— Я очень рада, что оказалась сегодня на кладбище, — расскажу вам про всех, кто здесь похоронен, — заявила мисс Валентина. — Я считаю, что получить удовольствие от прогулки по кладбищу можно, только если знаешь всю подноготную про каждого покойника. Мне это кладбище нравится больше нового. Здесь похоронены только старожилы, а там хоронят кого попало. Наши могилы — вон в том углу. Вы не представляете, сколько у нас было похорон.
— Но ведь, наверное, в любой старинной семье много похорон, — заметила Энн, видя, что мисс Валентина ждет от нее какой-то реакции на свои слова.
— Нет уж, столько, как у нас, не было ни у кого! — Ревниво возразила мисс Валентина. — Нашу семью так и косила чахотка. Почти все умерли от кашля. Это могила моей тетки Бесси. Вот уж святая была женщина! Но зато ее сестра, тетя Цецилия, считалась более интересной собеседницей. Когда я ее видела в последний раз, она сказала: «Садись, милочка, садись вон на тот стул. Без десяти одиннадцать я умру, но это не причина, чтобы нам напоследок всласть не посплетничать». Самое странное, мисс Ширли, что она действительно умерла без десяти одиннадцать. Как вы это объясняете? Энн никак не могла этого объяснить.
— Вот могила моего прапрадеда Куртлоу. Он приехал сюда в тысяча семьсот шестидесятом году и стал делать прялки на продажу. Говорят, за свою жизнь он смастерил тысячу четыреста прялок. Над его могилой пастор прочел проповедь на текст из Библии: «…и дела их идут вслед за ними», а Майром Прингл сказал, что в таком случае дорога в рай будет забита прялками. Вам не кажется, мисс Ширли, что это было не очень тактичное замечание?
Если бы речь шла не о члене клана Принглов, Энн, может быть, высказалась бы с меньшим жаром:
— Просто возмутительное!
— Это могила моей кузины Доры. У нее было три мужа, и все они умерли вскоре после свадьбы. Бедной Доре просто не везло на здоровых мужей. Ее последнего мужа звали Бенджамен Баннинг… но он похоронен не здесь, а в Лоуэлле, рядом со своей первой женой. Он очень не хотел умирать. Когда Дора сказала ему в утешение, что он уходит в лучший мир, бедный Бен ответил: «Может, оно и так, но я как-то привык к недостаткам нашего». Он принимал шестьдесят разных лекарств и все же протянул довольно долго… А здесь лежит вся семья дяди Дэвида Куртлоу. В ногах каждой могилы посажен розовый куст, и вы не представляете, как они цветут летом! Я специально прихожу сюда за ними — жаль ведь, что такие цветы пропадают зря, правда?
— Да, наверное…
— А вот могила моей бедной сестрички Гарриет, — вздохнула мисс Валентина. — Какие у нее были роскошные волосы… такого же цвета, как ваши… может, чуть потемнее. До колен ей доходили. Она была обручена, но умерла, так и не выйдя замуж. Говорят, вы тоже обручены, мисс Ширли? Мне никогда не хотелось выйти замуж, но я не возражала бы обручиться. Разумеется, у меня была такая возможность… и не раз… может, я чересчур разборчива… Но ведь если ты из Куртлоу, ты не можешь обручиться с кем попало.
Энн не стала оспаривать это заявление.
— Вон там в углу лежит Франк Дигби. Он хотел на мне жениться. По правде говоря, мне было немного жаль ему отказывать… но выйти замуж за какого-то Дигби! В конце концов он женился на Джорджине Троп. Она всегда опаздывала в церковь, чтобы все могли рассмотреть ее наряд. Как же она любила наряжаться! Ее похоронили в красивом синем платье… Она собиралась пойти в этом платье на свадьбу, а вместо этого отправилась к Всевышнему. У нее было трое очаровательных детишек. Их семья сидела в церкви прямо передо мной, и я всегда давала детишкам конфетки. Как вы думаете, это грех — давать детям конфеты в церкви, мисс Ширли?
