Вот так совпадение, сказал, вероятно, Бельбо. Очень неприятное совпадение, отвечала, очевидно, Лоренца. Не хочется, чтобы Алье видел ее здесь и с Бельбо. Почему не хочется, что в этом такого, разве Алье имеет основания ревновать? Ну при чем основания, просто из деликатности, он звал меня пообедать, я сказала, что занята, теперь получается, что я вру. То есть как это врешь, ты занята со мною, этого надо стыдиться? Не стыдиться, а просто, с твоего позволения, я привыкла тактично обращаться с людьми.
Короче, они ушли из ресторана и начали карабкаться назад, но Лоренца вдруг застыла на месте, навстречу спускались знакомые, Бельбо их не знал, приятели Алье, они не должны ее видеть. Унизительная сцена, она над стремниной, поросшей оливами, опираясь на прутья плетеного парапета, с газетой, окутывающей лицо — лопается от нетерпения немедленно узнать, что же происходит в мире, и он в классических десяти шагах от нее, с сигаретой, случайный путешественник-прохожий.
Сотрапезники Алье миновали, но теперь, заявила Лоренца, идя дальше по этой тропинке, они налетят на него самого, и налетят непременно. Бельбо бубнил: наплевать, ну и налетим, что такого. А то, отвечала Лоренца, что минимальный такт. Единственный выход — подниматься к машине прямо через заросли, цепляясь за колючки. Задыхательное возлезание по раскаленным оливковым уступам, Бельбо оторвал подметку. Лоренца подзуживала: ну разве не прелестно, так гораздо романтичнее, конечно, если курить без продыху, обязательно будет одышка.
Дойдя до машины, Бельбо сказал, что раз так, возвращаемся в Милан. Нет, сказала Лоренца, если Алье опаздывает, мы с ним пересечемся на автостраде, он узнает твою машину, смотри какая хорошая погода, давай двинемся вглубь от побережья, это будет очаровательно, выберемся на римскую автостраду и поужинаем в окрестностях Павий.
Да что мы не видели в этой Павий, да ты представляешь себе, что значит съехать тут с дороги, это значит, посмотри на карту, что придется карабкаться по серпантину до Ушио, потом блуждать по Апеннинам, останавливаться в Боббио, потом неизвестно как добираться до Пьяченцы, ты сошла с ума, нам придется еще похлеще, чем Ганнибалу и слонам. Ты существо без всякого полета, отвечала Лоренца, и подумай только, сколько очаровательных ресторанчиков прячется там в долинах. На подъезде к Ушио знаменитая «Мануэлина», фрутти дель маре, двенадцать звездочек по котировке «Мишлена».
«Мануэлина» была битком набита, желающие поесть караулили возле столиков, где дожевывался десерт. Лоренца сказала, не имеет значения, тут на каждом километре будет по сто пятьдесят волшебных местечек. В ресторан они попали, когда там закрывали кухню, было это в чудовищной дыре, название которой, по меткому определению Бельбо, постыдились бы нанести даже на военную карту, и пришлось им есть переваренные макароны с баночной тушенкой. Бельбо ломал себе голову, что же скрывается под всем этим, не случайно же Лоренца привела его в ресторан, где ожидался Алье, она явно хотела кого-то подразнить, он не мог понять, его или другого, она же отвечала ему, что у него идефикс.
После Ушио они стали искать путь на большую дорогу, и когда пересекали выжженную солнцем деревушку, напоминавшую пустынностью Сицилию в воскресенье во время сиесты в эпоху Бурбонов, большая черная собака выбросилась сбоку им наперерез, пытаясь попасть четко под колеса. Бельбо ударил ее бампером, на первый взгляд, ей ничего не сделалось, но когда они выскочили из машины, стало очевидно, что у бедной твари кровь в паху, и что-то непонятное розовое — требуха, гениталии? — высовывается из пуха, и она воет и, кажется, блюет. Подтянулись воскресающие поселяне, начали митинговать. Бельбо хотел знать, где хозяин, чтобы возместить убытки, но у пса хозяина не было. Пес представлял собою, наверное, десять процентов кворума в этом богом забытом месте, но не было известно, есть ли у него родственники, хотя в лицо его знали все. Поступило предложение позвать сержанта полиции, прикончить пса и покончить с делом.
Отправились за сержантом, тут появилась какая-то любительница животных. У нее шесть кошек. Знать не знаю кошек, тут собака, выпалил Бельбо, она сдыхает, я тороплюсь. Кошки или собаки, нужно иметь немножечко совести, отвечала синьора. Никакого сержанта. Общество защиты животных или больница, в соседней деревне есть медпункт, животное удастся возвратить к жизни.
