— У вас, милая, сегодня в классе дежурные перепутаны.
— У вас сегодня мусор в углу. До сих пор не приучились к порядку. В других классах блестит.
Даша хмурилась и не отвечала.
Но вот незаметно в учительской отношение к седьмому «А» стало меняться.
Началось с того, что Захар Петрович сообщил о Наташином бунте. Захар Петрович шагал из угла в угол по учительской, постукивал палкой и, пуская густые клубы едкого махорочного дыма, рассказывал:
— Сидела за партой незаметная, скучная девочка. И вдруг — переворот. Выходит к доске — не узнать. Живые глаза. Уверенный голос. Четкий ответ. С чего же все началось? Сначала — задето самолюбие, затем — интерес к науке возник… Понравилось!.. Теперь, Дашенька, надо не упустить.
Потом как-то Зинаида Рафаиловна призналась, что не устаёт в седьмом «А».
— А ведь не паиньки наши семиклассницы, нет. И не слишком прилежны. А между тем не устаю. С ними интересно.
Постепенно среди учителей определилось не совсем еще ясное, но устойчивое любопытство к седьмому «А». Что-то в седьмом «А» бурлило, волновалось, росло.
Даша молчала. Никто не приписывал ей заслуг. Только Захар Петрович, ежедневно сопровождая Дашу в столовую, задумчиво постукивал палкой о тротуар и говорил:
— До поры до времени об этом помолчим, но, милая моя девушка, вы там кое-что значите.
«Значу ли? — спрашивала себя Даша. — Кажется, да».
После уроков Дашенька подолгу не могла выбраться из класса. За стенами школы у девочек была вторая жизнь. Именно о ней они любили рассказывать Даше.
— Мама говорит, Димка у нас одаренный, — сообщила Добросклонова, — а Тасе, — тут она конфузливо улыбалась, — хоть бы семилетку дотянуть.
— А ты сама как думаешь? — спросила Дашенька. Тася скосила глаза на окно, вздохнула и ответила:
— Вот папу все считали обыкновенным, а он штурмом взял город.
Женя стояла сзади. Она приподнялась на цыпочки, чтоб Дарья Леонидовна через головы девочек увидала ее.
— И-и верно. Мо-ой папа тоже писал про одного совсем обыкновенного человека, как он героем стал. Папа писал — на-адо хотеть. И еще…
Женя вынимала из книги синий конверт.
Дашенька часто думала о Жене и ее отце, который присылал девочке письма в синих конвертах. В эти дни глаза у Жени были ясны и ласковы. Даша любила Женю. Входя в класс, она искала глазами чёрную головку с косичками.
Однажды вечером Даша пошла к Жене домой.
Она миновала несколько переулков, нашла номер дома и поднялась на третий этаж.
— Вам кого? — ответил на ее стук осторожный старушечий голос.
— Мне нужна Женя. Я учительница.
Дверь приоткрылась, держась на цепочке, кто-то рассматривал Дашу в узкую щелку.
— Я учительница, — нетерпеливо повторила Даша.
Ее впустили. Маленькая, сгорбленная седая старушка стояла у двери.
— Вы Женина бабушка? — спросила Даша.
— Женя ушла к подруге делать уроки, — ответила бабушка.
— Разве она не приготовила уроки дома? — спросила Даша. — Может быть, она просто развлечься пошла?
— Если Женя сказала, что идет делать уроки, она будет делать уроки, а не развлекаться.
Бабушка по-стариковски затрясла головой, в ее черных глазах, немного влажных, словно после слез, Даша увидела укор.
Даша смутилась.
— Простите. Я зашла просто так. Женя хорошая девочка.
У бабушки тряслась голова.
— Спасибо на добром слове. Пройдите в комнаты, если зашли.
— Меня зовут Дарьей Леонидовной, — сказала Даша.
— Женя будет жалеть, что вы ее не застали. Садитесь. Побеседуйте немного со старухой. Кому нужна бедная старая женщина, у которой была одна радость — сын, а теперь — где эта радость?
Даша прошла за бабушкой в комнату. В комнате было просторно и чисто, по стенам стояли книжные полки. Книги лежали на столе, даже на полу.
— Настоящая библиотека, — сказала Даша.
Бабушка села на стул, сложила на коленях руки и смотрела на Дашу черными, влажными глазами.
— Вы сразу заметили. Вы все понимаете. Если бы вы хоть одним глазком взглянули на моего сына, Жениного отца! Хотите верьте, хотите нет — есть ли такая книга на свете, какую бы он не прочитал! Он собирал книги целую жизнь. Теперь их читает Женя.
— Женя хорошая девочка, — повторила Даша.
— Подите-ка сюда, — позвала бабушка. — Вот поглядите. — Она открыла папку, и Даша увидела, груду писем. — Его письма, — таинственным тоном сообщила бабушка. — Каждую неделю Женя получает письмо. Она читает и думает. Я старая женщина, а девочка думает больше меня.