Если и грех, то небольшой, считала Энн.
Когда все могилы Куртлоу были откомментированы, мисс Валентина ударилась в более пикантные воспоминания. Она не считала нужным так уж сильно печься о репутации чужих покойников.
— Здесь лежит миссис Рассел Прингл. Я часто задумываюсь, попала ли она на небо.
— Почему же?! — воскликнула изумленная таким сомнением Энн.
— Она так ненавидела свою сестру Мэри-Энн, что, когда та умерла, сказала: «Если Мэри-Энн в раю, то я туда не хочу». А она была женщиной слова, как все Финглы. Она Прингл по рождению и вышла замуж за своего кузена Рассела. А это могила миссис Дан Прингл. Она умерла точно в тот день, когда ей исполнилось семьдесят лет. Ведь в Библии человеку положен такой жизненный срок — семьдесят лет, а она очень чтила Библию и считала, что прожить дольше просто грех. Чего только люди не придумывают, правда? И говорят, это единственное, что она посмела сделать, не спросившись мужа, — умереть. Знаете, милочка, что он выкинул, когда она купила шляпку, которая ему не понравилась?
— Не представляю.
— Он ее съел! — серьезно провозгласила мисс Валентина. — Правда, это была совсем маленькая шляпка — одни кружева и цветочки, без перьев. Но все же вещь неудобоваримая. Говорят, у него после этого долго болел живот. Я не видела своими глазами, как он ее ел, но все утверждают, что это правда. Как вы думаете, могло такое быть?
— Принглы, по-моему, на все способны, — с горечью ответила Энн.
Мисс Валентина дружески пожала ей руку.
— Я вам очень сочувствую… очень. Так ополчиться на человека — возмутительно! Но ведь в Саммерсайде живут не одни Принглы, мисс Ширли.
— Порой мне кажется, что только они одни, — горестно улыбнулась Энн.
— Ничего подобного. В городе полно людей, которые желают вам добра. Вы только не поддавайтесь. Принглы — это такие люди: чтоб все было, как они хотят. Это их Сатана подзуживает. Мисс Сара очень хотела, чтобы директором школы стал ее племянник… А здесь лежит мистер Натан Прингл. Он всю жизнь считал, что жена пытается его отравить, но это его как-то не очень огорчало. Он даже говорил, ему так интереснее жить. Однажды он заподозрил, что она положила ему в кашу мышьяк. Натан Прингл скормил кашу свинье, и та через три недели сдохла. Но он сказал, что это, может, случайное совпадение, да он уж и не помнит толком, та ли это свинья. В конце концов жена умерла раньше него, и он всем говорил, что она была ему доброй женой — вот только почему-то хотела отравить. Так ведь и не признал, что ошибался.
— «Вечной памяти мисс Кинси», — с удивлением прочла Энн надпись на плите. — Какая странная эпитафия! Разве у этой женщины не было другого имени?
— Если и было, то его никто не знал, — пояснила мисс Валентина. — Она приехала из Новой Шотландии и сорок лет работала у Джорджа Прингла. Она сказала, что ее имя — мисс Кинси, и все ее так и звали. А когда она вдруг умерла, оказалось, что никто не знает ее полного имени. Родственников у нее тоже вроде не нашлось. Вот и написали на плите «мисс Кинси». Но хозяева устроили ей очень приличные похороны и на плиту не поскупились. Работящая была женщина, но выглядела так, словно ее с самого рождения звали мисс Кинси… А это могила Джемса Морли и его жены. Я была у них на золотой свадьбе. Народу съехалось… все их дети… подарков нанесли… цветов… речи говорили… А эти двое сидели рядышком за столом, как птенчики, улыбались, кланялись, хотя ненавидели друг друга лютой ненавистью.
