Отчасти он был серьезен, когда писал матери из Индии в 1897 г.: «Я так самодоволен, я не верю, что боги стали бы создавать столь могучее существо, как я, ради такого скучного конца», как смерть в перестрелке на Северо-Западной границе. Когда думаешь, как часто за свою долгую жизнь Черчилль был на волосок от смерти, трудно становится сомневаться в том, что вполне мог наступить момент (правда, несколько нечестивый), когда ему казалось, что над ним бьются «невидимые крылья». К чему страховка человеку, прожившему такую жизнь, как у него, и в конце концов умершему в возрасте 90 лет? Посмотрим, что могло случиться. Он родился на два месяца раньше срока, после того как его мать упала на охоте в поместье Бленхейм и была доставлена во дворец на «бешено скачущем пони». Ни лондонский акушер, ни его оксфордский ассистент не смогли добраться туда вовремя, чтобы успеть на роды. В одиннадцать лет Черчилль, который тогда учился в приготовительной школе в Брайтоне, чуть не умер от пневмонии, болезни, возвращавшейся к нему во время и после Второй мировой войны. Его сын Рэндольф писал, что тогда, в 1886 г., Черчилль был «ближе к смерти, чем когда-либо за всю свою долгую и полную опасностей жизнь». Следующая встреча со смертью была в большей степени спровоцирована им самим, когда в возрасте 18 лет он спрыгнул с моста, играя в догонялки с братом и кузеном в поместье своей тети леди Уимборн недалеко от Борнмута. Он упал с 8-метровой высоты на твердую землю и 3 дня пробыл без сознания, порвав почку. «Целый год я был сторонним наблюдателем происходящего», – вспоминал он. После чего чуть не утонул в Женевском озере.
Истории о его подвигах на Кубе, где он в качестве корреспондента освещал действия испанской армии, на северо-западной границе в Индии в составе Малакландской действующей армии, в ходе атаки 21-го уланского полка в сражении при Омдурмане, а также во время побега из лагеря для военнопленных в Претории в англо-бурскую войну должным образом документированы; на самом деле, девиз 17/21 уланского полка «Слава или смерть» точно отражает то, как видел Черчилль возможность проявить себя в период между 1895 и 1900 гг. Хотя это кажущееся пренебрежение к смерти он демонстрировал и когда ему было уже за двадцать. Он даже побывал в авиакатастрофе.
После вынужденной отставки с поста канцлера герцогства Ланкастерского в результате провала Галлиполийской кампании в Первую мировую войну Черчилль принял командование 6-м батальоном Королевского шотландского фузилерного полка во Франции. Осуществлять руководство, находясь вдали от активных боевых действий, как делали многие офицеры союзных войск, было не для него. Иногда, когда он инспектировал окопы или укрытия, немецкие фугасные снаряды попадали именно в то место, где он только был или куда вот-вот должен был приехать.
Хотя в отношении Черчилля никогда не совершались попытки покушения – удивительное упущение в такой богатой на события жизни, – он, конечно, часто играл со смертью во время бомбежек Лондона, поднимаясь на крышу Адмиралтейства, чтобы понаблюдать на воздушным боем, несмотря на постоянную опасность погибнуть от пули, фугасной бомбы, осколков или при падении сбитого самолета. Он был наверху и в сентябре 1940 г., в том же месяце, когда бомба угодила прямиком во внутренний двор Букингемского дворца, расположенного всего лишь на другом конце улицы Мэлл. Черчилль, увлекавшийся охотой и бравший летные уроки, вел жизнь, которая раз двадцать могла оборваться до того, как была одержана победа во Второй мировой войне. Вера в собственную путеводную звезду, в то, что он называл «хранителем» или «руководящей дланью», была необходима лидеру, который хотел вести ту деятельную жизнь, какую избрал для себя Черчилль.
Историк Пол Эдисон охарактеризовал религиозность Черчилля как «смесь честолюбия, исторических мифов и остатков религиозного убеждения». Если именно она помогла ему сохранить веру в себя в месяцы сомнений и отчаяния после катастрофы в Дарданеллах, кто посмеет поставить это ему в вину? Как бы там ни было, но в вопросе о религиозности Черчилля остается много неясного. На одном из заседаний «теневого кабинета» в июне 1950 г. он упомянул о том, что «Сам» придет к нему на помощь, и пояснил позднее, что имел в виду Бога, однако тремя годами позже, перенеся удар, он говорил врачам, что не верит в бессмертие души и что смерть – это «чернота – вечный сон». То, что полвека назад он описал в «Савроле», в сцене, когда президент Лаурании оказался перед со смертью и «дальше не оставалось ничего», полное уничтожение, бесконечная черная ночь»[23].
Существует, однако, также предположение, что в нескольких своих письмах Черчилль ведет речь о Небесах, в частности, в трогательном послании к Клементине, которое должно было быть отослано ей в случае, если он погибнет в окопах, где он писал: «Не печалься обо мне слишком сильно. Смерть – это всего лишь случай, и не самый важный из тех, что происходят с нами в этой жизни… Если существует иной мир, я буду искать тебя». В своей книге 1932 г. «Размышления и приключения» он также писал: «Когда я попаду на Небеса, я собираюсь потратить значительную часть моего первого миллиона лет на живопись и добраться-таки до сути».
Поскольку Черчилль, по его же собственным словам, «не отличался религиозностью» – и утратил те зачатки англиканской веры, которые могли сформироваться у него к 23 годам, он выработал для себя простую, почти языческую веру в Судьбу и Жребий, напоминавшую ту, которой придерживался Наполеон. Но не Гитлер. Поскольку Гитлер все больше воспринимал себя как Высшее существо, способное контролировать Провидение, что было абсолютно чуждо мировоззрению (правда, тоже крайне эгоцентричному) Черчилля. Пожалуй, Гитлер даже еще более твердо верил в судьбу и был уверен в своей способности самому управлять ею. Он полагал, что именно по воле Судьбы ему выпало родиться в Браунау-на-Инне, недалеко от границы с Германией, и был уверен, что отправить его в Вену, чтобы он разделил там страдания народных масс, было ни много, ни мало Божьим промыслом; и, конечно, его – так же как и Черчилля – хранила невидимая рука, позволившая ему уцелеть в окопах в годы Первой мировой войны, когда погибло столько его товарищей.
Все это, убеждал Гитлер, должно было делаться ради какой-то цели, конечно же, великой. К лету 1937 г. он возомнил себя абсолютно непогрешимым, заявляя: «Когда я оглядываюсь на пять прошедших лет, то могу сказать, что все это дело не только рук человеческих». Представьте, каким несокрушимым эгоизмом нужно было обладать, чтобы заявить немецкому народу: «Это чудо наших дней, что вы нашли меня среди стольких миллионов. А то, что я нашел вас, – это счастье Германии». В этом его поощряла Нацистская партия: к примеру, сравнения Адольфа Гитлера с Иисусом, по мнению группенфюрера Шульца из Померании, были уничижительны для фюрера, поскольку у Христа было всего 12 учеников, а у Гитлера 70 миллионов»[24].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
