Зато другой намечавшийся брак принес ему нового товарища. В 1698 году в Стокгольм прибыл его кузен – Фридрих IV, герцог Гольштейн-Готторпский, чтобы взять в жены Хедвигу Софию. Герцог был на шесть лет старше Карла и еще больший сорвиголова. Он втянул Карла в водоворот сумасбродных выходок, которые продолжались с апреля по август и были прозваны в Швеции «готторпским безумием». В компании прибывших с герцогом молодых удальцов кузены принялись состязаться друг с другом в дерзких и рискованных затеях. Они загоняли коней, пока те, вес в мыли, не валились на землю. Они гоняли зайцев по галереям парламента. Они палили из пистолетов по окнам дворца и выкидывали во двор столы и кресла. По слухам, они «стреляли» за обедом вишневыми косточками в физиономии министров и выбивали подносы из рук лакеев. Среди бела дня они галопом проносились по улицам, размахивая обнаженными шпагами и срывая с прохожих шляпы и парики. А по ночам горожане, разбуженные громкими криками, приникали к окнам и видели своего короля, который в развевающейся рубахе мчался следом за герцогом. Однажды король вместе со своими голштинскими приятелями на коне въехал в комнату, где вдовствующая королева, его бабушка, играла в карты, до смерти перепугав почтенную даму.
Многие из этих историй грешили преувеличениями, притом намеренными – из желания бросить тень на непопулярного герцога и предстоящий союз. Нет свидетельств достоверности рассказов о кровавых оргиях во дворце, во время которых двое юношей срубали головы овцам, чтобы определить, кто из них сильнее и лучше владеет клинком. Но слухи не затихали: рассказывали, что полы во дворце скользкие от крови, кровь ручьями течет по лестницам, а из окон дворца вышвыривают отрубленные головы животных.
Неизвестно, много ли правды было в этих рассказах, но беспутное поведение молодых шалопаев, которых из-за их высокого положения никто не мог приструнить, вызвало сильное негодование жителей Стокгольма. Во всем винили герцога. Поговаривали, что, возможно, он втягивает короля в опасные проделки, рассчитывая погубить его, ведь через сестру короля он мог бы сам претендовать на шведский трон. По мере того как бесчинства продолжались, ропот становился все громче. Как-то в воскресенье сразу три стокгольмских пастора произнесли проповеди на одну и ту же тему: «Горе тебе, о страна, в которой правит ребенок!» Эти предостережения больно задели Карла, который, как и его отец, был искренне набожным. В августе 1698 года, когда герцог женился на его сестре и уехал к себе в Гольштейн, Карл присмирел, посерьезнел и вновь обратился к государственным делам. Он рано вставал, больше времени посвящал молитве и начал проявлять интерес к архитектуре и театру.
Но он чуть было не вернулся к старому, когда летом 1699 года вновь пожаловал герцог Фридрих. Была устроена грандиозная попойка, во время которой ручного медведя так напоили испанским вином, что он вывалился из окна и разбился насмерть. В эпилоге этой сцены очевидцы увидели Карла: одежда его была в беспорядке, а речь бессвязна. Когда он понял, что натворил, то глубоко устыдился и поклялся бабушке больше никогда в жизни не брать в рот ни капли спиртного. Как истинный протестант, он соблюдал данный зарок до конца своих дней. За исключением двух известных случаев – раз, когда он был ранен, и другой, когда он изнемогал от жажды в разгар битвы, – он не прикасался к спиртному. В Европе он слыл королем, который не пьет ничего крепче слабого пива.
* * *
Восемнадцатилетний Карл охотился на медведя в лесной чаще, когда ему сообщили, что войска Августа вторглись в шведскую Ливонию. Внешне он воспринял это известие спокойно и, обратившись с улыбкой к французскому посланнику, сказал: «Мы заставим короля Августа убраться восвояси». По возвращении в Стокгольм Карл заявил совету: «Я никогда не начну несправедливой войны, но войну справедливую я намерен продолжать до тех пор, покуда враг не будет повержен». Всю жизнь он придерживался этого принципа, поставив его выше политических интересов, а может быть, и доводов рассудка. Позднее, когда он получил не столь уж неожиданное известие о том, что датский король Фредерик начал войну, вторгшись на территорию Гольштейна, Карл сказал: «Забавно, что оба моих кузена, Фредерик и Август, хотят воевать со мной. Пусть так. Но король Август нарушил свое слово. А потому наше дело правое, и Бог нам поможет. Сперва я покончу с одним противником, а потом разберусь и с другим». Тогда Карл не знал, что против него готовится выступить и третий противник – русский царь Петр.
Военный престиж Швеции был достаточно высок, и противники реально оценивали шведскую мощь. Но они видели, что Швецию ослабляет состояние верховной власти. Вся власть и ответственность – гражданская и военная – лежала на плечах восемнадцатилетнего короля. Конечно, у Карла могли быть советники и министры, наставники, генералы и адмиралы, но при всем том он был абсолютный монарх и, судя по донесениям, поступал то как упрямец и грубиян, то как бесшабашный сорвиголова. Для того чтобы возглавить сопротивление нации сразу трем могущественным противникам, такое сочетание качеств представлялось не совсем подходящим.
Но противники Карла, на свою беду, не знали, да и не могли знать истинного характера короля. Юноша, грезивший о славе Цезаря и Александра Македонского, не боялся предстоящего испытания – он приветствовал его. Карл был готов не просто к войне, а к войне свирепой, отчаянной, масштабной. Его не устраивал поспешный мир, заключаемый после первого же сражения, – у него были далеко идущие планы. Отец перед смертью советовал ему всеми силами удерживать Швецию от войны, «если только тебя за волосы не втащат в нее». Но вот на страну обрушилась «несправедливая война», и тогда заговорила суровая мораль северянина, В отличие от других монархов, он не был склонен колебаться, искать компромиссов, вести интриги против своих противников или улыбаться вчерашнему врагу. Август вероломно напал на него, и теперь Карл не успокоится, пока не свергнет его с трона, сколько бы на это ни ушло времени. Подняв оружие на Карла, союзники вызвали на свою голову грозу. Гордый, пылкий, волевой, готовый ответить на любой вызов и ревностно отстаивать честь Швеции, Карл жаждал испытать свое мужество в величайшей из человеческих игр, и потому вступил в эту войну с решимостью и радостью в сердце.
* * *
Когда Карл говорил: «Сперва я покончу с одним противником, а потом разберусь и с другим», – он кратко сформулировал суть своей военной стратегии. В дальнейшем, независимо от того, что происходило в разных концах Шведской империи, король все внимание и силы сосредотачивал против одного-единственного врага. Первый удар шведов должен был обрушиться на ближайшего из противников Карла – Данию. Он попросту игнорировал тот факт, что саксонские войска вторглись в Ливонию. Защита провинции была возложена на местный гарнизон в Риге, которому оставалось только одно – стараться продержаться до прибытия подкрепления из Швеции. В противном случае город был обречен. Впоследствии Карл сумеет за него отомстить, сейчас ничто не должно мешать концентрации сил против намеченного неприятеля.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
