– Так ведь уже спрятала, – женщина пожала плечами. – И вообще, Анюта, могла бы просто сказать, что тебе нужна помощь. Неужели бы я тебе отказала?
– Ну, мне не хотелось вас ни во что впутывать… – начала оправдываться Аня. – Меньше знаешь – спокойнее спишь…
– Все равно уже впутала. Надеюсь, девочка, это не оружие и не наркотики?
– Нет, что вы! Просто ценная для меня вещь… а у меня дома сейчас неспокойно…
– Ну, так и все, – подвела Вера Ивановна черту. – Нужно – значит, нужно, можешь быть спокойна, я никому ничего не скажу. Ты меня не первый год знаешь.
– Кстати, давно хотела вас спросить, как называется это растение?
– Монстера.
Аня еще раз сердечно поблагодарила Веру Ивановну и вышла из фитнес-центра.
Перед зданием Михайловского театра остановился огромный черный «Мерседес». Передняя дверца распахнулась, из машины выскочил рослый парень в черном костюме, внимательно огляделся по сторонам, распахнул заднюю дверцу. Из «Мерседеса» выбрался толстый человек в отлично сшитом костюме, удачно маскировавшем его нездоровую полноту, и с редкими бесцветными волосами, аккуратно разложенными по розовой лысине.
Телохранитель пошел к дверям театра, раздвигая толпящихся перед ними театралов, как ледокол раздвигает полярные льды. Толстяк шел за ним, мрачно и значительно глядя перед собой. Второй охранник шел следом. Под пиджаком у него отчетливо вырисовывался пистолет.
Троица вошла в театр, поднялась по лестнице.
Предупредительный капельдинер в белых перчатках открыл двери ложи. Первый охранник вошел внутрь, быстро оглядел помещение, коротко сообщил:
– Чисто!
Важный толстяк вошел в ложу, устроился в удобном кресле.
Один телохранитель расположился в аванложе, второй застыл в коридоре перед входом.
Прозвенел третий звонок, словно в театре только и ждали появления этого значительного человека. Занавес поднялся, на сцене появился тенор, невысокий лысеющий блондин с круглым наивным лицом, и запел выходную арию.
В это время в коридоре перед входом в ложу появилась сутулая худощавая женщина средних лет, с нездоровым цветом лица и бесцветными глазами за толстыми стеклами очков. В общем, совершенно невзрачная женщина в плохо сшитом костюме мышиного цвета. В руках у нее был сверток в цветной бумаге. Этот сверток был единственным ярким пятном в ее облике.
Охранник окинул женщину оценивающим взглядом, признал ее безопасной и спросил:
– В чем дело?
– Срочная посылка для Михаила Михайловича.
– Посылка? – переспросил охранник. – Разверните!
Женщина кивнула, надорвала бумагу, развернула ее. Потом развернула еще слой, еще. Охраннику надоело наблюдать, он отвел глаза и не заметил, как из свертка показалась черная небольшая трубка, похожая на стильный мундштук для сигарет. Женщина молниеносно вставила в трубку маленькую стрелку и поднесла трубку к губам.
Охранник изменился в лице, потянулся к наплечной кобуре, но он опоздал: раздался негромкий свист, и у него за ухом появилась крошечная стрелка. Глаза охранника остекленели и смотрели теперь на стену, как будто видели там далекое будущее. Или прошлое.
Хотя как раз будущего у невезучего охранника и не было, а его прошлое вряд ли могло кого-то заинтересовать.
Его ноги подогнулись, и он сполз по стене на пол.
А женщина поправила очки и постучала в дверь ложи.
Второй охранник встал, подошел к двери, на ходу вынимая оружие, и вполголоса спросил:
– Олег? Это ты?
– Вашему товарищу плохо! – озабоченным голосом проговорила женщина.
Охранник поднял пистолет, осторожно приоткрыл дверь и первым делом оглядел невзрачную особу с испуганным лицом и порванным пакетом в руках.
– Вы видите, ему плохо! – проговорила та, округлив глаза.
Только теперь телохранитель увидел тело своего напарника на полу и наклонился, чтобы взглянуть на него. Тут же женщина поднесла ко рту свою трубку, и второй телохранитель упал рядом с первым.
Невзрачная женщина огляделась по сторонам.
Коридор был по-прежнему пуст.
Одного за другим она втащила охранников в аванложу, закрыла за собой дверь и открыла дверь ложи.
