– Мама!
Тиму, которому исполнилось восемь, и семилетняя Тэра всегда держались с Куни, исключительно вежливо, но, увидев Джиа, сорвались с места и бросились к ней, игнорируя присутствие Рисаны. Маленький Хадо-тика цеплялся за тунику отца и с любопытством посматривал на свою царственную тетю, которую до сих пор никогда не видел.
Рисана приветствовала Джиа формальным «джири».
– Старшая сестра, после того как мы расстались в Дзуди, я со своим сыном каждый день благодарила тебя в молитвах. Теперь, когда ты вернулась к Куни, в Дасу снова есть королева и в мире наконец воцарится порядок.
Джиа кивнула, соглашаясь, но по ее лицу промелькнула горькая улыбка.
Леди Сото также вернулась вместе с Джиа, и это удивило Куни.
– Есть семья, в которой ты появился на свет, а есть такая, которую создал из тех, кого любишь, – сказала Сото.
– Для меня это честь, – низко поклонился Куни. – Какие новости о Мата?
– Я люблю племянника, но наши пути слишком разошлись.
Ото Крин за годы плена похудел еще больше, но в его глазах появились уверенность и сила, которых не было раньше. Тиму и Тэра, все еще висевшие на матери, так обрадовались «дяде Ото», что сердце Куни сжалось, но уже в следующее мгновение он справился с собой и улыбнулся:
– Ты много страдал. И я тебе благодарен.
Ото поклонился и вышел из комнаты вместе с Сото, а Рисана увела детей играть.
Джиа и Куни обнялись, по лицам обоих ручьем текли слезы. Их нежность давала робкую надежду, но даже запахи друг друга казались чужими после стольких лет разлуки, и требовалось время, чтобы снова разжечь огонь, когда-то согревавший их маленький дом в Дзуди, превратившийся в страсть в домике на берегу моря в окрестностях Чарузы.
– Ты дорого заплатила за нашу победу, – сказал Куни.
– Ты тоже, – ответила Джиа.
Собрав вещи с намерением уйти, Луан Цзиа услышал шелест страниц, поднял голову и увидел, что это «Гитре уту», магическая книга, которую подарил ему старый рыбак в Хаане. Странно: в палатке не было ветра.
Он подошел: книга открылась на пустой странице, но тут же, прямо у него на глазах начали появляться, точно острова в море, цветные логограммы.
Оказалось, это сказка:
«Однажды два великих крубена соперничали за владычество над морями, один из них был синий, а другой – красный. Два могучих чешуйчатых кита равной силы бились семь дней, но ни один не мог взять вверх над другим.
Каждый день, когда садилось солнце и их силы убывали, они по взаимному согласию прекращали схватку и завалились спать по разные стороны подводного котлована, чтобы восстановить силы, а утром, когда солнце снова вставало, возобновляли свою битву.
На седьмую ночь, когда красный крубен устраивался на отдых, к нему подплыл прилипало и зашептал:
– Убей его. Убей! Убей!.. Пока его глаза закрыты, а разум погрузился в глубокий сон, пронзи его сердце рогом. Убей его. Убей! Убей!..
– Что это за совет? – возмутился красный крубен. – Такой путь нельзя назвать честным и справедливым. За долгие часы сражений я научился восхищаться его мужеством и силой.
– Моя жизнь неразрывно связана с тобой, – сказал прилипало. – Я питаюсь остатками твоей пищи, да и по морям путешествовал только благодаря твоей силе. Если ты одержишь победу, у меня будет больше пищи, возможно, я даже вырасту и сумею показать свои разноцветные плавники другим рыбам. А если ты проиграешь, я найду себе другую огромную рыбу и буду жить от ее щедрот. Да, я выиграю от твоей победы, но бесчестье не разделю – память моря редко бывает милосердной к существам, которые винят в своем моральном падении советников.
Крубен удивился:
– Значит, ты признаешь, что ничем не рискуешь, – в то время как я могу потерять все. Зачем же мне тебя слушать?
