Трент хотел преподать ей урок… и забыть. Но урок получил сам. Он узнал, что некоторые женщины — эта женщина — могли быть сильными и мягкими, печальными и восхитительными, все сразу. Как далеко внизу разбилась волна, так и он неожиданно почувствовал себя разбитым. И нежеланным.
Он подумал, совершенно по-дурацки, что увидел звездный свет на ее коже и почувствовал лунную пыль на ее губах. Низкий вибрирующий стон, который он услышал, был его собственным.
Трент поднял голову и покачал ею, словно пытаясь отогнать туман, застилающий рассудок. И увидел направленные на себя глаза — темные, ошеломленные.
— Простите меня. — Потрясенный собственным поведением, он настолько стремительно отпустил ее, что она оступилась, потом отдернула от него руки. — Это совершенно непростительно.
Девушка ничего не могла сказать, абсолютно ничего. Слишком много эмоций боролось в ней. Вместо этого беспомощно махнула руками, что заставило его почувствовать себя низшей формой жизни.
— Кэтрин… поверьте, у меня нет привычки…
Он вынужден был остановиться и прочистить пересохшее горло. «Господи, я хочу сделать это снова», — понял он. Он хотел целовать ее, впитывать ее дыхание, пока она стояла там, выглядя потерянной и беспомощной. И очень красивой.
— Я ужасно сожалею. Этого больше не повторится.
— Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое.
Никогда в жизни она не была так взволнована. И так опустошена. Он только что открыл дверь в какой-то тайный мир, затем снова захлопнул перед носом.
— Хорошо.
Трент вынужден был остановить себя и не протянуть к ней руку, чтобы коснуться волос. Он начал отступать по дорожке к дому. Когда оглянулся назад, она все еще стояла там, где он ее оставил, глядя на тени, и лунный свет обнимал ее.
Его зовут Кристиан. Я снова и снова обнаруживала себя, бродящей по утесам в надежде перекинуться с ним несколькими словами. Я говорила себе, что это потому, что очарована искусством, а не художником. Наверное, это правда. Должно быть правдой.
Я замужняя женщина и мать троих детей. И хотя Фергус — не романтичный муж из моих девичьих мечтаний, но он прекрасный кормилец семьи и иногда бывает даже ласковым. Возможно, какая-то маленькая часть меня, какая-то крохотная бунтарская часть жалеет, что я не устояла под напором родителей и вступила в хороший и правильный брак. Но это глупость, потому что дело сделано больше четырех лет назад.
Плохо сравнивать Фергуса с мужчиной, которого я едва знаю. И все же здесь, в моем личном дневнике, я могу дать себе поблажку. Пока Фергус думает только о бизнесе, следующей сделке или долларах, Кристиан говорит о мечтах, картинах и поэзии.
Как же мое сердце жаждет хоть немного поэзии.
Пока Фергус дарит мне — с прохладным и небрежным великодушием — изумруды на день рождения Этана, Кристиан однажды преподнес букет полевых цветов. Я сохранила их, уложив здесь между страницами. Насколько счастливее я чувствовала бы себя в них, чем в тех холодных и тяжелых драгоценных камнях.
Мы не говорили ни о чем личном, ни о чем, что можно счесть непристойным. И все же что-то было. В том, как он смотрел на меня, улыбался и говорил, присутствовало что-то великолепно непристойное. Так же как когда я искала его этими яркими летними днями, пока спали мои малыши, я вела себя не как примерная жена. Я предавала саму себя, когда сердце барабаном грохотало в груди.
Сегодня я сидела на скале и наблюдала, как он работает, воплощая на холсте эти розовые и серые камни и синюю, очень синюю воду. Там была и лодка, скользящая вперед, такая свободная, такая одинокая. На мгновение я представила нас двоих на ней, лицом к ветру. Не понимаю, откуда возникли эти мысли, но пока они кружились в голове, ясные, как кристалл, я спросила его имя.
— Кристиан, — ответил он. — Кристиан Брэдфорд. А вы — Бьянка.
Он так произнес мое имя, как никто не произносил его прежде. Я никогда не забуду этого. Я забавлялась с дикой травой, которая проросла сквозь трещины в камнях. Опустив глаза, спросила, почему его жена никогда не приходит понаблюдать за его работой.
— У меня нет жены, — ответил он. — Искусство — моя единственная госпожа.
Неправильно, что мое сердце так забилось от его слов. Неправильно, что я улыбнулась, и все же я улыбнулась. И он в ответ. Если бы судьба распорядилась по-другому, если бы — каким-то образом — изменилось время и место, возможно, я полюбила бы его.
Думаю, неизбежно полюбила бы.
Как будто поняв это, мы начали беседовать на пустяковые темы. Но когда я встала, понимая, что мне пора, он нагнулся, оторвал крошечный цветок золотого вереска и всунул мне в волосы. На мгновение его пальцы скользнули по моей щеке и его глаза встретились с моими. Потом он отступил и пожелал мне доброго дня.
Теперь я сижу, склонившись под лампой, и пишу, слушая недовольный голос Фергуса, который по соседству распекает своего камердинера. Он не придет ко мне сегодня вечером, за что я ему очень благодарна. Я родила ему троих детей — двух сыновей и дочь. Подарив ему наследников, я выполнила свои обязанности, и он не часто испытывает потребность прийти в мою кровать. Я существую, как ребенок, только для того, чтобы хорошо одеваться, демонстрировать в соответствующих случаях достойные манеры и подавать его гостям приличный кларет.
Не очень много требований, полагаю. У меня неплохая жизнь, и я должна быть довольна. Возможно, так и было до того дня, когда я впервые пошла гулять к скалам.
Так что сегодня вечером я буду в одиночестве спать в своей кровати и мечтать o мужчине, который не мой муж.
Глава 4
«Когда вы не можете заснуть, лучшее, что можно сделать, — просто встать». Так говорила себе Кики, сидя за кухонным столом, наблюдая восход солнца и выпивая вторую чашку кофе.
Слишком много мыслей крутится в голове, вот и все. Счета, ремонт Олдсмобиля, который стоял первым в ее списке этим утром, счет за посещение стоматолога. Больше всего счета. Трентон Сент-Джеймс числился в самом низу списка ее проблем. Где-то между потенциальной ямой на дороге и дефектом выхлопной трубы.
Она, конечно, потеряла сон совсем не из-за него. И поцелуй, просто смешной несчастный случай — лучшее определение, которое она смогла подобрать для описания произошедшего, — не стоил даже мгновения раздумий.
И все же она вспоминала его всю долгую бессонную ночь.
