Ясутакэ вопрошающе обвел взглядом своих бойцов. Ему не хотелось никого принуждать. Наконец, Хатиро не выдержал:
— Я пойду, господин.
Ясутакэ молча похлопал его по плечу, желая удачи.
Хатиро снял шлем, доспехи, и остался в легком кимоно и шароварах. Малый меч он отдел командиру, большой засунул за пояс сзади, чтобы тот не мешал движению.
Затем пополз вдоль ствола лежавшего дерева, извиваясь змеей и стараясь не задевать ветвей, пока не скрылся в высокой траве справа от дороги. Воины проводили его тревожным взглядом. От Хатиро зависел теперь ход дальнейших событий. Если ему не удастся выяснить обстановку, придется прорываться вперед вслепую, рискуя стать мишенями для стрелков, скрывающихся где-то неподалеку.
* * *
Хатиро ползком подобрался к первым деревьям, напряженно вслушиваясь в каждый шорох и стараясь сам не создавать шума. Вокруг стояла тишина. Хотя огромный дуб, преградивший дорогу, был срублен, судя по пню, совсем недавно, никого не было видно.
То и дело озираясь по сторонам, ловя с обостренным вниманием любой звук, Хатиро перебегал, пригибаясь к земле, от дерева к дереву, от куста к кусту. Так он достиг того места, откуда, как он успел заметить с дороги, вылетела стрела. К его удивлению, здесь не оказалось никаких следов человеческого присутствия. Держа меч наизготовку, воин внимательно изучал траву и кустарник. Никого и ничего! Не похоже даже, чтобы кто-то здесь был раньше.
Хатиро выпрямился во весь рост и еще раз прошел вдоль дороги по тем местам, где мог скрываться невидимый пока враг. Тщетно! Видимо, в засаде сидел всего один человек.
Удовольствовавшись двумя трупами, он сбежал, чтобы не заплатить своей головой за это преступление. Скорее всего, стрелял какой-то разбойник, или ронин (самурай без хозяина), чей господин пал от рук воинов Токугавы. Те и другие ненавидят сегуна. Что ж, можно сказать остальным, что путь свободен.
И вдруг земля перед ним словно взорвалась фонтаном желтых листьев. Сверкнула на солнце сталь, меч выскользнул из рук Хатиро и отлетел в сторону, выбитый мощным ударом. В следующий миг тонкая цепь захлестнула жилистую шею самурая, а сильный рывок повалил его лицом вниз. Что-то тяжелое прыгнуло Хатиро на спину и прижало к земле, едва не сломав позвоночник. Потом чья-то крепкая рука схватила его за волосы, повернув голову вправо.
Цепь на шее немного ослабла, ровно настолько, чтобы можно было дышать. Поверженный воин скосил глаза вверх, и едва не застонал от смешанного чувства огорчения и бессильной злобы: ниндзя! Сомнений быть не могло, кому же еще принадлежали эти холодные безжалостные глаза в прорезях черного капюшона?!
— Где письмо? — Хриплый, видимо, специально измененный голос не угрожал, но в то же время не обещал ничего хорошего. Было в этом голосе нечто такое, что вызывало непреодолимое желание рассказать все, что знаешь, только бы не слышать его больше, и не смотреть в бездонные черные глаза. Взгляд ниндзи парализовал всякую способность к сопротивлению, он пугал и завораживал одновременно. Хатиро начисто забыл о своем командире и самурайской клятве верности, о своих товарищах и воинском долге. Ему хотелось лишь одного: поскорее избавиться от пронзающего душу ледяного взгляда, не слышать больше этого хриплого голоса, забыться во сне, пусть даже сон этот окажется самой смертью.
— Письмо у нашего командира, оно спрятано между нагрудной пластиной и кожаным панцирем. Я сам видел, как он положил его туда.
Едва он произнес эти слова, как тяжелый удар раздробил ему висок и Хатиро навсегда погрузился во мрак небытия.
* * *
Солнце уже достаточно высоко поднялось над горизонтом, а самураи по-прежнему лежали в укрытии, поджидая своего разведчика. Кони тихо ржали, требуя воды и корма.
Их владельцев тоже мучила жажда — несмотря на осень, солнце наполняло воздух зноем.
— Где же Хатиро? Неужели погиб? — Ясутакэ говорил вслух, обращаясь скорее к себе самому, чем к своим людям.
