- А сколько стоит дробь? - спросил Дундертак.
- Двадцать девять эре на один заряд.
Усердно протаскивая свою часть невода от одной лунки к другой, Дундертак взвешивал все "за" и "против". Наконец он собрался с духом:
- Если дробь стоит двадцать девять эре, мне бы хотелось купить на один выстрел. Интересно, сколько я сумею подстрелить...
Большой Сундстрем распрямился, отер с лица пот.
- Ты что, и вправду хочешь поиграть в этой лотерее? Здесь ты за четыре часа работы получаешь шестьдесят эре. Их хватит как раз на два выстрела. Значит, что же? Хлоп - и нет двух часов труда! Не стоит игра свеч!
- Но мне все-таки очень хочется. Хоть один выстрел! - сказал упрямо Дундертак и покосился наверх, на ворон.
У Сундстрема не хватило духу отказать.
- Ладно уж. Другому бы ни за что не дал, а тебе дарю выстрел бесплатно. Ты ведь знаешь, как с ружьем обращаться. Но все-таки скажу тебе, как мне в твоем возрасте отец мой говорил: "Храни, боже, охотника, а вороны и сами не пропадут".
Тогда Дундертак поделился с Сундстремом своим планом, который он разработал для того, чтобы одним выстрелом добиться возможно лучших результатов.
- Ловко, брат, придумано! - похвалил Сундстрем. - Выстрел твой! И денежки тоже - если, конечно, удастся подстрелить сразу несколько штук.
Между тем дело подвигалось к концу - невод подводили все ближе к проруби. И, когда свели крылья, увидели, что прорубь бурлит рыбой. Сплошная каша из салаки, щук, судаков.
- Самое меньшее - пятьдесят кило отличной рыбы! - прикинул лоцман Сэв, удовлетворенно погладив непослушными пальцами обледеневшую бороду.
Все-Наверх, наклонившись, вычерпывал рыбу в большие деревянные ящики. Шея у боцмана была морщинистая, в мелкую клеточку, - такая кожа бывает у старых ящериц.
Дундертак вопросительно посмотрел на Большого Сундстрема. Тот понял его с одного взгляда.
- А не пора ли нам перекусить да хлебнуть горячего кофейку?
Все согласились, что предложение весьма дельное.
Погрузив ящики с рыбой на сани, рыбаки потащили их к берегу.
На льду осталась небольшая кучка рыбешек - подкаменщики и красноперки. Эта рыба ни во что не ценилась, поэтому ее даже не потрудились подобрать.
Вороны беспокойно закаркали. Они чуяли близкое пиршество. Там, где побывали люди, всегда найдется чем поживиться. А у рыбаков шхер был еще обычай - никогда ничего не выбрасывать обратно в море. Ни в коем случае нельзя показывать, что пренебрегаешь хоть каким-нибудь из его даров. Это значило бы оскорбить море и навсегда рассориться с удачей.
Дундертак вытащил из кармана штанов длинную веревку и стал нанизывать на нее валявшихся на льду подкаменщиков, красноперок и плотвичек - примерно на расстоянии метра одну от другой. Покончив с этим, он направился вслед за остальными к берегу, растягивая на ходу веревку так, чтобы она легла посередине следа, оставленного санными полозьями. Веревка была метров тридцати длиной.
Большой Сундстрем приладил тем временем свое ружье к саням, которые стояли последними. Опустившись на одно колено, он проверил правильность прицела. Так. Кажется, все хорошо.
Сундстрем прикрепил к спусковым крючкам веревку, взвел их и насыпал в оба дула по мерке дроби. Веревку он передал подошедшему Дундертаку:
- Изобретение-то твое. Сам, значит, и действуй.
Затем оба зашагали к прибрежным валунам, где уже расположилась вся компания, поедая бутерброды и запивая их горячим кофе из термосов. Дундертак был очень осторожен с веревкой - ведь другой конец ее был привязан к спускам двустволки. Когда он шел, то все время следил, чтобы она совсем свободно скользила в кулаке.
Увидев, что на льду никого не осталось, вороны всполошились. Вот одна тяжело снялась с ветки и несколько раз пролетела туда и обратно над покинутой ледяной площадкой.
Это был высланный вперед разведчик.
Установив, что все спокойно и опасность ниоткуда не грозит, разведчик с хриплым карканьем опустился на лед и заторопился большими прыжками к разбросанным на льду рыбешкам. Черный клюв торчал впереди, как копье. Глаза алчно поблескивали.
Вороны больше не колебались, и большая черная стая с шумом опустилась на лед.
Обычно ворона, быстро ухватив добычу, улетает подальше от остальных и пирует в одиночку.
Не тут-то было! Как только какая-нибудь ворона, схватив рыбешку, собиралась отлететь в сторону, рыбу будто кто-то вырывал из клюва.
Стараясь удержать добычу, вороны попробовали клевать сильнее, но рыба все равно вырывалась из клюва.
