— Назови себя, о смелый воин, прячущийся за чужими спинами, — крикнул ему Гудбранд.
Тот обернулся к нему:
— Не думаю, что рад ты будешь услышать мое имя, но знай, что тебя победил Черный Ульф. И будь уверен, что окажись ты знатным человеком, а не простым морским разбойником, я бы бился с тобой сам.
— По-твоему, имя Гудбранда Белого недостаточно знатно!? — крикнул ему Кетиль.
— Наш конунг сам решит, что с тобой сделать, и, если он прикажет, я убью тебя. Но кем бы ты ни был, думаю, недолго тебе бороздить моря, — ответил Черный Ульф.
Хельги посмотрел на приближающийся третий драккар, и сначала даже не смог сосчитать все весла вдоль его бортов.
— Это корабль Олафа? — спросил он у Кетиля.
— Да, Олаф выбирает для себя самые длинные корабли, — ответил тот. — У этого — тридцать пар весел, и вряд ли кто-то из купцов смог бы уйти от него, встреться они в море. Видать, скоро мы увидим самого Олафа Трюггвасона, если эти трусы не решатся напасть на нас раньше.
Но было видно, что пыл нападавших иссяк. Они явно ждали подкрепления, чтобы не терять слишком много людей.
— Что ж, — сказал Гудбранд, — если мы и умрем, то с честью. Олаф не будет прятаться за спинами своих людей.
— Да, непохоже, чтобы мой первый поход оказался удачным, — грустно сказал Хельги.
— Мой тебе совет, — ответил Кетиль, — когда начнется новая схватка, ныряй за борт. До берега не так далеко. Если не замерзнешь и тебя не заметят, то сможешь выбраться.
— Да, — сказал Гудбранд. — Несправедливо будет тебе отправляться в Валхаллу вместе с нами. Ты не успел даже дать клятву ярлу Эйрику. Ты можешь уйти, в том не будет урона твоей чести.
Хельги собирался что-то ответить, но тут посмотрел на Аслака. У того кровь текла из-под шлема, и был он ранен в левое плечо.
— Да, крошка Хельги, ты можешь сбежать, — сказал он.
— Не много будет славы в том, чтобы на меня охотились, как на лосося. Лучше проверим, была ли у меня удача, — помолчав, сказал Хельги.
— Не стоит слушать Аслака, — ответил Кетиль, — не сказал бы я, что он желает тебе добра.
— Аслак не тот человек, к чьим словам стал бы я прислушиваться, даже если бы у него открылся дар провидения, — ответил Хельги. — Просто я боюсь, что слишком разгорячился, размахивая мечом, и после холодной воды могу заболеть. Было бы обидно умереть в жалкой рыбацкой хибаре на соломе, так и не увидев Олафа Трюггвасона.
В то время корабль Олафа подошел к ним. С него к ним на палубу перебрались несколько человек. Один из них был такого высокого роста, что многие другие не доставали ему даже до плеча. В груди он был широк, точно медведь, и даже Гудбранд по сравнению с ним казался тощим. И все поняли, что это и есть конунг Олаф.
Олаф прошел между воинами. К нему подошел Черный Ульф и начал что-то объяснять. Но Олаф не слушал его:
— Я конунг Олаф Трюггвасон. А вы кто такие? — крикнул он. — И почему вы напали на моих людей?
— Меня зовут Гудбранд Белый, и это твои люди напали на нас первыми, — прозвучал ответ.
— Я слышал о тебе, Гудбранд Белый. Ты верно служил ярлу Хакону и его сыну Эйрику. А кому ты служишь теперь? — снова спросил Олаф.
— Я и мои люди давали клятву Эйрику, теперь он наш ярл. И как я слышал, он еще жив.
— Да, он жив, но не скоро вернется он в родные места. Хакон Злой слишком многим стал не по нраву у нас. И Эйрик вместе с ним. И кому же ты будешь служить теперь?
— Я и мои люди давали клятву ярлу Эйрику. Как я слышал, он еще жив, — снова ответил Гудбранд.
Было видно, что слова Гудбранда не понравились Олафу. И он сказал так:
— Не прошло еще и пяти дней, как я стал конунгом, вернув то, что было мне положено по праву рождения. И не готов я щадить людей, что служат моим врагам. Но мой бог, Белый Христос, велит мне проявлять милосердие. И жалко было бы мне убить таких славных воинов, что в будущем могли бы послужить и мне. Потому предлагаю я вам выбор: либо вы все не доживете до конца этого часа, либо примете святое крещение, и я дарую вам жизнь. Но служить вы будете мне.
Предложение это не понравилось Черному Ульфу:
— Конунг, эти люди убили две дюжины твоих людей и ранили моего брата, предательски кинув копье, когда мы ничего не подозревали.
— Это правда? — спросил Олаф.