Те продолжали напряженно всматриваться в заросли.
— Если он вскоре не появится, станем прорываться вслепую. Побежим справа по склону горы вверх, чтобы уберечься от стрел за деревьями. Лошадей придется бросить. Без нашей помощи они не осилят подъем по такой крутой горе, да и заросли слишком густые для них. Через поваленное дерево мы их тоже не перетащим, враг не позволит. Будем держаться все вместе. Если попадем в засаду, то прорвемся с боем. А пока подождем еще немного.
Ясутакэ надеялся, что Хатиро жив. Ведь он старше всех в отряде, самый опытный среди них. Ясутакэ, которому едва исполнилось 23 года, был гораздо моложе сорокалетнего Хатиро, воевавшего в молодости под знаменами Тоётоми Хидэёси, первого объединителя страны Ямато.
Трудно поверить, что стать умудренный воин мог погибнуть, даже не подав сигнала тревоги. Скорее всего, он по-прежнему рыщет где-нибудь в чаще.
Однако время шло, а в лесу продолжала царить тишина.
Ни звука. Всякие сомнения исчезли: Хатиро мертв! Торинобо Ясутакэ одел шлем и слегка приподнялся над землей.
— Больше ждать нельзя. Уже трое наших мертвы. Если мы будем здесь лежать дальше, то не выполним приказ господина, и скорее всего погибнем. Возможно, они не идут в атаку потому, что их слишком мало для открытого боя. Не исключено, что они послали гонца за подкреплением. И в том, и в другом случае надо спешить. Пойдем на прорыв. Слушайте все. Если меня убьют, тот, кто останется жив, должен доставить письмо по назначению.
Ясутакэ похлопал себя ладонью по груди там, где была круглая пластина из полированной меди. Отцепив одну застежку, он показал подчиненным край бумаги и снова закрыл тайник. Самураи закивали головами, давая знать, что поняли командира.
— А теперь — вперед! Ясутакэ первым бросился в сторону леса, начинавшегося всего шагах в десяти от дороги.
Самураи последовали за ним. Бежать вверх по крутому склону, да еще в доспехах и с оружием, было очень тяжело.
Воины цеплялись руками за ветви деревьев, чтобы не скатиться вниз. Через пару минут все выдохлись, бег перешел в карабканье. Самый подходящий момент для внезапной атаки противника. Но тишину и спокойствие ничто не нарушило. Так никого и не встретив, самураи выбрались на ровное место. Там они залегли, кто за деревом, кто за кустом, чтобы отдышаться. Потом плечом к плечу, с мечами наготове, двинулись дальше.
Когда они удалились примерно на триста метров от того места, где попали в засаду, кто-то сказал:
— Похоже, что враг ушел. — Все мысленно согласились с ним.
— Мы не можем продолжать путь, пока не убедимся, что Хатиро в самом деле мертв. Может быть, он нуждается в нашей помощи. — Ясутакэ мало верил в собственные слова, но он должен был показать своим людям, что никого из них не оставит в беде, не попытавшись что-то сделать.
— В то же время нам некогда задерживаться здесь, шаря по кустам в поисках мертвого тела. Сюда в любой момент может нагрянуть враг. Ямаскэ, — обратился он к восемнадцатилетнему красавцу, — ты у нас самый горластый. Крикни три раза кукушкой. Если Хатиро отзовется, мы придем ему на выручку, если нет — значит, он наверняка мертв.
Ямаскэ повторил сигнал трижды. Настоящие кукушки почему-то давно молчали и Хатиро, без сомнения, должен был понять сигнал, если только он мог его слышать. Однако ответа не последовало. Ямаскэ хотел повторить крик, но Ясутакэ остановил его.
— Бесполезно. Он нас не слышит.
* * *
Отряд осторожно продвигался вперед, растянувшись цепочкой. Тропа была настолько узкой, что по ней не могли идти рядом даже двое. Первым шел Ахито, живший когда-то в этих местах и знавший поэтому дорогу. Ближайшая деревня отсюда в двух часах ходьбы через лес и гору, а от деревни до того замка, где можно взять лошадей, примерно пол-ри (около двух километров) по ровной дороге.
Ясутакэ следовал за Ахито, погруженный в невеселые мысли. Они уже удалились на четверть ри от засады.