– Потому что я, живущий от твоих щедрот, не должен быть твоей совестью: мой долг состоит в том, чтобы думать о вещах, о которых ты сам думать не осмеливаешься, строить планы, о которых ты боишься говорить вслух. Когда ты находишь великого крубена, повелителя моря, чья чешуя сверкает, а шкура сохраняет гладкость, чьи мышцы сильны, а тело полно энергии и здоровья, то можно не сомневаться, что существует множество связанных с ним прилипал, обожравшихся отбросами. Крубен, чьи прилипалы боятся запачкаться, не проживет долго и не одержит победы.
Красный крубен послушал своего прилипалу и стал властелином четырех морей».
Луан Цзиа закрыл книгу и с горечью рассмеялся: неужели он войдет в историю как прилипало? – потом вспомнил лунный свет, озарявший развалины Гинпена, и песню детей Хаана, вспомнил про обещание, которое дал отцу, и вновь ощутил беспокойство.
«Чем ближе к идеалу твои идеи, тем дальше от идеала способы их осуществления».
Армия Куни покинула Димуши и двинулась в сторону Пэна, который восстановил Кого Йела, а семью отправили туда еще раньше. По договору обе стороны обещали не выдвигать войска ближе, чем на пятьдесят миль к берегу Лиру.
– Ты решил, когда мы перейдем в наступление? – спросил Луан.
Они ехали в экипаже Куни. Король изучал доклады о сборе урожая и налогов и размышлял о том, как станет управлять своими новыми владениями после окончания войны. Теперь ему очень пригодятся старые архивы империи, предусмотрительно спасенные Кого Йелу. Он с благодарностью думал о премьер-министре, и вопрос Луана Цзиа застал его врасплох.
– В наступление? Ты ведь не думаешь, что мирный договор – это окончание вашей истории?
Куни посмотрел на него.
– Война шла слишком долго. Мы с Мата не смогли одержать победу. Я поставил свою печать на договоре. Дело сделано.
– Печать – это лишь след на бумаге и обладает той силой, которой ты сам его наделишь. У армии Кокру проблемы с продовольствием, солдаты рассредоточились по всему Кокру и потеряли бдительность. А мы, благодаря заботам Кого Йелу, имеем солидные запасы. Сейчас самый подходящий момент, чтобы нанести неожиданный удар, вложив в него все наши силы.
– И тогда я войду в историю как величайший предатель. Обвинения Мата против меня будут высечены в камне, а мои деяния сделают их истинными. То, что ты мне советуешь, противоречит всем законам войны. У меня не останется чести.
– Приговор истории невозможно оценить с близкого расстояния. Ты увидишь осуждение людей нынешнего поколения, но никто не знает, как их потомки отнесутся к твоим поступкам в будущем. Если ты не нападешь сейчас и не закончишь войну, кровопролитие будет продолжаться. Еще лет через десять-двадцать Дасу и Кокру снова встретятся на полях сражений, кровь окрасит воды реки Лиру, люди Дара будут страдать и умирать.
Куни подумал о жителях Пэна, которых бросил, рассчитывая, что сумеет сохранить дружбу с Мата. Их крики на улицах до сих пор преследовали его во сне.
– Ты принесешь в жертву множество людей ради сохранения собственной чести в пустом мире, – сказал Луан. – Мне представляется, что это будет невероятно эгоистичным поступком.
– Неужели не остается места для милосердия? Неужели между богами и людьми не может быть взаимопонимания?
– Милосердие к врагам, мой король, означает жестокость к друзьям.
– Такая логика, Луан, очень удобна для тиранов.
– Королева Джин часто говорит, что во время войны пригодны все способы достижения победы. Нож не является злом только из-за того, что остер, и заговор не становится порочным деянием лишь потому, что оказывается эффективным. Все зависит от умения. Милость королей не имеет ничего общего с моралью, управляющей жизнью обычных людей.
Куни ничего не ответил.
– Если ты не воспользуешься возможностями, которые оказались в твоем распоряжении, боги накажут тебя за ошибки.
Договор в руках вдруг показался Куни невероятно тяжелым. Но кто знает быть может, ответственность за жизнь людей будет тяжелее?
«Я считал, что обладаю властью, – подумал Куни, – но теперь начинает казаться, что это власть обладает мной».