— Если это его брат стоял на носу этого корабля перед началом боя, — Гудбранд показал на левый из драккаров, — то был он ранен своим собственным копьем, — ответил Гудбранд. — Ему следовало бы быть посноровистее в обращении с оружием, а то немудрено и пораниться. По поводу остальных могу сказать, что слышал я, что в битвах люди, случаются, погибают.
Многие рассмеялись, и было заметно, что слова Гудбранда понравились и Олафу:
— Вижу я, у тебя не только острый меч, но и острый язык. Но не слышал я, что ты сказал в ответ на мое предложение, — произнес конунг.
— Вижу я, что хороший выйдет из тебя конунг, — ответил Гудбранд, — ведь великодушие твое не знает пределов. Но я и мои люди давали клятву ярлу Эйрику. Как я слышал, он еще жив.
— Что ж, вижу, ты человек чести, — ответил Олаф. — Я сам убью тебя.
— Это будет великой честью, конунг, но позволь мне сначала размяться. — Гудбранд говорил спокойно, хотя видно было, что непросто ему было отвергнуть предложение Олафа. — Один из твоих людей обвинил меня в предательском ударе. Хотел бы я показать ему, как пристойно вести себя воину. И проверить, кто из нас больше похож на труса.
Черный Ульф выкрикнул какое-то ответное оскорбление, но Олаф сказал, что он может и подождать, и если Ульф лишит его сегодня хорошей схватки, то он не расстроится — не пристало конунгу каждый день обнажать меч. Тогда Гудбранд встал впереди своих людей, а навстречу ему вышел Ульф. Оба были без щитов, но в кольчугах и шлемах
Для поединка воины расчистили место на носу, чтобы не мешали скамьи. И хотя люди Олафа не добрались до площадки на носу кнарра, вся палуба и здесь была залита кровью, что хлестала из ран убитых и раненых. Свободного места на носу было пять шагов. Ульф был совсем свежим, а у Гудбранда было уже несколько легких ран. К тому же Ульф был лет на десять моложе. Но видно было, что он не так уверен в победе, как можно было бы судить по его словам.
Гудбранд же не колебался. Одним прыжком он преодолел разделяющее их расстояние и начал наносить удары. Обоим было нелегко, потому как приходилось сохранять равновесие на скользкой от крови палубе. Все же Гудбранду удалось ударить Ульфа в лицо левой рукой. Тот отлетел на несколько шагов назад, на руки своих людей. Они подхватили его, и он удержался на ногах. Гудбранд в это время, нарочито повернувшись спиной, также отошел назад.
— Не знаю, чем ты славен, Черный Ульф, но в битве тебя не назвать ловким, — сказал он.
Ульф ничего не ответил. Он сделал два шага вперед и встал, широко расставив ноги, стараясь не поскользнуться. Меч он занес над правым плечом.
— Пора заканчивать разминку, Черный Ульф, твой конунг ждет, — сказал Гудбранд.
И с этими словами с короткого разбега кинулся на скользкую от крови палубу ногами вперед и проскользнул на спине между ногами Ульфа, так что тот не успел ударить. Меч Гудбранда вонзился Ульфу в пах, и тот согнулся. Тогда Гудбранд вскочил на ноги и одним ударом отрубил Ульфу голову. Потом он поднял упавший с головы Ульфа серебряный шлем и кинул его Кетилю:
— Я же говорил, что он будет служить нам вместо солнечного камня. — Гудбранд оперся на вонзенный в палубу меч.
В это время ближние люди стали упрашивать конунга пощадить Гудбранда и тех, кто с ним, говоря, что не много чести ему сражаться против раненого, который, тем не менее, способен на такой подвиг. Но конунг не сдавался. Тогда Гудбранд встал на одно колено и сказал, что не станет сражаться с самим Олафом Трюггвасоном и сразу признаёт себя побежденным. Тогда конунг сказал:
— Вижу, ты перехитрил меня, Гудбранд Белый. Теперь я не могу сражаться с тобой, а казнить тебя мне не позволяет честь. Но не думай, что конунгом может стать человек, который не найдет выхода их такого положения. Потому вот мое последнее слово тебе: ты и твои люди становятся христианами и после этого на пять лет отправляются в изгнание. И вы дадите мне клятву, что в эти пять лет ни один из вас не ступит на землю Норвегии. И раньше, чем минет пять лет, вы сможете вернуться только при двух условиях: или Эйрик умрет, или вы перестанете служить ему.
— А что будет через пять лет? — спросил Гудбранд.
— Если Эйрик не будет мне опасен в эти пять лет, то не будет опасен и после, — ответил Олаф. — Думаю, вы сами поймете, кому лучше служить.
— А что будет с нашими землями и семьями? — снова спросил Гудбранд.
— Ваши семьи останутся при своем добре. Никто их не тронет, пока вы храните клятву, — снова ответил Олаф.
Хельги не спускал глаз с Гудбранда.
