Что произошло с той ночи за этими стенами, мне не известно.
Я знаю наверняка только одно: король изменил своему слову, и ремни в механизме моего замысла оборвались.
Что произошло с самим королем, мне не известно.
Готов поклясться: в ночь Змееносца Филипп от Капетингов был как никогда откровенен и намеревался действовать согласно со мной.
Возможно, мы стали жертвой какой-то особо изощренной клеветы.
Возможно, скрывшиеся ассасины предложили королю более высокую цену за сокрушение "северян", хотя я и сомневаюсь, что где-либо в мире найдется больше золота, чем в подвалах Ордена.
Возможно, сам Филипп от Капетингов является тайным ассасином.
Нетрудно отыскать бесчисленное множество разгадок, но все они теперь не имеют никакого значения.
Оказывается, вернее всего жить, веря в какое-нибудь небывалое чудо.
- Но ведь Посланник все же пришел, господин мой! - невольно напомнил я Великому Магистру о своей собственной миссии.
- Возможно, - кивнул головой Жак де Молэ. - Согласно священному преданию, я обязан называть посланника так же, как он называет теперь меня. Так вот, господин мой, скажи мне, чем же отличается доблестный молодой человек, лишенный памяти и посланный с некой священной реликвией неизвестно кем и куда, чем отличается он от Великого Магистра, глубокой ночью и посреди узкого двора стоящего с древком от таинственной стрелы и обрывком пергамента, что содержит какое-то слово на чужом языке, слово, смысл которого так же темен, как сама ночь?
В тот же миг мне представился глубокий колодец с загадочным светилом, висевшем во тьме более густой и черной, чем смола драконова дерева. Мне представился некто, неизвестный доброжелатель или союзник, спасший мне жизнь то ли наяву, то ли во сне ценою своей собственной жизни. В моих ушах гулким колодезным эхом прозвучала клятва, которую я дал своему спасителю: не меньшей ценою доставить священную реликвию по назначению, то есть во что бы то ни стало отдать ее в руки столь же призрачной персоне.
Я признал, что ничем не отличаюсь от вполне трезвомыслящего человека, скованного необъяснимыми обстоятельствами древнего предания. Оставалось либо принять их, эти обстоятельства либо навсегда покинуть мир всяких преданий и обстоятельств. Так я рассуждал теперь, когда стоял перед престарелым Великим Магистром Ордена тамплиеров, гревшим скрюченные подагрой пальцы над углями, что светились, подобно жару преисподней.
- Так или иначе, я обязан исполнить данную от всего сердца клятву, пробормотал я. - Даже если меня угораздило давать ее во сне.
- В том наше с тобой, мой господин, сходство, - проговорил Великий Магистр, морщась, по всей видимости от боли в суставах, - в том же, однако, и наше различие. Я тоже давал клятву. Однако твоя, мой господин, клятва ведет тебя прочь из клетки, моя же, напротив, всегда вела в клетку.
Я же про себя подумал, что вся наша разница - только в том, что один охотник на драконов, а именно ваш покорный слуга еще с рвением учится своему ремеслу, а другой, ставший Великим Магистром, уже в совершенстве освоил это искусство и наконец обнаружил его совершенную бесполезность.
- Мой господин, - вновь обратился я к пленному старцу. - Известно ли имя того египетского сановника, чей вклад в казнохранилище Ордена был востребован первым в обмен на мощи святого?
Великий Магистр поднял на меня взгляд, и в мерцании старческих слез, не проливавшихся на щеки, я заметил слабый отблеск любопытства.
- Имя? - с таким же слабым удивлением сказал он. - Не помню. Когда король называл его, я подумал о сверле, которое просверливает сундуки в хранилище. Имя, оно было похоже на сверло.
- Аль-Азри? - уточнил я.
- Возможно, - качнул головой Великий Магистр. - Похоже на то.
- Умар аль-Азри, - невольно произнес я вслух и подумал, что все рыбы, и маленькие, и большие, бьются в одной сети.
Великий Магистр молчал.
Ранее, когда я задавал ему бесчисленные вопросы, то с напряжением прислушивался едва ли не к каждому его слову, все же надеясь, что однажды он произнесет главное, то, которое наконец откроет мою запретную память и вернет мне всю потерянную или отнятую насильно жизнь. Особенно сильно забилось мое сердце при слове ЗМЕЕНОСЕЦ. Я до боли "вгляделся" во мрак своей памяти, но, увы, так и не различил в бездне никакого просвета. Великий Магистр Ордена Храма обладал ключом, или сверлом, к моей исчезнувшей жизни и к моему имени, и я все еще не мог позволить себе уйти от него, не добившись главного. Конечно, мое страстное желание превращало меня в верного союзника короля, ставшего заклятым врагом Ордена.
- Господин мой, я готов сделать для Ордена все, что в моих силах. И не отдам королю священного знака, будь он хоть трижды Великим Мстителем, твердо проговорил я.
Великий Магистр помолчал и ответил:
- Ты говорил о клятве, господин мой.
- Но кто объявил Великим Мстителем короля, как не сам Великий Магистр Ордена Храма, простой воин, никогда не доверявший знамениям и расположению звезд! - предчувствуя недоброе, воскликнул я в сердцах.
Предводитель тамплиеров опять долго молчал и наконец ответил, обращаясь не ко мне, а к жаровне с горячими углями:
- Теперь уже поздно. Ничего не изменишь. Люцифер первоначально тоже был объявлен "ангелом света".
"Великий Магистр берет на себя слишком много", - хотел было сказать я, но не сказал, а только взмолился к этому величественному старику сразу, как только почувствовал новый прилив отчаяния:
- В твоей власти, мой господин, вернуть мне имя и жизнь. Тебе известно тайное слово. Я же не скажу королю ничего.
Великий Магистр заговорил, и я похолодел от ужаса.
- Когда иссыхает река, останавливается мельничное колесо, - медленно изрек он. - Когда останавливается колесо, должен замереть и жернов. Ошибившись в Великом Мстителе, я не могу доверять и Посланнику. Это будет меньший из моих грехов. Есть много слов, именуемых теперь тайными. Я промолчу. Я не могу отдать изменнику сокровенное.
Так я удостоверился, что эта ночь не будет самым счастливым из моих сновидений.
Еще некоторое время я переминался с ноги на ногу, глядя на старческие пальцы, изломанные болезнью, что теперь в этих сумрачных стенах несомненно обрела над Великим Магистром непреодолимую силу.
И вот я решил, что миссия Посланника, если не Истины, то короля Франции, исполнена мною до конца.
- Я преклоняюсь перед вами, монсиньор! - твердо сказал я Великому Магистру на франкском наречии. - Вы самый благородный из всех людей, каких я помню в своей укороченной, если не с конца, то прямо с самого начала, жизни. Прощайте, монсиньор!
И не рассчитывая на ответ, я повернулся и пошел прочь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
