Дело по обвинению И.Е. Богослова было групповым, т.е. по нему проходили и другие обвиняемые. В их числе были и сменщик Богослова на посту начальника Сталинградской авиашколы комбриг А.П. Мейер, а также начальник политического отдела той же школы бригадный комиссар М.А. Старостин.
Мейер Алексей Петрович родился в 1896 г. на острове Эзель в пригороде г. Аренсбурга в семье сторожа на пристани. Обучался в гимназии. Он хотел стать учителем. В 1915 г., при наступлении немцев, семья была вынуждена выехать в центральные районы России. В 1916 г. был призван на флот, служил матросом во 2-м Балтийском флотском экипаже. В апреле 1917 г. окончил 6-месячный курс (теоретический) морской авиации и был направлен для обучения полетам в Бакинскую школу морской авиации, которой фактически не окончил. Военным летчиком стал в 1921 г. после окончания авиашколы в г. Самаре. В РККА с 1918 г., член ВКП(б) с 1920 г. В начале 30-х годов был начальником Энгельсской авиашколы, с 1935 г. — Сталинградской военной школы летчиков. 19 апреля 1938 г. из РККА уволен по политическому недоверию, а спустя неделю был арестован (27 апреля). Из партии Мейера исключили по тому же мотиву еще раньше — 20 февраля 1938 г.
Комбриг А.П. Мейер обвинялся в том, что он якобы состоял в военном заговоре, в который был завербован в 1932 г. начальником ВВС РККА Яковом Алкснисом. Тогда Мейер занимал должность начальника авиационной школы в г. Энгельсе. Обвинялся он в том, что, будучи начальником этой школы, создал в ней филиал военно-фашистского заговора, завербовав в него лиц из числа начальствующего состава школы. А также в том, что был связан с руководителями националистической немецкой организации (Энгельс — центр немецкой автономии в СССР. — Н.Ч.), которым передавал секретные сведения о состоянии военной авиации. Еще один пункт обвинения гласил, что после назначения начальником Сталинградской авиашколы в конце 1935 г. и убытия И.Е. Богослова комбриг Мейер стал руководителем военно-заговорщической организации этой школы.
Обвинялся Алексей Петрович и в том, что он якобы скрыл свою настоящую национальность и что на самом деле он немец, а не эстонец, а посему тяготел к шпионской деятельности в пользу Германии. Были выдвинуты и обвинения в проведении вредительства как в Энгельсской, так и в Сталинградской авиашколах. На предварительном следствии после серии допросов с пристрастием А.П. Мейер «сознался» в совершении инкриминируемых ему преступлений. Затем он от всего этого отказался. Публикуемое ниже заявление Алексея Петровича дает представление о том, как фабриковались подобные дела и как невиновных людей «делали» заговорщиками, вредителями и шпионами[15].
«ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ВКП(б)
ТОВ. СТАЛИНУ И.В.
от подследственно-заключенного в Сталинградской тюрьме НКВД Мейер Алексея Петровича, быв. нач. и военкома авиаучилища
ЗАЯВЛЕНИЕ
Уже 22 месяца как я оторван от созидательного труда и нахожусь как подследственный в тюрьме. Несмотря на ряд обстоятельных моих заявлений на имя прокуроров, а также Наркома Обороны тов. Ворошилова К.Е., где я просил о разборе (следствии) по существу предъявленных мне обвинений, я до сих пор не получил даже ответа, что хоть одно из моих заявлений получено и ему дан законный ход. Сейчас моей надеждой на установление правды и истины в моем деле является получение ответа на это заявление.
Я честно и со всей ответственностью заявляю, что я никогда ни в какой связи с врагами народа не был, никогда никаких проступков, тем более государственных преступлений не делал. Ошибка моего ареста и обвинения объясняется следующим: после исключения из партии и отстранения от должности нач. политотдела училища Старостина представителем ПУОКР (политического управления округа. — Я. Ч.) СКВО (Северо-Кавказского военного округа. — Я. Ч.) был дан сигнал — “Старостина исключили, теперь надо взяться и за Мейера, у него фамилия подозрительная”. Общее партсобрание 1-й эскадрильи (где я состоял) 2 дня разбирало мое дело, ничего антипартийного не было найдено, но собрание постановило партру-ководителей и работников политотдела, поднявших на меня клевету привлечь к ответственности. Вместо разбора фактов клеветы эти руководители на парткомиссии училища исключили меня из партии, на что я подал апелляцию в парткомис-сию СКВО. Я лично 2 раза был в г. Ростове у члена Военного Совета т. Зимина, который командировал для разбора на месте моей жалобы военкома из Ростов(ского) Артиллерийского) училища (фамилию не помню). 20 февраля 1938 г. дело разбиралось на Окруж(ной) Парт(ийной) Комиссии и я был уверен, что все обвинения против меня отпали. 31.III.38 я получаю решение этой Комиссии, где приведены новые, необоснованные факты моей виновности и я исключаюсь из партии. Мне стало ясно, что это решение было результатом клеветы и травли со стороны ряда карьеристов, пробравшихся к руководству в училище, а также работника Особого Отдела Сталинград(ского) НКВД Бледных. 3.1У.38я отправил апелляцию в Партком(иссию) ПУРККА, но не дождавшись вызова — был арестован (27.IV.38).
