— И вас?
— Что — нас?
— Вас, говорю, тоже оставили здесь?
— Мы сами остались, — сказала Ксюша. — Новолуние же не вечно продолжается. Наше время вернулось, как только шлюпки отошли от берега. Само. Так всегда бывает. Только раньше всё заканчивалось плохо, наши погибали, и немцы добивали раненых, а теперь — хорошо.
— Что значит, наши все погибали? И вы тоже?
— И мы, — просто ответила Ксюша. — Я как-нибудь потом тебе расскажу, ладно? Сейчас не хочется.
Я попытался представить, каково это — умирать, зная, что оживёшь, а потом снова идти на смерть, и не смог.
— А телефон? — спросил, вспомнив.
— Что — телефон?
— Откуда у меня в кармане телефон взялся? Я же его выронил — там, на склоне, когда в меня, когда меня…
— Когда тебя убили, — подсказал Иван Сергеевич. — Мы с Ксюшей тебя сюда перенесли. И телефон твой подобрали и в карман тебе положили.
— Принесли его домой, оказался он живой, — пробормотал я. — Ну-ка, проверим… Хотите посмотреть?
Они хотели.
Все снимки оказались на месте. И я сам — в каске и со снайперкой за плечом, и панорама воинской части, и пикирующие «юнкерсы», и десяток немецких Pz-III, идущих на наши позиции при поддержке пехоты со стороны дороги. А больше я и не снимал — не до этого стало.
— Странно, как мы сами не догадались сделать это раньше, — почесал в затылке Иван Сергеевич. — Ну я-то, старый пень, ладно. А вот ты, дочь, как дитя двадцать первого века, могла бы и сообразить.
Ксюша только вздохнула и пожала плечами.
Я сижу на балконе своего номера. Передо мной на журнальном столике початая бутылка вина, сигареты и мобильный телефон. Мне есть о чём подумать, и я думаю. О Ксюше, местном июньском новолунии, войне и мире, прошлом и будущем. Иван Сергеевич пригласил заходить в любое время, и я обязательно зайду. Как только немного разберусь в себе и в том, что нам пришлось пережить. Отвечу хотя бы на часть вопросов. Например, почему данным явлением до сих пор не заинтересовались учёные. Отдыхающих-то здесь в это время мало, понятно теперь отчего. Страх неосознанный испытывают. И тревогу. А некоторые, может быть, что-то и видят. Но кто станет рассказывать? Засмеют ведь. Или, того хуже, сочтут психом на всю голову. Что же до учёных, то какие у нас теперь учёные… Одни за границей трудятся, другие с лженаукой борются. Изо всех сил. А тут как раз тебе самое что ни на есть лженаучное явление и расцветает раз в году. Вот и получается, что самый главный вопрос, как и всегда, всё тот же.
Что делать дальше?
За неимением ответа делаю глоток вина, закуриваю, и неожиданно приходит понимание. А ничего специально не делать. Пока. Я приехал сюда работать. Значит, нужно закончить работу. Времени у меня навалом. И, конечно же, ближе познакомиться с Ксенией. Кажется, эта славная девушка зацепила меня не на шутку. Но сначала позвонить Гале и, наконец, определиться с нашими отношениями раз и навсегда. Надеюсь, теперь мне хватит решимости. Это не намного страшнее, чем убивать врагов. Человек я свободный, до следующего новолуния ещё целый год, и никто не мешает мне вот прямо сейчас помечтать, что я его дождусь. Вместе с Ксюшей. А там — посмотрим.
Имя для героя
Любые совпадения имён и фамилий с реально существующими носят исключительно случайный характер
Автор
Разнообразием закусок и выпивки стол не отличался, но того, что на нем имелось, для двух, сидящих за ним мужчин, было вполне довольно. Имелось же на нём следующее: разломанная на щедрые куски гриль-курица, черный хлеб, свежие помидоры и огурцы, молодая варёная картошка, аджика, соль, крупный пучок черемши и початая литровая бутылка водки.
Веранда садового домика, на которой выпивали и закусывали мужчины, выходила своей длинной стороной на сад-огород. Короткая же сторона граничила с забором-штакетником, за которым тянулся голый, поросший редкой травой, пустырь.
Сразу за пустырём начиналось городское кладбище и отсюда, с веранды, при желании можно было разглядеть могильные кресты, памятники и фигурки людей, пришедших навестить дорогой им прах.
— Как тебе соседство, кстати? — спросил Жора Игнатенко, разливая по рюмкам водку и одновременно кивая в сторону погоста.
Его сотрапезник и владелец дачного участка, писатель Юрий Десятник взял наполненную рюмку и подмигнул старому товарищу:
— А что — соседство? Нормально. Я их не трогаю, ну и они меня тоже… не трогают. Так и живём.
— За это и выпьем, — предложил Жора.
