В итоге сама не заметила, как задремала. А проснулась от странного ощущения, что на меня кто-то смотрел.
Неприятное чувство, которое я даже не осознала, как следует. Просто приоткрыла глаза — в комнате было уже светло, а рядом с постелью стоял Аверин. И, судя по выражению его лица, он снова был недоволен.
Заметив, что я проснулась, молча кивнул на дверь и вышел. Намек был более чем понятен. Постаралась осторожно освободиться от объятий сына — оказалось, мы так и проспали всю ночь. Но удивляться было некогда — за дверью ждал суровый хозяин дома.
— Как это понимать? — мужчина сразу перешел к делу.
— Вы о чем?
— Даниил достаточно взрослый, чтобы спать один. Для этого тебе выделили комнату.
— Ночью ему приснился кошмар. Или нужно было оставить плачущего ребенка и просто уйти спать? — огрызнулась я.
— Раньше ему не снились кошмары, — нахмурился Александр.
— А может, раньше вы просто не знали об этом?
— Что за кошмар? — неохотно спросил он. — Его кто-то напугал?
Я многозначительно посмотрела на него, не рискнув озвучить ответ.
— Прекрати потакать его капризам, — фыркнул Аверин. — Он должен спать один. Какой мужчина из него вырастет, если нянчиться с ним постоянно!
Высказавшись, он развернулся и ушел, оставив меня в полном недоумении. Зато из комнаты послышалась возня, и я поняла, что сынишка стал просыпаться. Решив позже обдумать странное поведение отца Дани, вернулась в комнату.
15. Александр
Я надеялся, что уж сегодня-то мой день начнется привычно. Проблема с поведением Даниила была решена, и я решил заглянуть к нему перед тем, как уехать. Вообще Нина Григорьевна, кажется, составила для сына четкий распорядок дня, но вчера наш разговор с Женей закончился на такой ноте, что обсуждать подобное было не к месту. Мне нравился подход няни — дисциплина должна была приучить сына к режиму, и в дальнейшем это поможет ему. И изначально я собирался озвучить некоторые требования Воронцовой. Пока все не пошло наперекосяк.
Кто бы знал почему, но с этой женщиной каждый раз все шло не по плану. Несмотря ни на что, она продолжала мне “выкать”, подчеркивая дистанцию между нами. И не то чтобы меня это беспокоило, но… Но я не понимал, почему она не проявляет свои меркантильные интересы. То, что такие есть у всех, я хорошо уяснил еще несколько лет назад. Но Евгения продолжала упорно стоять на своем — ее интересовал только мой сын.
И вот, войдя в спальню к Даниилу, я застал преинтереснейшую картину. Они оба спали в его кровати, крепко держась за руки. Идиллия, мать вашу!
Но разве такого результата я ожидал, привозя эту женщину? Нет, мне нужно было, чтобы она помогла справиться с сыном, сгладила углы и сама же приучила ребенка к тому, что его семья — я.
Но вместо этого они уснули вместе, будто Женя и правда была любящей матерью… По-хорошему нужно было обоих разбудить, но после того, как вчера Даниил посмотрел на меня за ужином из-за моей просьбы зайти в кабинет, решил обойтись малой кровью. К тому же Воронцова и сама стала просыпаться. Просто кивнул на дверь и вышел, надеясь, что у женщины хватит ума последовать за мной.
— Как это понимать? — спросил, едва она вышла из комнаты.
— Вы о чем?
— Даниил достаточно взрослый, чтобы спать один. Для этого тебе выделили комнату.
— Ночью ему приснился кошмар. Или нужно было оставить плачущего ребенка и просто уйти спать?
— Раньше ему не снились кошмары, — нахмурился, пытаясь вспомнить говорила ли мне о чем-то подобном Нина Григорьевна. Вроде бы нет…
— А может, раньше вы просто не знали об этом? — Не хотелось признавать, но она могла быть права. Вполне возможно, что я что-то упустил, — не всегда было время внимательно вслушиваться в ежедневный доклад няни. И мне бы отмахнуться, но я еще помнил, как сам когда-то мучился от снов, в которых раз за разом видел смерть родителей. В детском доме меня часто били за то, что мешал другим спать. Отчасти потому я и стал изгоем, дикарем, до которого никому не было дела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Что за кошмар? — неохотно спросил я. — Его кто-то напугал?
