Я что-то ничего не понимаю.
— Это же просто… — академик напряжённо размышляет над словами Элца. — В ответе грианина заложен большой смысл… Скажите, нельзя ли побывать в вашем информарии? — обращается он к Элцу.
Грианин колеблется, но потом соглашается допустить нас в информарии.
— Только после того, как вас проверят в Секторе Биопсихологии, — добавляет он, обмениваясь с Югдом многозначительными взглядами.
Чувствую какой-то подвох, но Пётр Михайлович ничего не подозревает. Он уже загорелся желанием побывать в информарии.
— А эти гриане тоже потомки Хранителей Знаний? — спрашиваю я, указывая на молчаливых операторов, работающих в верхних ярусах Телецентра.
— А эти — поддерживает мой вопрос Самойлов, кивая головой на прозрачный просвет стены, где на дальнем конце «арены» видны фигурки гриан, монтирующих какое-то причудливое сооружение, напоминающее гигантского паука.
Элц враждебно меряет нас взглядом и ничего не отвечает.
…Ясно ощущаю, как незримо рассеивается мираж золотого века на Гриаде, который мы создали сами.
***
Опьянённый свежим воздухом, ароматом диковинных цветов и деревьев, я спал так крепко, что никак не мог пробудиться, хотя сквозь сон слышал, как Самойлов тормошит меня.
Невероятным усилием воли открываю слипающиеся веки к слышу негодующий голос академика:
— Проснись, наконец!
Я окончательно просыпаюсь. Три часа назад мы прибыли сюда, в этот громадный сад, окружающий Энергетический Центр Гриады. Ехали мы подземным туннелем, по которому стремительно мчатся длинные рыбообразные аппараты. Они не имеют колёс, а скользят по своеобразным желобам. Энергетический Центр — это целый комплекс сооружений. Размеры Центра поистине грандиозные: его диаметр превышает десяток километров, высота — более пятисот метров. Из середины овального здания, пронзая прозрачную крышу, взмывает в небо цилиндрическая колонна-волновод около километра в поперечнике.
Пётр Михайлович с трудом добился у Элца разрешения в ближайшее время передать сообщение землянам о результатах нашего полёта и прибытии на Гриаду.
Нас неотступно сопровождает Югд. Внешне мы пользуемся полной свободой. Однако после памятного разговора с Элцом в Телецентре Югд, кажется, выполняет при нас обязанности не то гида, не то соглядатая. Смертельно надоела его отталкивающая физиономия. Вот и сейчас долговязый грианин сидит поодаль, делая вид, что изучает листву деревьев.
— Где-то сейчас наша «Урания»? — говорю я. — Разобрали, вероятно, на составные части… Хотя всё равно в ней кончился запас гравитонов. Не нравится мне что-то здесь… Была бы возможность — сейчас же вернулся бы на матушку-Землю. Всё-таки, как вы ни говорите, а Земля — лучший из миров.
Пётр Михайлович не слушает меня, а о чем-то напряжённо думает. Взгляд академика устремлён на волновод.
— Двадцать километров, если не больше, — прикидывает он высоту волновода. — Какой же гигантский луч энергии может выбросить в Космос этот канал! Вероятно, его мощность выражается астрономической цифрой…
— Триста семьдесят два биллиона киловатт, — раздаётся вдруг голос Югда.
Мы оба вздрагиваем от неожиданности. Оказывается, у грианина феноменальный слух и он всё слышал.
Лениво созерцаю лёгкие, пушистые облака, послушно огибающие волновод: их отталкивает силовое поле огромной напряжённости.
Вдруг над кронами деревьев появляется грианин. Сначала он круто поднимается в высоту, а затем спускается вниз по наклонной и повисает в пространстве почти над нашими головами.
— Здорово придумано! — говорю я в восхищении. — До сих пор не пойму, где же летательный аппарат?… Хотя на груди виднеется что-то похожее на тарелку или диск. Интересно, как работает их аппарат?
— Ничего сверхъестественного, — отвечает Пётр Михайлович. — Или ты забыл о земном электрогравиплане?
Югд подает «птице» какой-то непонятный знак, и она летит прочь. Однако я успеваю отметить огромные лиловые глаза существа и сравнительно приятное лицо. Вероятно, это грианская женщина. Покружившись ещё немного над садом, она опускается недалеко от нас в густую чащу пальм.
— Пора идти, — напоминает Югд, взглянув на волновод, вокруг которого вспыхнуло оранжево-зелёное сияние. — Скоро начнётся передача сообщений.
Неожиданно из-за поворота аллеи выходит высокая изящная девушка. Она быстро идёт к нам упругим, свободным шагом. Жёсткое лицо Югда светлеет. Вероятно, их связывают какие-то родственные узы.
— Виара, — бесстрастно произносит грианка, подойдя вплотную.
Её голос чист и звонок. Неповторимое своеобразие лица грианки оставляет странное, раздвоенное впечатление. Оранжевые с ярко-золотым отливом волосы неплохо гармонируют с лиловыми глазами. Широкие дуги черно-синих бровей подчёркивают необычайную чистоту высокого лба и румянец щёк, проступающий сквозь светлую бронзу кожи. Клювообразный нос, так резко выраженный у Югда и других гриан, у неё почти красив. Тихо переговариваясь с Югдом, она пошла впереди нас. Необычайно лёгкая, почти воздушная ткань одежды нелепой сине-зелёной расцветки при малейшем движении чётко обрисовывала красивые сильные линии тела.
У главной арки Центра мы увидели загадочную скульптуру. Величественное существо трехметрового роста, совершенно непохожее на грианина. Вытянутая рука держит странный предмет — какую-то причудливую модель вроде седла. Вдохновенное лицо статуи с незабываемыми, почти человеческими чертами, вычеканенное резцом неведомого гениального мастера, озарено доброй, мудрой улыбкой.
— Странное существо… Тип лица абсолютно чужд грианскому, — заметил Самойлов.
Вот и вестибюль. Наши шаги гулко отдаются под высокими сводами. Стены вестибюля покрыты изумительной по выразительности живописью, рассказывающей о завоевании грианами Космоса. Мы видим устремлённые к звёздам причудливые корабли, астронавтов, высаживающихся на планеты. Среди уродливых деревьев выглядывают чудовищные морды невиданных зверей. Вероятно, гриане знали какие-то новые методы изображения на плоскости: предметы на картинах имели глубину, а люди и животные казались настолько живыми, что я невольно протянул руку, пытаясь проверить своё впечатление, и… наткнулся на холодный камень стен.
Проходим длинными залами, наполненными тихой музыкой: это звучат мелодии тысяч приборов и аппаратов, абсолютно мне непонятных. Даже Пётр Михайлович, по-видимому, затрудняется хотя бы приблизительно угадать их назначение.
— Трудно понять мысль, ушедшую от нас вперёд на сотни тысяч лет, — задумчиво говорит он, словно извиняясь. — Мы сейчас, как неандертальцы, попавшие в двадцать третий век Земли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
