— Тебя заставят?! Эх ты! Болтушка!
Тася все пряталась за Люду и торопливо засовывала в валенки длинные трикотажные рейтузы, которые до самых пят свисали из-под платья. «Не хотела надевать рейтузы, — думала Тася. — И мороза никакого нет. Зачем я их надела?»
Почему-то ее вдруг чрезвычайно огорчили эти злополучные рейтузы, которые никак не втискивались в валенки.
— Здорово! — сказал Федька равнодушным тоном.
Тася наконец справилась с рейтузами, и с самой приятной улыбкой загадочно произнесла:
— А вот и не знаете, куда мы пойдем.
В это время появилась Дарья Леонидовна. Она быстро шла по улице, издали кивая девочкам, и щеки у нее разрумянились от ходьбы. Девочки шумно приветствовали учительницу.
— Вон они еще к нам прицепились, — указала Наташа глазами на мальчиков.
— Ну что ж, — возразила Дарья Леонидовна, — пусть и они. Если не будут мешать.
— Мы — мешать? — удивился Федя и первым кинулся к двери.
Девочки перешептывались в вестибюле, пока Дарья Леонидовна пошла разыскивать Катю, но Катя сама бежала ей навстречу. Она была в белом халате, ее черные волосы покрывала косынка. Катя легко сбегала с лестницы, держась за перила, полы ее халата летели за ней, как крылья бабочки.
— Пришли! — сказала Катя, возбужденно блестя глазами.
«Какая хорошенькая! — с восхищением подумала Наташа про сестру. — Я-то перед ней настоящий урод!»
Но все же на всякий случай Наташа старалась не попадаться на глаза своей хорошенькой сестре.
— Вас слишком много, — решительно заявила Катя. — Половину надо отправить обратно.
— Знаете, Катя, — тихо убеждала Дарья Леонидовна, — нельзя так сразу расхолаживать. Это непедагогично.
Валя Кесарева стояла, вытянувшись, словно на военных занятиях, и крепко прижимала к груди сборник алгебраических задач. Она стиснула побледневшие губы, и ее зеленые глаза то погасали, то светились упрямым блеском.
— Слушайте, — строго распорядилась Катя, — не топать, не кашлять ничего не трогать руками. Побеседуете вежливо с бойцами и направитесь к выходу. А останется… Кто останется? — обернулась она к Дарье Леонидовне.
— Я!
Валя шагнула вперед, чувствуя, что волнение валит ее с ног и что если сейчас же, немедленно, ожидание не перейдет в действие, постыдное малодушие одержит верх. Катя вдруг подобрела.
— Хорошо, — сказала она. Может быть, она поняла, что Валю надо поддержать. — Ты не бойся, он математику давно проходил, все уж забыл.
Девочки направились следом за Катей на второй этаж. Сзади всех шли Дима и Федя; они перемигивались и подталкивали друг друга локтями, но не от веселья, а от робости, которая внезапно охватила и их.
Палата была просторная, светлая, с блестящими натертыми полами, с белыми марлевыми занавесками на окнах, белыми кроватями и тумбочками. Многие раненые поднялись и заулыбались детям.
— Здравствуйте! — хором сказали девочки и остановились среди палаты, не зная, что говорить, что делать и даже куда смотреть.
— Товарищи! — громко сказала Катя. — Пришли ученицы шестьсот седьмой женской школы. Они пришли познакомиться, а если кто-нибудь захочет заниматься математикой, физикой, географией и разными другими науками за шесть с половиной классов — они могут помочь.
Ученицы шестьсот седьмой школы смущенно опустили глаза.
Раненые рассматривали девочек дружелюбно и с любопытством.
— Неужто уж такие образованные? — раздался голос из угла.
Спрашивал молодой парень. Он сидел на кровати, прислонившись к стене и положив забинтованную ногу на табурет. Рядом стояли два костыля.
«Он!» поняли девочки. У Вали екнуло сердце.
Катя подошла к молодому раненому и вполголоса спросила:
— Может быть, вы отдумали?
— Может, отдумал, а может, и нет, — неопределенно ответил тот. — Посмотреть надо, каковы учителя.
— Девочки, подойдите сюда! — позвала Катя. — Да что вы переваливаетесь, как гусыни! — сказала она сердитым шепотом и с досады щипнула Наташу за руку, потому что вся эта затея, которую они придумали с Дашей, показалась ей сейчас немыслимой и невыполнимой.
Несколько девочек передвинулись вперед на два шага. Раненый выжидающе смотрел.
Оттого, что у него была бритая голова и голая шея и никакого признака усов над губами, он выглядел совсем юным, его серые глаза казались одновременно и озорными и грустными.
— Вы лейтенант? — тоненьким голоском спросила Тася и моментально спряталась за подруг.
