю Вам великую благодарность, а сам направляюсь в ГПУ (опять вызвали).
Искренно преданный Вам
М. Булгаков.
32. Административному отделу Моссовета. 21 февраля 1928 г.
Москва
В дополнение к заявлению в АОМС
М. А. Булгакова
Цель поездки за границу
Еду, чтобы привлечь к ответственности Захара Леонтьевича Каганского, объявившего за границей, что он якобы приобрел у меня права на «Дни Турбиных», и на этом основании выпустившего пьесу на немецком языке, закрепившего за собой «права» на Америку и т.