Здесь в тюрьме, когда ко мне следователем Бледных были применены бесчеловечные меры физич. и психич. воздействия я на 11-й день непрерывного допроса, когда не стало никаких больше сил, когда ко мне вынуждены были вызвать медицинскую) помощь, я подписал ложные на себя и на др(угих) лиц “показания”, составленные следователем Бледных и нач(аль-ником) Особ(ого) Отдела Маевским.
Впоследствии эти показания были подкреплены очными ставками со стороны арестованных моих подчиненных: белогвардейским офицером Лебедевым, быв(шим) троцкистом Кузнецовым, офицерами царской армии дворянами Романовым и Пономаревым. Все они показали, что от разных лиц слышали о моей принадлежности к к.р. (контрреволюционной. — Я. Ч.) организации. Несмотря на мои требования о дальнейшем разборе клеветнических и ложных показаний на меня — ничего не сделано. В последних числах августа 1939 г. комиссия НКВД во главе с капитаном гос(ударственной) безопасности) (фамилию не знаю) обещали начать новое дело для проверки моего заявления о своей невиновности и созданного на предварительном следствии на меня ложного материала обвинения. 9—10 декабря 1938 г. тем же следователем Бледных был составлен протокол допроса об обстоятельствах подписи мною в мае 1938 года ложного протокола; я полагал, что с этого начнется действительное установление правды, но 5—7.11.39 г. мне объявили, что следствие закончено и дело передается в Воен(ный) триб(унал) СКВО. Прошло уже больше года, но ни одного вызова по моему делу не было.
У меня нет уже никаких физич. и психич. сил переносить условия тюрьмы, будучи ни в чем не виновным.
Я обращаюсь со скромной просьбой в ЦК Партии и к Вам, наш дорогой вождь тов. Сталин — помогите ускорить разбор моего дела, помогите разобрать клевету и исправить произошедшую ошибку.
Я сын бедного крестьянина с острова Эзель. Отец всю жизнь был сторожем в порту и в 1916 г. умер. Половина моей семьи там от нужды и туберкулеза вымерла. А в начале 1915 г. как беженец очутился я в Калуж. и Орлов(ской) губерниях; в 1916 г. будучи 21г., на свои заработки сумел закончить сред(нее) образование, но тут же был призван матросом во флот. В 1917 г. после Курсов получил чин прапорщика. В РККА непрерывно с 1918 г. Жена моя, дочь крестьянки Москов(ской) обл., была участницей гражд(анской) войны, сестрой в РККА до 1920 г. В партии с 1920 г. Никогда к парт(ийной) ответственности не привлекался. Были ошибки в служеб(ной) деятельности, за (них) имею несколько выговоров от своих нач-ков. Всю свою жизнь, здоровье и способности я посвятил делу службы Обороне СССР и эту работу выполнял всегда честно, самоотверженно. Никогда не пасовал перед трудностями; в тяжелых условиях жизни на новостройке я потерял двух детей, жена была при смерти от заражения крови в больнице. Но от порученной работы я не отказывался. В 1935 г. я отлично закончил опер, факультет) Возд(ушной) Академии и после этого и особенно после награждения меня орденом — я всецело отдавался делу выращивания молодых летчиков.
Я, будучи делегатом VIII Чрезв(ычайного) Съезда Советов, имел счастье слушать Вас, тов. Сталин об исторических победах нашей партии, нашего сов(етского) народа, о добытой счастливой, свободной жизни в СССР.
В марте 1938 г. (за месяц до моего ареста) я был на авиационном) совещании в Кремле, где Вы, тов. Сталин, исправляли ошибки больших и малых руководителей ВВС. Я имел незабываемое счастье тогда ответить Вам лично на Ваш вопрос о дефектах скоростных истребителей. Вы указали на этом совещании, что о людях надо судить по их делам. О многих др(угих) задачах ВВС Вы указали тогда нам.
Тов. Сталин! У меня нет слов, чтобы выразить свою душевную боль, обиду из-за происшедшей ошибки со мною.
Меня партия воспитала и из крестьянского парня нацмена я вырос в комбрига. Я и моя семья большего счастья и видеть не мечтали, чем мы имели.
