К примеру, муж знает, что перед ним его жена, до тех пор, пока на ней синее ольстерское пальто и красная шляпка. Стоит ей сменить униформу — и она делается неузнаваема.
Войдя через другую дверь в желтой накидке и зеленой шляпке другого фасона, она уже может спокойно назваться девушкой из провинции и претендовать на место домработницы. Растерянный муж, конечно же, нуждается в домработнице, причем именно сейчас: ведь его дражайшая супруга куда-то исчезла, а кто-нибудь ведь должен заниматься детьми (иначе они не способны просидеть тихо более трех минут). Итак, он немедленно нанимает девушку из провинции. Правда, после этого иногда испытывает чувство легкой озадаченности: ах эта незнакомка, она чем-то так напоминает дорогую Нэлл, его избранницу… Интересно, чем же? Скорее всего, платьем и обувью, которые она не успела сменить, входя через другую дверь с противоположной стороны кулис.
К сожалению, лишь через несколько томительно долгих действий, сцен или актов дама наконец снова надевает синий ольстер и красную шляпку, входит через дверь не с противоположной, а с, так сказать, первоначальной стороны — и немедленно оказывается узнана. Разумеется, супруг вопрошает ее драматическим тоном, где же она была все эти тяжелые (для него) годы.
Даже злодеи второго плана, помощники Главного Злодея, которым по сюжету положено быть персонажами незначительными, но хитрыми и коварными (хорошо, что им хоть что-нибудь положено!), с удивительной легкостью попадаются на сходную удочку. Во всяком случае, когда ее забрасывает Детектив. Закутавшись в плащ и надвинув шляпу пониже на глаза, он является на их тайное собрание — и моментально сходит там за своего. Ах да, действительно, голос он тоже меняет (на дребезжащий козлетон). В благодарность за это отрицательные персонажи тут же выбалтывают ему все свои злодейские секреты.
Иногда, если отрицательные персонажи, при всех стараниях, все-таки не могут зазвать Детектива в свой круг — они устраивают чаепитие в саду, на открытом воздухе. И там говорят о своих секретах очень громко, чтобы слова были слышны даже за дальними кустами.
Очевидно, они считают, что поступать иначе означает проявлять несправедливость к Детективу, лишая его шанса раскрыть их заговор.
Детектива не следует путать с полицейским. Полицейский (по крайней мере, сценический полицейский) всегда на стороне Зла. А Детектив, наоборот, поддерживает Добродетель.
Вообще, скажем прямо: Детектив — некий земной агент на службе у небесного Провидения. Долгое время он просто стоит в сторонке, ничего не предпринимая, когда честные и достойные персонажи подвергаются жестоким гонениям. Наконец, придя к выводу (по правде говоря, сплошь и рядом — слегка запоздалому, если не слишком преждевременному), что чаша зрительского терпения переполнена, он выступает на первый план. Где и удерживается несколько минут, защелкивая наручники на запястьях отрицательных персонажей, предъявляя Главному Злодею обвинения, сулящие ему как минимум двенадцать лет каторги, а также возвращая положительным персонажам их жен, дома и родовые поместья.
Все счастливы.
Занавес.
Роберт Барр
ВЕЛИКАЯ ЗАГАДКА ПЕГРАМА
(Приношу извинения доктору Конан Дойлу и нашему общему другу покойному Ш. Холмсу)
Мимоходом я помянул это дело — «Великую загадку Пергама», по слову журналистов, — в беседе с моим добрым другом Шерли Колмсом. Мне было интересно узнать его мнение.
Дело было так: друг мой играл на скрипке; на лице его лежала печать отрешенного покоя, какую я дотоле не видал ни разу. А ведь чем более спокойным кажется мой друг, тем большая ярость кипит в его груди.
На сей раз причиной ярости стали утренние газеты, привычно восславившие бдительность и компетентность работников Скотленд-Ярда. Надо заметить, что друг мой столь не выносил Скотленд-Ярд, что не мог смотреть ни на крупный, ни на мелкий рогатый скот, а ярды полагал устаревшей мерой длины, годной лишь для колоний.
Тем временем мистер Колмс отложил в сторону скрипку и поприветствовал меня с обычной теплотой в голосе: мы были с ним весьма дружны.
— Хотел бы я знать, Колмс, — я решительно бросился с места в карьер, — что вы думаете о загадке Пеграма?
— О чем, о чем? — переспросил он.
Как это было на него похоже! Весь Лондон обсуждал это дело, все газеты наперебой писали о нем — а Колмс и не подозревал. Он вообще сочетал в себе удивительную неосведомленность о делах повседневных и общеизвестных с глубокими знаниями в самых неожиданных областях. Сия черта его характера сделала общение с ним истинным благом, поскольку он не знал ни о Гладстоне, ни о Солсбери,[95] а следовательно, никогда не спорил со мной по поводу политики.
