Ей на голову быстро, но плавно опустилась подвешенная за горлышко бутылка.
Веревка была так хитро пропущена в кольца, что при их сдвигании бутылка ехала вниз. И более того – до последнего времени она там обитала не одна. Рядом опустились три пустые петли.
Очевидно, дед по дороге к Берлину заимел привычку пить из горла…
Изумленная Майка рукой задернула портьеру – и бутылка скрылась вверху бесследно.
Тогда Майка подтащила к окошку стул и изучила устройство более внимательно.
Хитрый дед использовал пространство между двумя штангами, одна из которых держала портьеру, а другая – собранный мелкими складками ламбрекен из той же ткани.
– Сюда! – крикнула Майка. – Я удавленницу нашла!
Не успела она усомниться в выборе слова – может, правильнее было бы назвать бутылку висельницей? – как в спальню ворвался Сережа.
– Где?! – рявкнул он.
Майка онемела, потрясенная его яростью, и закатила глаза, всем видом показывая – вон там, за ламбрекеном!
Сережа испытал огромное желание стукнуть себя кулаком по лбу. Надо же – обшаривая спальню, он ползал на карачках, как будто тайник не может быть выше уровня человеческого роста. И все клеилось одно к одному – Данка оказала грабителям сопротивление, их было трое, она – одна, ее удавили, труп – вздернули повыше!..
Даже не подумав, зачем бы занятым кражей скотам тратить время на упрятывание трупа, да еще такое диковинное, Сережа оттолкнул Майку и рванул на себя портьеру.
И под влиянием марочного коньяка рванул во всю дурь.
Край толстой деревянной штанги сорвался со своего законного крюка, пролетел мимо Сережиного затылка и повис, покачиваясь. Портьера рухнула на отважного атлета более или менее удачно – накрыла его с головой и натянулась под тяжестью края штанги. Сережа окаменел, не понимая, что стряслось. И стоял, подобно задрапированному простыней памятнику накануне церемонии открытия, пока стенающий Наследник и помирающая со смеху Майка не приподняли штангу и не вывели его на свет Божий.
– А теперь полезай и зацепи ее, – распорядилась Майка. – Только не знаю, хватит ли одного стула. Гляди, какие тут высокие потолки.
Сережа задрал голову.
– Удавленница где? – нехорошим голосом спросил он.
– Да вон же болтается, – безмятежно отвечала Майка. – Ты чего?
– А выход? – еще не врубаясь, Сережа повернулся к Наследнику. – Выход наружу?
– Так это он и есть, – печально сказал Наследник. – Маечка все правильно нашла. Дернешь за шкур – оно и выходит наружу. Отпустишь – убирается вовнутрь.
Коньяк, принятый за упокой дедовой души, мешал Сереже осознать приключившуюся околесицу.
Ему был обещан большой тайник с выходом наружу.
Пространства между двумя штангами, повешенными с каким-то барским размахом, хватило бы, чтобы спрятать там и самого Сережу – боком он бы, пожалуй, протиснулся. Выход – если считать это выходом, был. И Данка могла воспользоваться тайником – в том случае, если ей, затаившейся с пневматическим пистолетом за кроватью, вдруг бы безумно захотелось хлебнуть коньяка… Все сходилось, черт возьми! А больше Наследник ведь ничего и не сказал.
Молча и с сердитым сопением Сережа навесил штангу.
Майка, понимая, что уж про это приключение Сереже лучше вообще никогда не напоминать, увела Наследника из спальни. А когда Сережа присоединился к ним, тот уже держал речи мистические.
– И если они посылали экспедиции в Тибет, если домогались каких-то тайн от далай-ламы, то им наверняка была известна авестийская традиция! – разглагольствовал он. – Все началось с зороастризма! Все началось с Первичного неба, которое расколол Ангро-Майнью! И с того, что изначальная модель проявленного мира строится заново… А потом осколки древнего знания передавали из поколения в поколение, искажая кто во что горазд! Но это было не только знание! Нет!
Сережа замер в дверном проеме. Его поразило лицо Майки. Так она не смотрела даже на него, красавца-атлета, в тот миг, когда вымогала из него предложение руки и сердца. Нежность струилась потоком и водопадом! Стройная шейка вытянулась! Губки приоткрылись, как бы жаждая поцелуя! И все это творилось ради пьяного Наследника!
– Вот, вот! – Не ображая внимания на шейку и губки, Наследник, покопавшись в толстой книге, ткнул длинным пальцем в середину страницы. – Сейчас зачитаю.
Сережа присел на табурет рядом с Майкой и приготовился слушать – в такой здоровенной книжище наверняка было что-то полезное.
– Капитан повелел подать другой ларец, и, лишь только слуга его принес, сказал: «Вот диковинная забава, история коей такова. Как-то раз, странствуя по морям, я достиг острова Лангкави и попал в безветрие, так что паруса на корабле обвисли, пресная же вода была на исходе. Мы немало опечалились и хотели было послать лодку на остров за водой…»
Майка подтолкнула Сережу и сделала недоумевающую рожицу. Действительно – какое отношение к Данке мог иметь остров Лангкави?
Наследник меж тем вещал самозабвенно, наслаждаясь сказочными подробностями. Возможно, уже забыв начисто, ради чего он взял в руки книгу… Он едва не подпустил в голос слезы, когда отважного капитана, ослабевшего от жестокой жажды, сморил сон. И воспарил голосом в поднебесье, когда во сне явился некий почтенный старец, призывающий высадиться на острове, невзирая на гнусные погодные условия.
– «… и взойди на вершину горы, венчающей остров! Там ты увидишь ларец из слоновой кости. Возьми тот ларец, в нем сокрыт хрустальный ящичек, в ящичке – шкатулка из бирюзы, в ней же – сапфир, в коем обитают два павлина. Выйдя из сапфира, они станут с несказанным изяществом танцевать, распустив хвосты и распевая пантуны и селоки. Есть в той шкатулке и иной сапфир. Ежели положить его на позлащенное ложе – из него выйдет царевна, несравненной прелестью лика подобная четырнадцатидневной луне, сияющей в небесах».
Тут лишь Сережа понял, что Наследник читает начало какой-то восточной сказки, чуть ли не из «1001 ночи».
Время для сказок было самое подходящее!
– Там дальше всякие приключения, – вдруг сам себя прервал Наследник. – Но вот еще! «Тогда Исма Ятим взял меньший сапфир, положил его на золотой поднос, и из сапфира вышли два несказанно прекрасных павлина; другой же сапфир он опустил в хрустальный флакон, и тотчас тот сапфир зазвучал, и полилась из него музыка дивной красоты, в коей сменяли друг друга сто двенадцать ладов…»
Сережа и Майка переглянулись. Вроде бы в белой горячке мерещатся мыши и чертики, но уж никак не павлины. А что Наследник вполне мог допиться до белой горячки – они и не сомневались.
Нежность, озарившая Майконо лицо при упоминании об Авесте и зороастризме, уступала понемногу место скепсису. Она любила сказки – но, так сказать, сказки научные, а не фольклорные!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