Женя молча посмотрела так, словно я должен был догадаться сам. Впрочем, ответ был и так очевиден. Она винила меня. Естественно, кого же еще!
— Прекрати потакать его капризам, — потребовал в ответ. — Он должен спать один. Какой мужчина из него вырастет, если нянчиться с ним постоянно!
А потом просто ушел. Потому что не знал, что еще можно добавить к моим словам. Я до сих пор не знал, что делать, когда кошмары возвращались. Это было довольно редким явлением, но порой, когда ранение давало о себе знать, я мог промучиться несколько дней подряд. Обычно закидывался снотворным так, чтобы отрубиться на десять часов. Но даже это не всегда спасало.
И мне вовсе не нужно было, чтобы Воронцова почувствовала мою слабость в этом вопросе. Никто и никогда не должен был знать о моих слабых местах — это то, чему меня научила жизнь.
После завтрака меня встретил Григорий — он всегда так делал, каждое утро.
— Александр Викторович, будут какие-то распоряжения относительно нового сотрудника?
— Кого? — не сразу понял я, погруженный в свои мысли.
— Относительно Евгении. Няни Даниила.
— Да, точно. Расскажи ей о режиме дня мальчика и объясни, что тот должен неукоснительно соблюдаться. Ну, и что там у него сегодня по расписанию? Плавание? Или рисование?
— Лепка, — подсказал Григорий.
— Точно. Пусть познакомится с преподавателем, но на занятии не присутствует. Ее дело — заниматься ребенком, когда тот свободен.
— Я вас понял, Александр Викторович, — чопорно произнес управляющий. — Хорошего дня.
— Спасибо.
Дом я покидал уже куда спокойнее. В Григории я был уверен на все сто — он точно сможет управиться с этой упрямицей. Его непробиваемость была в этом смысле очень кстати. Порой мне казалось, что Григорий — робот последнего поколения. Настолько невозмутим он был всегда, что у меня возникало ощущение, будто ему как-то искусственно удалили часть мозга, отвечающую за эмоции. Или чип какой-то вшили.
Впереди меня ждал ворох работы, которую никто за меня не сделает. И для этого нужна была свежая голова — без лишних, ненужных мыслей о том, что происходило дома.
16. Евгения
Даня проснулся в отличном настроении. Я уже забыла, как смешно он копошился по утрам, вызывая у меня тем самым бесконтрольную улыбку.
— Мам, — сонно пробормотал он.
— С добрым утром, малыш. Выспался?
— А ты ночью ко мне приходила?
— Приходила.
— Значит, это был не сон!
— Не сон, зайка. Раз ты уже проснулся, то пошли умываться и пойдем позавтракаем.
Ребенок вдруг испуганно посмотрел на меня.
— А мы проспали?
— В смысле проспали? — удивилась я. — Разве мы куда-то опаздываем? Ты в сад ходишь?
— Нет, но Нина Григорьевна всегда будила меня по распорядку.
— Даже так?
— Ага. И опаздывать на завтрак нельзя!
— Тогда давай умываться и будем разбираться, что за распорядок у тебя такой.
Я даже не была удивлена. Такой подход очень вписывался в тот образ Аверина, что у меня сложился. Не удивилась, если бы он еще и муштровать ребенка начал…
Умывшись и приведя себя в порядок, мы вместе спустились вниз. У лестницы нас встретил импозантный мужчина лет сорока.
— Доброе утро, Даниил, Евгения, — чопорно произнес тот.
— Доброе утро, Григорий, — без энтузиазма ответил сын.
— Доброе утро, — повторила за ним.
— Вы опоздали на десять минут, — заявил этот мужчина.
— Мы тщательно умывались, — попыталась перевести все в шутку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Это недопустимо.
— Хорошо умываться?
— Опаздывать. Все, кто живут в этом доме, строго придерживаются определенного распорядка дня. Так что впредь прошу вас его соблюдать.
Я растерялась от такого напора. То есть, конечно, я тоже старалась делать все вовремя и не растягивать дела, но чтобы вот так маниакально!