— Инспектор Грегори поставлен в тупик, — добавил я.
— Охотно верю. Он же сущее дитя, этот инспектор — его может поставить в тупик любая мелочь, хоть квадратура круга, хоть вечный двигатель, — ответил Колмс.
Он никогда не позволял себе ни малейшего проявления профессиональной зависти — черта, редкая в людях и вызывавшая мое искреннее восхищение.
Друг мой тем временем набил трубку, упал в кресло, заложил за голову руки, вытянул ноги, пристроив их на скамеечку у камина, и просто сказал:
— Рассказывайте!
— Старина Барри Кипсон был брокером в Сити. Жил он в Пеграме, и у него была привычка…
— Войдите! — внезапно крикнул Колмс.
Он не двинулся с места, но слегка напугал меня, тем более что я не слышал стука. Еще больше я удивился, когда мой друг засмеялся.
— Право, простите: так заслушался, что забыл первое правило сыщика, — извинился он почти сразу. — Сперва сказал и только потом подумал. Дело в том, что вот-вот придет человек, который поведает мне о преступлении все, что только можно, избавив вас от необходимости меня просвещать.
— Так у вас клиент? Простите, не смею мешать.
Я поднялся, но Колмс меня остановил:
— Нет-нет, никаких клиентов. Честно сказать, я осознал, что ко мне кто-то придет, лишь тогда, когда сказал об этом.
Я ошарашенно глянул на него. Хоть я и имел возможность видеть невероятные способности моего друга в деле, они раз за разом поражали меня.
Колмс затянулся, с удовольствием созерцая восхищенное изумление на моем лице.
— Мои слова не стоят вашего удивления, поверьте. Происходящее на улице отражается в зеркале над камином. И вот я вижу, как некий господин остановился, достал мою визитную карточку, повертел в пальцах, затем бросил взгляд в нашу сторону. Карточку я легко опознал — вы ведь знаете, я всегда заказываю ярко-алые. Если, как вы сказали, загадку обсуждает весь Лондон, — естественно, и этот господин не будет исключением. Вероятно, ему требуется моя консультация по этому вопросу. Все это совершенно очевидно, хотя, разумеется… Войдите!
На сей раз в дверь и впрямь постучали.
— Мне нужен Шерли Колмс, известный сыщик… — начал незнакомец, войдя.
Мой друг не обратил на вошедшего ни малейшего внимания. Тот подошел ближе.
— Он перед вами, — наконец не выдержал я, поскольку Колмс продолжал отрешенно попыхивать трубочкой. Мне даже показалось, что он задремал.
— В таком случае позвольте представиться… — Гость потянулся за визиткой.
— Не стоит. Вы журналист.
— Разве мы знакомы? — недоуменно уточнил тот.
— Отнюдь. Первый раз вас вижу, — ответил Колмс.
— Но тогда как…
— Легче легкого. Вы пишете в вечерний листок. Сегодня написали уничтожающую критику книги вашего друга. Он будет страдать, вы — утешать его. Он никогда не узнает, кто нанес ему этот удар… если, конечно, я не расскажу.
Журналист, покраснев, упал в кресло.
— Это чертовски…
— Чертовски некрасивый поступок? Согласен.
Кое-как взяв себя в руки, гость произнес:
— Надеюсь, вы не откажетесь рассказать, каким образом вы смогли узнать подобное о совершенно незнакомом вам человеке?
— Я не часто рассказываю о своем методе, — невозмутимо ответил Колмс. — Однако в данном случае, если я привью вам наблюдательность и привычку анализировать обстановку, это улучшит ваши профессиональные навыки — что, в свою очередь, пойдет на пользу мне самому, так как ваша газета перестанет наводить на меня смертную скуку. Поэтому я, пожалуй, все же расскажу. Большой и средний пальцы у вас синие от чернильных пятен — следовательно, вам приходится очень много писать. Это, в свою очередь, означает, что вы принадлежите к одному из двух пишущих классов: или вы мелкий клерк — или журналист. Однако клерк должен быть аккуратен; пятна у них на пальцах мелкие или частично смытые. Вывод очевиден. Продолжаю. В кармане у вас — вечерний листок. Купить его мог бы каждый, скажете вы. Бесспорно, но только не сегодняшний номер, который поступит в продажу не раньше чем через полчаса. Следовательно, вы взяли номер прямо в редакции — и, следовательно, вы в этой редакции работаете. В содержании карандашом отмечен отзыв на книгу — а ваша братия никогда не отмечает отзывы и статьи своих коллег. Значит, статья ваша, и вы, вероятнее всего, собираетесь послать ее автору книги. Газетенка ваша нещадно клеймит всех, кто пишет книги и при этом не сотрудник оной газетенки. Ну а что с автором вы дружны, я просто предположил. Наблюдательность и немного простейшей логики — не более того, как можете видеть.