Даша взяла письмо, лежащее сверху.
— Прочитайте это письмо, — сказала бабушка, — и узнаете, о чем думает девочка. Отец для Жени первый человек. С малых лет она привыкла, верить каждому его слову.
Даша нерешительно смотрела на конверт.
— Читайте, — повторила бабушка. Она села на стул и положила на колени руки.
Даша вынула из конверта сложенный вчетверо листок бумаги.
— «Родная моя дочурка! — прочитала Даша. — В прошлый раз ты рассказывала мне о случае, который произошел у вас в классе. А я прочел это письмо своим ребятам на политбеседе. И ты знаешь, как горячо и страстно обсуждался у нас этот случай. Ты права, дочурка: ты учишься в классе, он твой, и тебя все должно в нем касаться — и плохое и хорошее. Ты за все отвечаешь.
Мои ребята любят вспоминать то, что было до войны. На этот раз вспоминали разные школьные случаи. И знаешь, Женя, я внимательно слушал, и вот какое сделал наблюдение. Как раз те парнишки, которые говорят о школе с блестящими глазами и до сих пор гордятся своей школой и ни за что не хотят признавать, что могут быть школы лучше, чем их, именно они, как правило, особенно смелы в бою.
На них можно вполне положиться. Их верность имеет глубокие корни.
Рассказывай мне все важное что у вас происходит, чернушка.
Не волнуйся за меня. Я бодр и здоров. Меня окружают честные люди. Я их люблю и уважаю.
Скоро мы победим, и через века человечество будет произносить наши имена с благодарностью и гордостью.
Береги, девочка, бабушку. Она прожила длинную и трудную жизнь. До свидания, родная, Папа».
Даша вложила письмо в конверт.
— Вот и Женя, — проговорила бабушка, — она прочтет и задумается и тоже долго молчит.
— Позвольте мне взять несколько писем, — попросила Даша. — Мне это очень нужно.
— Возьмите, — ответила бабушка. — Берегите их. Они — как живой человек.
— Спасибо, — горячо поблагодарила Даша. — Мне они очень нужны. Иногда я не знаю, правильно ли я живу.
— Вы не знаете, а я что — знаю? На двоих хватит, сколько я прожила, а что я знаю, что у меня есть? Сын есть. Целое счастье, а не сын. Вот прошла неделя, а письмо не приходит. За два года первый раз опоздало письмо.
Бабушка сняла с двери цепочку. Она трясла головой и говорила уже не Даше, а себе, неразборчиво бормоча слова, как привыкла разговаривать с собой, оставаясь одна дома.
Даша выбежала на улицу и подставила ветру и снегу разгоряченное лицо. Снег слепил ей глаза, таял на щеках и в одну минуту запорошил воротник. Смеркалось. Торопливо шли люди. Тускло засветились скупые синие огоньки фонарей, в домах опускались на окнах черные шторы.
Неожиданно Даша сказала:
— Какое счастье жить!
Она шла навстречу метели, жмуря глаза и прижимая письма к груди. «Я прочту их, — думала Даша, — и расскажу девочкам. Умненькие мои девочки, мы научимся большой и серьезной жизни. Наш народ за нее воюет».
XI
Тася решила хорошо учиться. Она приняла это решение со всей твердостью, на какую была способна. Но и теперь случалось во время объяснений учителя нечаянно засмотреться в окно или задуматься о посторонних вещах, тогда к концу урока все становилось непонятно, и в перемену Тася принималась тяжело вздыхать. Валя Кесарева, услышав грустные вздохи, считала нужным вмешаться:
— Опять? Так и есть — ничего не поняла. Ну как мы завтра из-за тебя в глаза Захару Петровичу смотреть будем?
А Наташа немедленно заявляла:
— Приходи сегодня в пять.
Тася с облегченным сердцем закрывала учебник. Маня-усердница никогда не засматривалась в окно, не вертелась во время уроков и не оглядывалась на подруг, но ей постоянно казалось, что она упустила что-то, и другие поняли лучше ее. Маня пробила ласковым голоском:
— Девочки, я тоже приду. Девочки, я в себе не очень уверена, когда одна занимаюсь. И почему это, девочки, другие прочтут два раза и все запомнят, а я по десяти раз читаю?
Ровно в пять у Наташи появлялась и Люда Григорьева.
— Я очень хорошо могу и одна заниматься, — с беспечным видом сообщала Люда Григорьева, — но одной не хочется, вместе веселее.
Девочки складывали портфели в ряд на крышку рояля и усаживались вокруг стола. Наташа затапливала железную печку. Чураки горели голубым пламенем, потрескивали и весело стрелялись угольками. Иногда девочки приносили с собой картошку, варили и ели без хлеба, с солью. Люда Григорьева сделала интересное открытие:
