— Хивинскому хану я отправил одного за другим, с осени прошлого года и до января нынешнего, трех посланников с людьми — и ни один из них не вернулся обратно. Просто пропали два десятка людишек, с послами — толмач Кириак Грек, астраханский дворянин Иван Воронин и служилый Алексей, по прозвищу Святой. Въехали в Хиву и сгинули, только от дворянина бухарский купец привез месяц назад весточку, что его схватили по ханскому приказу. И заперли в доме, содержат под караулом, фактически пленником. А его людей бросили в зиндан, и, судя по всему пытают.
Бекович остановился и внимательно посмотрел на своих советников — князь Михайло Самонов гладил ладонью узкую бородку, Нефес Ходжа задумался, опустив очи в земляной пол, мурза Тевкелов поблескивал глазами. Военные же, напротив, были уверенны — майоры Франкенберг и Пальчиков уцепились за эфесы шпаг, а походный атаман яицких казаков Бородин поглаживал рукоять сабли — под пальцами блестели кровавыми осколками драгоценные гранаты и рубины.
— Посему я вас должен спросить, мои господа советники — что нам ожидать от Шергази-хана?!
— Просто так посольских чинов не хватают, ваша светлость, — после долгой паузы первым выступил перс, все же старший по возрасту, да еще с княжеским титулом, пусть признанным как у бывшего бека. — Думаю, Шергази-хан знает о наших сборах, принимает посольство за войско, что направлено на завоевание его ханства. А наших людей принимает за подсылов, сиречь шпионов, которые направлены для изучения его земель.
— А так оно и есть, по большому счету, — Бекович пожал плечами, — я сам бы встревожился, если бы сообщили, что в Гурьевский городок или Астрахань едет посол от хана, в сопровождении, допустим, пятитысячного отряда. Но такая глупость хивинцам в голову не придет — потому что мы даже такой их отряд легко вырежем при надобности.
— Так оно и есть, княже, — мотнул головой Бородин, и майоры его поддержали. Действительно, в Астрахани и по нижней Волге полдюжины пехотных и драгунских полков, да ногайцы с кабардинцами выставят тысяч пять воинов, да казаки по Тереку соберут три полка. Но всех этих войск не нужно будет, если Аюка-хан выведет супротив всех своих калмыков — с двадцатью тысячами конных воинов, четверть которых в броне, он сам способен в одиночку разорить все Хивинское ханство. Недаром кайсаки с восточного побережья Каспия под его рукою находятся.
— В Хиве нас встретит все войско хана и будет сражение, — майор Франкенберг говорил четко — за восемь лет пребывания пленником, он хорошо освоил русский язык. — Пусть даже у него будет десять тысяч воинов, мы победим. Скопища азиатских всадников не устоят против правильного огневого боя регулярных войск, пушки нанесут им поражение. Мы на войне, ваша светлость, а, значит, должны воевать. Отправлять нового посланника не надо — мы его погубим!
— Это так — визжат и яростью нечеловеческой взять хотят, а как отпор получат, то враз смирными становятся. А людишек грех губить напрасно. Раз никого из посланников наших не вернули, то дают понять, что они готовы воевать с нашим войском.
— Я понял вас, господа — с военной точки зрения все изложено четко. Да, будет война. Вы что-то хотите еще добавить, князь?
— Да, ваша светлость. Хивинский хан, как мне говорили, очень умен, знает языки и учился в медресе. Поверьте — кто первым вступает в переговоры, тот выглядит всегда слабым. Так считают и в Персии, и в Оттоманской Порте, и в Бухаре с Хивой. Но тот, кто присылает посланников и собрал могучее войско, уже опасен, ибо он не слаб, а хитер, а также коварен, раз отправил столь открыто своих подсылов. Что от такого соседа ожидать?! Только нападения, когда ему будет выгодно!
Бекович только покачал головой, молчаливо соглашаясь с доводами. Отдав приказ формировать экспедицию, царь Петр фактически ее погубил — никто отряд в несколько тысяч воинов за посольство принимать не будет, тем более хивинский хан. Ведь к нему вместе с русскими войсками идут злейшие враги — яицкие казаки, что не раз громили города на Амударье, всячески зорили селения и нападали на торговцев.
— Милостивый княже, позволь и мне, недостойному внести свою лепту, пусть и покажутся слова странными, — мурза Тевкелев склонился в поклоне, татарин сидел на ковре, скрестив ноги.
— Говори, Алексей Иванович.
— Хан знает, что мы можем начать войну, если посольство великого государя Петра Алексеевича не будет принято, или ему нанесут ущерб. И потому сам готовится к войне, приказав схватить наших людей — чтобы они не увидели его приготовлений. Но ведь приказать их схватить он велел раньше, а раз так, то Ширгази-хан знал, что на него могут пойти войной.
— К чему ты клонишь, мурза? Если так, то выходит, что его кто-то предупредил намного раньше?!
— Именно это я и хотел донести, пресветлый князь. В прошлом году по твоему приказу поставили три крепости на побережье Каспия, и это одно могло насторожить. Но зачем хватать посланников в Хиве в это же время? Прока нет, если не знать четко, что война приближается. И кто-то сообщил о ней хану, причем тот, кому повелитель хивинцев сразу поверит.
— Ты хочешь сказать, мурза, что у нас тут предатель имеется, что наши замыслы выдает неприятелю?!
— Я в этом полностью уверен, пресветлый князь!
— И кто он?!
В голосе Бековича явственно послышался рык — теперь многое стало ясным, как и то, что экспедицию ожидает слишком «горячий прием», чреватый большим кровопролитием.
— Пока не знаю, княже, но можно выяснить. Видимо это тот человек, причем очень влиятельный, кому не нравится решение государя встать твердо на Каспии, и тем паче в Хиве.
— А таких всего два, султану османскому тут самому выгодно будет, — усмехнулся Бекович, моментально поняв, куда клонит хитрый мурза. И тут же распорядился, пристально смотря в умные глаза татарина:
— Вот и узнай кто именно, и доказательства собери — их нужно его царскому величеству предоставить, чтобы государь знал, кто его планам препоны чинит со злым умыслом!
— Сделаю, пресветлый князь, верные людишки у меня есть…
— Своих