Солнце зависало вертикально прямо над Бельбо, Лоренцей, машиной, собакой и остальными, заката не предвиделось никогда, у Бельбо было чувство, что он вышел без штанов, но не получалось проснуться. Синьора не ослабляла хватку, о сержанте можно было только мечтать, собака кровоточила и испускала слабые стоны. Стенанья, выговорил филолог внутри Бельбо. Синьора на это: понятно, стенанья, а вы чего добивались, бедный песик, нельзя было ехать внимательно? В деревне между тем разворачивался демографический бум, Бельбо, Лоренца и пес оказались самым любопытным спектаклем за много, много воскресений. Девица с мороженым спросила, не они ли организуют для телевидения телеконкурс Мисс Лигурийские Апеннины. Бельбо попросил ее отойти, не то он сделает с нею то же, что сделал с собакой. Девчонка заголосила, из-за ее спины выступил участковый врач со словами, что в дело замешана его дочь и что Бельбо не знает, с кем имеет дело. Блиц-обмен извинениями, знакомство, выясняется, что медик опубликовал «Дневник провинциального врача» у знаменитого «Мануция» в Милане. Тут Бельбо раскололся и дал понять, что занимает изрядный пост в «Мануции», теперь доктор требовал, чтобы Бельбо и Лоренца у него отужинали, Лоренца вне себя от ярости вонзала острый локоть ему под ребра, не хватало нам попасть в газеты, любовники-собакоубийцы, нельзя было трепать языком поменьше?
Солнце палило в голову отвесно, в то время как колокол брякал к вечерне (очевидно, мы в Последней Туле, комментировал Бельбо сквозь зубы, солнце шесть месяцев подряд от полуночи до полуночи, а сигареты закончились), пес добросовестно дох, никто им не интересовался, Лоренца откуда-то извлекла предчувствие приступа астмы, Бельбо окончательно уверился, что космос был ошибкой Создателя. Неизвестно как попала в мозг и затрепетала спасительная идея. Они поедут просить о помощи в ближайший районный центр. Зоофилка была «за» руками и ногами, езжайте быстрее, возвращайтесь поскорее, господину, который работает у поэтического издателя, она не может не доверять, ей тоже больше нравится реклама, если она в рифму.
Бельбо сунул ключ в машину, ближайший райцентр они пролетели без остановки, Лоренца продолжала проклинать любых тварей, которыми Господь испакостил землю, начав в первый день и закончив в пятый, Бельбо был согласен, но шел еще дальше, активно критикуя также и результаты шестого дня, а заодно — в увлечении — ругнул и седьмой, день отдыха, сказав, что более кошмарного дня, чем воскресенье — сегодняшнее, к примеру, — не было, не будет и не может быть.
Они полезли на Апеннины, но притом что на карте все выглядело близко, на практике путь занял множество часов, в Боббио они не стали останавливаться, вечером добрались до Пьяченцы. Бельбо совсем выдохся, он очень надеялся на ужин с Лоренцей и поскорее снял большой номер в единственной свободной гостинице напротив вокзала. Они поднялись в комнату и Лоренца заявила, что в подобной обстановке она ни за что не уснет. Бельбо ответил, что пойдет искать другой отель, пусть дадут ему только пять минут, чтобы сойти в бар и принять дозу мартини. В баре не было мартини, был только итальянский коньяк. Бельбо поднялся в комнату, Лоренцы не было. На стойке портье его дожидалась записка: «Милый, я обнаружила чудесный поезд в Милан. Бегу. Увидимся на неделе».
Бельбо домчался до вокзала, перрон был абсолютно пуст. Как в вестерне. Ночь он провел в Пьяченце. Думал купить детектив, но даже станционный газетный киоск и тот был заперт. В гостинице нашелся только журнал Туринг Клуба.
На его несчастье гвоздем номера было описание дивного путешествия по той самой апеннинской трассе, которую они только что промахали. В воспоминаниях Бельбо — уже успевших пожухнуть, как мемуар многолетней давности — вставала сухая, солнцем съеденная почва, пыльная, закиданная мусором. На глянце туристского журнала развесистые райские сады манили под свою сень, стоило бы пройти сто верст в железных ботинках, только бы попасть в подобную сказку, напоминающую Самоа Лимонадного Джо.
Могут ли люди собственными руками погубить свою жизнь только из-за того, что они наехали на собаку? А вышло именно так. Бельбо решил той ночью в Пьяченце, что уйдя обратно с головою в План, как в убежище, он будет гарантирован от провалов. Внутри Плана никто другой — только он будет иметь право распоряжаться, кто, с кем, когда и как.
Должно быть, этим же вечером он решил отыграться на Алье, хотя непонятно, за какие преступления. Он решил заманить Алье в План, не ставя его о том в известность. С другой стороны, для Бельбо было очень типично искать отыгрышей, единственным свидетелем которых мог быть только он сам — не из застенчивости, а из недоверия к тем свидетелям, которые не являлись им самим. Заманенный в План Алье мог бы считаться уничтоженным, он стал бы дымом, изошел бы, как огонь свечи, сделался нереальным, как тамплиеры, розенкрейцеры и сам Бельбо.
