— Non! — заорал француз, поняв, что опоздал на какую-то долю секунды и это промедление будет стоить ему жизни.
Хотя Томас натянул лук лишь наполовину, но этого вполне хватило, чтобы вонзившаяся в переносицу стрела глубоко погрузилась в череп. Всадник дернулся, и рука, державшая меч, упала.
Третий воин, тот, которого сбросил раненый черный конь, упал в центр каменного круга и теперь приближался к Робби. Томас выдернул стрелу из земли.
— Нет! — крикнул Дуглас. — Он мой.
Томас опустил лук.
— Chien batard[18], — бросил француз Робби. Он был гораздо старше шотландца и, должно быть, счел того ни на что не годным мальчишкой. Во всяком случае, когда француз сделал первый выпад, на губах его играла презрительная усмешка.
Робби, отступив на полшага, отбил выпад, и мечи наполнили прозрачный морозный воздух металлическим звоном.
— Batard![19] — Выругавшись, нормандец атаковал снова.
Робби постепенно отступал, дойдя до каменного кольца. Это обеспокоило Томаса, который уже взялся было за тетиву, но тут шотландец сам перешел в атаку, нанося удары так стремительно, что теперь пятиться пришлось его врагу.
— Ты, английский ублюдок! — выкрикнул Робби, нацелив клинок в живот противника.
Тот попытался парировать удар, опустив свой меч, но шотландец отбил вражескую сталь в сторону ударом ноги и, резко и неожиданно вскинув дядюшкин меч вверх, рубанул врага по шее.
— Английский ублюдок! — прорычал Робби, вытаскивая меч со струившейся по нему ярко-алой кровью. — Проклятая английская свинья.
Высвободив клинок, он для верности снова вонзил его в почти разрубленную шею.
— Вообще-то он был французом, — заметил Томас, глядя на мертвое тело и растекавшуюся по мерзлой траве лужу крови.
— Да, знаю. Это я так, по привычке. От дядюшки научился. — Дуглас шагнул вперед. — Интересно, этот малый умер?
— Ну, ты ведь почти отрубил ему голову. Сам-то как думаешь?
— Я думаю, что заберу его деньги, — сказал Робби и опустился на колени рядом с убитым.
Оказалось, что самый первый, пораженный стрелой Томаса всадник еще жив. В горле у него булькало, на губах выступила розовая пена. Француз до сих пор чудом держался в седле и громко застонал, когда Томас спихнул его на землю.
— Может, оставим его в живых? — спросил Робби, увидев, что делает Томас, и перекрестился.
— Еще чего не хватало! — сказал Томас и вынул нож.
— Иисус!
Когда из перерезанной глотки хлынула кровь, Робби отшатнулся.
— А что, без этого нельзя было обойтись?
— Я не хочу, чтобы граф де Кутанс узнал, что нас было только двое, — пояснил Томас. — Лучше перепугать его до смерти. Пусть думает, будто за его людьми охотятся исчадия Ада.
Они обыскали четыре трупа и после нелегкой погони сумели заарканить всех четырех лошадей. В общей сложности друзьям досталось около восемнадцати фунтов серебряными монетами дурной французской чеканки, два кольца, три хороших кинжала, четыре меча, отменная кольчуга, которой Робби поспешил заменить свою собственную, и золотая цепь (ее они разрубили пополам одним из захваченных мечей). Потом Томас, использовав два меча поплоше вместо коновязи, привязал двух лошадей у дороги, закрепив тела их всадников в седлах так, что они кренились набок. Другие два трупа, стянув с них кольчуги, друзья усадили у дороги, засунув каждому в рот по веточке утесника. Никакого символического значения это не имело, но тому, кто найдет тела, подобная деталь должна была показаться странной, а то и сатанинской.
— Представляю, как напугаются эти ублюдки, — заметил Хуктон.
— От четверых мертвецов у них точно поджилки затрясутся, — согласился Робби.
— Они перепугаются до смерти, если вообразят, будто это дело рук самого дьявола, — сказал Томас. — Узнай граф де Кутанс, что на подмогу мессиру Гийому д'Эвеку явились двое парней, он лопнет со смеху, но ему трудно будет оставить без внимания гибель четверых ратников, тем паче что она сопровождается столь странным ритуалом. Он не может игнорировать Смерть.
Вот почему, художественно разместив трупы, Томас помимо денег и оружия забрал также широкий черный плащ, а из захваченных коней его, в первую очередь, заинтересовал бледный. Ибо конь бледный принадлежал всаднику, имя коему Смерть, и с его помощью Томас и сам намеревался посеять ужас.