Закусив, писатель достал из пачки сигарету, прикурил от спички и со вздохом откинулся на спинку стула.
— Хорошо сидим, — сказал Жора.
— Хорошо, — подтвердил Юра и снова вздохнул.
— Чего вздыхаешь, сочинитель? — проницательно глянул на друга Игнатенко. — Солнышко, лето, суббота, водочка. Закуска, опять же. Мало тебе? Девчонкам можно позвонить.
— Э, не в девчонках счастье…
— Вот чудак, — с интонациями Карлсона, который живёт на крыше, сказал Жора. — А в чём же ещё?
— Не в чём, а когда, — назидательно поправил его Десятник. — Когда писатель счастлив?
— Когда гонорары часто и много, — предположил Жора.
— Ну, гонорары, конечно, тоже…того… не помешают. Но не это главное. Главное, когда работа идёт. Тогда точно знаешь, что и гонорары будут, и любовь читателя, и самоуважение, и всё остальное.
— Кто б сомневался. А у тебя что, не идёт?
— Да не то, чтобы совсем не идёт, но, понимаешь, возникла одна трудность. Три дня уже бьюсь, зараза, и ничего не выходит.
— Что за трудность?
— Да, вроде бы, мелочь, ерунда. А из-за неё книга стоит.
— Тьфу, чёрт! Что ты ходишь вокруг да около? Я, конечно, не писатель, но, что касается преодоления разного рода трудностей, кому хочешь сто очков вперёд дам. Давай, ещё по одной и рассказывай.
Они выпили, и хозяин дачи поведал другу Жоре о своём творческом затыке. Как оказалось, новая книга встала из-за того, что писатель Юрий Десятник никак не мог найти для своих героев имена и фамилии.
— Понимаешь, — с жаром объяснял он, — имена персонажей — это очень важная вещь. Они должны подходить, как… ну, как хорошая обувь к ноге подходит. Чтобы нигде не жало и не тёрло. Чтобы ноги не парились, не мёрзли и не уставали. В общем, удобно должно быть. Так же и с именами. Раньше мне как-то удавалось подбирать героям верные имена, а сейчас что-то застопорилось. То совсем уж избитое и серое подворачивается, то, наоборот, слишком яркое, вычурное. А уж о фамилиях я вообще молчу. Совсем завал. Видно, иссяк. Весь запас приличных фамилий на других героев истратил. А новые взять негде. И придумать не могу. Какая-то сплошная пошлятина в голову лезет да несуразица.
Писатель замолчал и потянулся к бутылке.
— Тю! — засмеялся Игнетенко. — Я думал, что серьёзное, а тут… Имена с фамилиями! У тебя что, мало друзей и знакомых? Бери да пользуйся.
— Дурак ты, Жора, — обиделся Десятник. — Я серьёзно, а тебе всё хаханьки. Ну, сам подумай. Нельзя писателю использовать имена живых людей. Особенно знакомых. Сразу все начнут сравнивать героя литературного с этим конкретным человеком. Сплетни тут же пойдут, обиды, недоразумения. Объясняй потом всем и каждому… Вот, представь, что я дам какому-то персонажу твоё имя и фамилию. Хочешь, расскажу, как это воспримут? Если персонаж будет отрицательным, обидишься ты и те, кто к тебе хорошо относится. Если положительным, но не похожим на тебя, люди решат, что я или нюх потерял или подхалимничаю зачем-то. Да тебе и самому будет неловко. Если ни то, ни сё, то и вовсе будет непонятно. Зачем, скажут, он это сделал? Почему? Что это за серенькая такая незаметная личность выведена под именем Жоры Игнатенко в новом романе известного писателя Юрия Десятника? И чем всё кончится? Да тем, что мы с тобой насмерть рассоримся, и дружбе нашей придёт конец. То же и с остальными моими друзьями и знакомыми. Понимаешь, всё должно быть естественно. Когда всё естественно, то даже случайное совпадение не напрягает. Ни меня, ни читателя.
— Ишь ты, сложности какие, — хмыкнул Жора. — Куда там твоей политкорректности. Но ты, наверное, прав. Извини, не подумал. Но ничего, первый раз не считается. Сейчас ещё разок подумаем.
Игнатенко закурил и устремил взгляд поверх головы друга-писателя в направлении пустыря.
— Ну-ну, — сказал Десятник, берясь за бутылку, — думай. Только не очень долго, а то водка нагреется.
— Не нагреется, — рассеянно пробормотал Жора. — Сейчас я… О! Есть! — его глаза весело расширились. — О-бал-денная мысль! По-моему.
— Я весь внимание, — заверил писатель.
— Ты, кажется, сказал, что нельзя брать имена живых людей. Так?
— Ну, не то, чтобы совсем нельзя… Нежелательно.
— Хорошо. Посмотри вон туда, — Жора ткнул пальцем за спину Десятнику. — Что ты видишь?