Толстый человек в ложе не сводил глаз со сцены. Он очень любил оперу, оказывал Михайловскому театру щедрую спонсорскую помощь, и сегодня, когда в этом театре пел знаменитый австрийский тенор, он не мог пропустить такое важное событие.
Поэтому, когда у него за спиной раздался деликатный кашель, он не повернулся, а только недовольно проговорил:
– Ну, что там?
– Вам посылка, Михаил Михайлович! – вполголоса проговорила невзрачная женщина.
– Неужели это не может подождать! – Толстяк поморщился. – Сейчас будет главная ария…
– Это очень срочно! – настаивала женщина.
– Что за посылка? От кого?
– От Вешнякова!
Толстяк удивленно повернулся.
Он увидел в дверях ложи незнакомую, удивительно невзрачную женщину в старомодных очках и некрасивом мышино-сером костюме и брезгливо поморщился. В своем окружении он терпел женщин только молодых, пусть не слишком красивых, но непременно ухоженных и хорошо одетых, все прочие не соответствовали его эстетическому чувству и раздражали самим фактом своего существования.
– Какая посылка? – неприязненно спросил он некрасивую женщину.
– Вот какая! – Только теперь Михаил Михайлович заметил, что женщина поднесла ко рту черную трубку, похожую на мундштук.
– Олег! Виктор! – вскрикнул толстяк, с трудом вспомнив имена своих охранников, при этом в голосе его не было страха, только безграничное удивление.
Точнее, он только собирался вскрикнуть, но не успел, потому что раздался тихий свист, и за ухом у него оказалась такая же стрелка, как и у его незадачливых охранников. Толстяк сполз с кресла и застрял между ним и барьером, так что его не видно было из соседней ложи.
Невзрачная женщина заглянула в остекленевшие глаза Михаила Михайловича, убрала трубку в карман, сняла перчатки, вышла в коридор и спокойно направилась к широкой лестнице.
Прежде чем капельдинер случайно нашел трупы, прежде чем в театре началась тихая паника, прежде чем там появилась полиция, прежде чем выходы из театра перекрыли, а у дежурного администратора случился сердечный приступ, невзрачная женщина вышла на набережную Екатерининского канала и смешалась с пестрой толпой туристов, бредущих к храму Спаса на Крови.
Она уже была в сотне метров от своего автомобиля (такого же невзрачного, как хозяйка), когда рядом с ней затормозила другая машина – черная, громоздкая, с затемненными стеклами.
Невзрачная женщина мгновенно оценила опасность и, прежде чем дверца черной машины открылась, метнулась в сторону, но тут же налетела на худощавого человека среднего роста, с невыразительным смуглым лицом и чуть раскосыми глазами. Этот человек схватил ее за локти и, ни слова не говоря, подтолкнул к черной машине.
Со стороны могло показаться, что невзрачной женщине стало плохо и человек с раскосыми глазами ведет ее к машине, заботливо поддерживая. Он втолкнул ее на заднее сиденье, сам сел рядом, и черная машина рванула с места.
Очутившись в машине, киллерша перевела дыхание и попыталась оценить свое положение.
Кроме нее и того человека, который втолкнул ее в машину, здесь был только водитель – она видела впереди его квадратный затылок и слегка оттопыренные уши.
Если бы ее хотели устранить – это сделали бы сразу, на месте, в оживленной, праздной толпе на набережной канала. Один незаметный укол или удар ножом в спину – и проблема решена. Лучше, конечно, укол каким-нибудь сильнодействующим, быстро растворяющимся лекарством – ни крови, ни лишних подозрений. Во всяком случае, сама она именно так и поступила бы.
Похитить человека гораздо труднее, чем убить.
Раз ее посадили в машину и куда-то везут – для этого могут быть две причины. Либо ее не собираются убивать, а только хотят получить от нее какую-то информацию, либо опять же хотят получить информацию и устранить уже после этого.
Впрочем, она – известный в определенных кругах профессионал, и убивать ее не имеет смысла: она не игрок в большой игре, а всего лишь орудие в руках того, кто ей платит.
Женщина покосилась на невозмутимого человека с чуть раскосыми глазами и спросила:
– Кто вы?
Ни один мускул на лице этого человека не дрогнул. Лицо его было так же невозмутимо, как прежде, а немного раскосые глаза делали его похожим на восточного идола.
– На кого вы работаете? – сделала женщина еще одну безнадежную попытку.
Результат был прежним – нулевым.
Женщина и не рассчитывала на ответ. Она только хотела увидеть, как отреагирует на ее слова этот человек, хотела проверить его реакции, его манеру поведения.