* * *
Когда спутники приближались к Эвеку, прозвучал одинокий раскат грома. Собственно говоря, далеко ли усадьба, они не знали, но поскольку местность, по которой они теперь ехали, носила все следы разорения, было нетрудно заключить, что это владения мессира Гийома.
Робби, заслышав грохот, был озадачен, ибо небо у них над головой оказалось ясным, хотя к югу и собирались темные тучи.
— Слишком холодно для грозы, — сказал он.
— Может быть, во Франции такое бывает?
Они съехали с дороги и поскакали по фермерской тропе, которая, попетляв по лесам, сошла на нет рядом с каким-то недавно сожженным, еще слегка дымившимся строением. Жечь такие халупы не имело смысла, и Томас сомневался, чтобы приказ об этом был отдан самим графом, но упрямство мессира Гийома донельзя обозлило осаждавших, что делало поджоги и грабежи неизбежными. Томас и сам так поступал в Бретани. Ему не раз доводилось слышать истошные крики людей, чьи дома были обречены на сожжение, а потом подносить факел к кровле. Они на войне. Шотландцы поступали так с англичанами, англичане — с шотландцами, а здесь граф де Кутанс обошелся так со своим собственным вассалом.
Громыхнуло во второй раз, и, едва раскат смолк, Томас увидел на востоке завесу дыма. Он указал в ту сторону, и Робби, мигом признавший этот чад и сообразивший, что нужно соблюдать тишину, понимающе кивнул. Они оставили своих лошадей в зарослях орешника, а сами поднялись на длинный лесистый холм. Садившееся позади них солнце отбрасывало на мертвую листву длинные тени. Красноголовый дятел с белыми полосками на крыльях кружил над головами юношей, когда они взобрались на гребень, чтобы взглянуть на лежавшую внизу деревню и усадьбу.
Поскольку Томас никогда прежде не видел манора мессира Гийома, он представлял себе его чем-то вроде дома сэра Джайлза Марриотта — просторного строения под соломенной крышей, с большим холлом посередине, несколькими помещениями за перегородками, да парой кособоких, тоже с соломенной кровлей пристроек. Однако оказалось, что Эвек гораздо больше походил на маленький замок. На ближайшем к Томасу углу даже имелась башня — квадратная и не очень высокая, но самая настоящая зубчатая башня, над которой реяло знамя с тремя ястребами. Явное свидетельство того, что мессир Гийом пока не побежден.
Этому, надо полагать, немало способствовал окружавший манор широкий, подернутый ряской ров. Высокие стены, поднимавшиеся от самой воды, прорезали узкие, как бойницы, оконца. Крытая соломой крыша спускалась к маленькому внутреннему дворику. Должно быть, осаждающим, палатки и землянки которых находились в деревушке к северу от манора, удалось поджечь кровлю зажигательными стрелами, но немногочисленные воины мессира Гийома справились с пожаром, так что солома почернела или прогорела лишь на отдельных участках. Никого из этих защитников сейчас не было видно. Единственным заметным ущербом, нанесенным манору, были несколько выбоин на каменной кладке башни. Казалось, будто в этом месте ее слегка изгрыз какой-то исполинский зверь. Надо полагать, то были следы разрушительного действия упоминавшейся отцом Паскалем машины, но, похоже, огромный арбалет снова вышел из строя и уже не подлежал восстановлению. Во всяком случае, сейчас эта разобранная на части штуковина лежала на открытой площадке, рядом с крохотной каменной церквушкой. Похоже, она не успела причинить серьезного ущерба, однако можно было предположить, что с восточной, не видимой отсюда стороны, здание пострадало больше. С того конца должны были находиться ворота, и Томас предположил, что основные осадные действия ведутся именно там.
Осаждающих они заметили десятка два от силы, причем большинство этих вояк просто сидели возле крестьянских хижин, не предпринимая ничего даже отдаленно напоминавшего боевые действия. С полудюжины из них собрались на церковном дворе вокруг чего-то, издали походившего на небольшой стол. Никто из графского воинства не подходил к манору ближе чем на сто пятьдесят шагов, из чего можно было заключить, что защитники приучили осаждающих держаться на почтительном расстоянии, подстрелив нескольких из арбалета. Сама деревушка оказалась маленькой, не больше Мэпперли, и в ней тоже имелась водяная мельница. К югу от хижин друзья увидели около дюжины палаток и вдвое больше землянок. Прикинув, сколько народу может разместиться в крестьянских лачугах, палатках и землянках, Томас решил, что в распоряжении графа должно быть человек сто тридцать.