— Лейтенант. А что?
— Ничего. Просто так.
— Вы пехотинец, или артиллерист, или танкист? — спросила Лена Родионова, хотя ей было неважно, кто лейтенант, а хотелось только высказать своё участие раненому, но она не знала, как это сделать.
— Видно, что в военных специальностях вы разбираетесь, — оказал лейтенант.
Он говорил тем петушиным тоном, каким обычно разговаривают мальчишки только с девочками, чтоб доказать свою независимость и полное равнодушие.
Девочки нашли этот тон вполне естественным и даже немного осмелели, словно перед ними был не боевой командир, а одноклассник, с которым случилась беда, но он не желает придавать этой беде никакого значения и даже храбрится на людях, скрывая под насмешкой застенчивость и неловкость.
— Расскажите, как вы были в бою, — попросила Маня.
Лейтенант усмехнулся и поправил на табурете забинтованную ногу.
— Этот рассказ слишком длинный, — сказал он. — В один раз не уложишься. Внукам буду рассказывать.
Он говорил с той озорной смешинкой, по которой девочки определили, что в школе лейтенант был спорщиком и задирой.
Наташа рассматривала лейтенанта, его бритую круглую мальчишескую голову, острые скулы на похудевшем лице и насмешливые, обидчивые глаза. Она заметила беспокойные огоньки в серых глазах лейтенанта.
— С вами будет заниматься Валя, — объяснила Наташа. — Она у нас первая ученица, к сегодняшнему уроку подготовилась. Но мы хотели сначала поговорить.
— О чем говорить? — отозвался лейтенант, все еще стараясь казаться небрежным. — Видали ли вы что дальше Москвы?
— А вот и видали! — пискнула Тася. — Во время эвакуации два года в деревне прожили. Можем вас поучить снопы вязать. — Она спохватилась, вспомнив, что у лейтенанта нет ноги, и испуганно замигала.
— Эту науку мы до войны хорошо прошли, только теперь она нам не годится, — сказал лейтенант.
Но он заметил, что Тася смутилась и до слез покраснела от своей оплошности. Ему вдруг понравилась Тася и все другие девочки, которые разговаривали с ним осторожно и ласково и старались развлечь его.
— Да вы проходите, — предложил он. — Я не кусаюсь. — Он первый засмеялся своей шутке.
Все охотно подхватили его смех. Лед растаял.
— Побывать бы вам в нашей деревне! — сказал лейтенант. Щеки его слегка порозовели. — У нас речушка хоть и невидная, а щуки в ней ходят — во! — Он вытянул руку и хлопнул себя по плечу.
— Вот и мы с Федей, — весело перебил Дима, — один раз в Нечаевке на целый метр щуку выудили. Она нас хвостом чуть не сшибла и ушла. А как вы думаете… — почтительно произнес он и тут же замолчал, увидев, что лейтенант выпрямился и взялся за костыль.
— Как ты сказал? — спросил лейтенант, глаза у него стали вдруг строгие. — Как ты деревню назвал?
— Нечаевка, — оробев, повторил Дима.
Раненый нагнулся поднять с полу упавший костыль, и от этого, наверно, кровь хлынула ему в лицо. Он сказал, не поднимая лица:
— А еще кто из вас в Нечаевке бывал?
— Я! Я! Я! — сразу закричали Федя, Наташа и Тася.
Наташа удивилась, — так изменилось покрасневшее лицо лейтенанта: в нем не было ни мальчишеского озорства, ни нарочитой сердитости, и глаза вдруг стали растерянные и как-то странно мигали.
— А кого вы знавали там? — спросил он глуховато.
— Феню знала, — сказала Наташа, — Михееву. Она моей лучшей подругой была. Она мне письма присылает. У нее брат на фронте пропал. Ленькой зовут.
Лейтенант второй раз уронил на пол костыль. Кто-то охнул. Лейтенант поднял костыль и вытер вспотевший лоб рукавом рубашки.
— Так я же тот Ленька и есть, — сказал он.
Некоторое время все молчали. Потом Наташа отстранила подруг и медленно подошла к кровати.
Она смотрела на раненого лейтенанта. Этот веснушчатый парень с острыми скулами и серыми глазами, в которых вспыхивали беспокойные огоньки, то грустные, то насмешливые, был Ленька Михеев, о нем в Нечаевке тоскует Феня.
А он не пропал. Он в госпитале. Но почему он не пожалел Феню и не вспомнил о ней?
Наташа молча рассматривала Леньку.
— Ты что? — несмело спросил он.
Наташа чувствовала обиду. Она забыла, с каким волнением весь класс готовился к встрече с товарищем лейтенантом.
Теперь это был не товарищ лейтенант, это был просто Ленька Михеев из Нечаевки, Фенин брат.