Раз за разом повторялось одно и то же. Конечно, ни одной из них не под силу было уволочь за собой всю связку.
Вороны яростно клевали, рвали, раздирали рыбу. Обычно столь осторожные, они забыли от голода всякую осторожность.
Они каркали и кричали. Кончилось тем, что они переругались между собой и, шипя и размахивая крыльями, пошли друг на друга. Забыв о бдительности, о том, что на свете существует человек, вороны вступили в драку.
На место происшествия слетались другие вороны с острова и недолго думая ввязывались в общую свалку.
В конце концов на льду копошился один огромный, черный, пронзительно кричащий клубок.
Внезапно воздух разорвали два трескучих залпа - сначала выстрелило правое дуло, потом левое. По вороньему клубку хлестнул ураган дроби. Последствия его были опустошительны. Вороны покатились кто куда. Большинство, перекувырнувшись, так и остались лежать лапками кверху. Другие беспомощно закружили на месте, кашляя кровью. Те же, кто случайно уцелел, поднялись вверх, спеша улететь подальше от опасного места.
Подстреленных птиц, которые не в состоянии были подняться в воздух, тут же прикончили, свернув им шеи.
Сундстрем пересчитал безжизненные тушки:
- Двадцать три вороны одним выстрелом! Всем рекордам рекорд!
- Мне сразу заплатят за всех? - поинтересовался Дундертак.
- Еще бы! У лесничества денег столько, что нам с тобой считать не пересчитать.
- Двадцать три вороны по шестнадцать эре минус два заряда дроби это получится... три кроны и десять эре.
- Дробь, считай, бесплатно, - возразил Сундстрем. - Выходит, ты заработал три кроны шестьдесят восемь эре.
Дундертак потрогал ногой мертвых птиц. Перед глазами у него, как живые, встали те две вороны, которых он накрыл в лесу, когда они зажали с двух сторон бедную беззащитную гагу, стараясь согнать ее с гнезда.
- Разбойничье отродье! - процедил он сквозь зубы. - Жулье. Гадины противные!
Но боцман Все-Наверх раздраженно скреб свою буйную щетину.
- Ну вот, распугали своей пальбой всю хорошую рыбу! - проворчал он.
Большой Сундстрем вовсе не собирался молча сносить хныканье боцмана, который только и знал, что распоряжаться да отдавать приказы.
- Помолчи-ка! - сказал он. - Лучше о себе подумай! Вот возьмет ворона и запутается в твоей щетине. А будешь сильно рот раскрывать и орать, так она снесет свое грязное яйцо прямо тебе в глотку!
Дундертак подобрал ворон и аккуратно сложил их в кучку.
Пора было во второй раз ставить невод.
И лоцман Сэв пропел во всю силу своих легких:
- Е-е-ще ра-а-зик по-о-шел!..
- Хорошо, если хоть плотвичку поймаем, - пробурчал Все-Наверх. Старикан искренне переживал, что вся стоящая рыба удрала из этого места.
Снова растянули подо льдом крылья невода. До ужина еще придется как следует попотеть.
Было очень холодно. Низкое, зимнее небо тяжело давило на землю.
А завтра Дундертак снова будет сидеть за партой. И снова учитель будет лупить его ивовым прутом. Что ж, самое обычное дело. В школе Дундертак терял всякую способность быстро соображать и бойко отвечать на разные сложные вопросы.
Летом, когда занятий в школе не было, Дундертак работал на известковом заводе.
В этом не было ничего сложного. Ни думать, ни размышлять не требовалось. Требовалось лишь поднатужиться и везти доверху груженную тачку по деревянным настилам от карьера до обжигательных печей. Острый, как лезвие ножа, известняк оставлял на руках и ногах глубокие порезы, так что тем, кто прокладывал путь в самую глубь белого горного массива, нежная кожа была абсолютно ни к чему. Летнее солнце лило расплавленный жар в огромный "известняковый котел". Пот тек ручьем, ломило спину.
Но Дундертак радовался, потому что до школы оставалось еще целых два месяца. Куда приятнее было слышать гулкое эхо динамитных взрывов, чем эхо ужасных вопросов, задававшихся с учительской кафедры.
Конец лета и ранняя осень приносили с собой новые впечатления. В августе, сентябре и первой половине октября Дундертак ходил на рыбачьей лодке в Трусу, Седертелье и Стокгольм. В его обязанности входило продавать ту рыбу, что наловили на острове за неделю. Первое время он часто ездил вместе с лоцманом Сэвом или же с Большим Сундстремом.
Большой Сундстрем и в лодке не расставался со своим ружьем. Без ружья он чувствовал бы себя как без рук - жалким и потерянным. Но стрелял Сундстрем только в том случае, если был уверен, что попадет, и только для того, чтобы дома было к обеду жаркое. Нередко, подстрелив какую-нибудь морскую птицу, Сундстрем нарочно медлил вытаскивать ее из воды.
