– Еще не успели. Очень много работы.
– Он только что был у меня в кабинете… Немедленно подготовьте мне мандат! Иначе ваши действия сочту как саботаж и контрреволюцию!
– Сейчас же займемся оформлением, товарищ Урицкий!
– В России голод, есть нечего, а тут человек с многомиллионным состоянием заходит в ЧК и требует от нас, чтобы его капиталам обеспечили безопасность. Неслыханно! Подготовьте мне бумагу к завтрашнему дню…
– Сделаем, товарищ Урицкий!
– Мои люди заедут и заберут этот мандат.
Урицкий положил трубку и некоторое время ходил по кабинету в задумчивости, а потом снова поднял ее:
– Соедините меня с Большаковым.
Ждать пришлось недолго, еще через несколько секунд тишину разбил звонкий щелчок и в трубке раздался голос:
– Слушаю.
– Василий, давай подходи ко мне.
– Слушаюсь!
Через несколько минут дверь после короткого стука распахнулась и в кабинет с папкой под мышкой вошел Василий Большаков.
– Вы занимаетесь делом Фаберже?
– Именно так, Моисей Соломонович.
– Кажется, одно время вы служили в русской контрразведке и там занимались этим делом?
– Точно так! – ответил Василий и, немного смутившись, добавил: – Но из контрразведки я потом ушел и занимался революционной работой, был направлен в Швейцарию на обучение.
– Мне это известно… Так что там по Фаберже? Введите меня в курс дела… Вы присаживайтесь, Василий Тимофеевич, – радушно предложил Урицкий. Большаков устроился на стуле, на котором четверть часа назад сидел Карл Фаберже. – Насколько мне известно, Фаберже ведь из немцев, а во время войны даже подозревался в шпионаже в пользу Германии.
– Все так, Моисей Соломонович.
– Почему же в таком случае его компанию не национализировали еще при царе?
– Его компанию должны были национализировать еще два года назад, подозрения действительны были очень серьезными. У него была любовница – австрийка Иоанна-Амалия Бернардовна Крибель, с которой он познакомился лет пятнадцать назад в Париже. И каждую весну на протяжении всех этих лет он проводил время в ее обществе. Неоднократно Амалия приезжала в Россию, останавливалась всегда в гостинце «Европейская». Потом ей захотелось стать российской подданной, и она несколько лет назад выехала в Тифлис. Какое-то время пела в кафешантане, а потом вышла замуж за семидесятилетнего неграмотного старика села Сацибели – князя Карамана Петровича Цицианова. Это позволило ей получить российское подданство.
– Ловко! – согласился Урицкий.
– Еще та фигура! В Тифлис она больше не возвращалась. Этот фиктивный брак был тонкой игрой австрийкой разведки. Австрийцы перед войной активно расширяли свою агентуру для работы на территории России. Старались привлекать молодых и красивых актрис из модных театров, танцовщиц из кафешантанов, присутствовать во всех местах, куда любили захаживать русские офицеры. Амалия Крибель попала в поле зрения австрийской разведки и вскоре была завербована, что, впрочем, неудивительно, в ее характере присутствовала некоторая авантюрная жилка. А если учитывать, что она пользовалась у мужчин невероятным успехом, то можете понять, насколько она была ценным агентом. Кроме того, выйдя замуж за грузинского князя, она стала принадлежать к знаменитому роду князей Цициановых, среди которых было немало генералов царской армии. В том числе служивших в Генеральном штабе. Сразу после начала войны Амалия попросила Карла Фаберже помочь ей перебраться в Россию. Он привлек все свои связи, чтобы помочь любовнице, и добился своего. Но сам при этом привлек интерес контрразведки. Вот тогда его ювелирное производство чуть не национализировали. Впоследствии оказалось, что эта Амалия действительно работала на немецкую разведку. Допрашивали и Фаберже, но пришли к выводу, что он невиновен.
– Любопытную историю вы мне рассказали. Где сейчас может быть эта Амалия?
– Она находится под арестом в Ивангороде.
– Я думал, что ее расстреляли.
– Это было бы неблагоразумно, она очень много знает. Вот после того случая Фаберже и решил обезопасить свою компанию и преобразовал ее в «Общество служащих Товарищества «К. Фаберже». Практически все акции он разделил между собой и своими сыновьями, по одной передал своим ювелирам, среди которых были латыш, швейцарец и итальянец.
– Получается целый интернационал, – хмыкнул Урицкий.
– Вот именно. А при таком обилии иностранцев ликвидация фирме уже не страшна.
– Что представляет собой эта любовница Фаберже? Он действительно к ней настолько привязан?
– Судя по тому, что связь между ними длится свыше пятнадцати лет, у него к ней действительно очень серьезное чувство. Заступиться в то время за австрийку было гражданским мужеством, я уже не говорю о том, что самого заступника могли сослать куда-нибудь в Сибирь! А вот Амалия Крибель весьма легкомысленная особа. Когда Карла Фаберже не было рядом, она не скучала и не жаловалась на отсутствие любовников. Даже перед самим арестом, проживая в гостинице «Европейская», сошлась с двадцатитрехлетним нидерландским подданным.
– Действительно она так хороша?
– Не берусь судить… Тут дело вкуса. Но довольно интересная: высокая, с греческим профилем.
– Понятно. Насколько состоятелен Фаберже? Он действительно так богат, как о нем говорят?
Василий Большаков открыл папку, вытащил из нее два листочка, отпечатанных на машинке.
– Могу сказать вам более конкретно… Уставной фонд «Товарищества Фаберже» составляет три миллиона рублей золотом… А еще ювелирных изделий миллиона на три.
– Однако, – невольно протянул Урицкий, – цифра впечатляющая.
– Ничего удивительного, Моисей Соломонович, компания Фаберже самая знаменитая в ювелирном мире. На ней работают более пятисот художников и мастеров высочайшей квалификации. Только одного золота высшей пробы у него почти полторы тонны!
– Впечатляюще! Насколько мне известно, такие данные держатся всегда под большим секретом. Откуда они у вас?
– Вы забыли, Моисей Соломонович, я ведь контрразведчик. Бывший…
– Мне говорили, что Карл Фаберже весьма недоверчивый человек, не пускает в свое общество никого со стороны. Все его люди проходят весьма тщательную проверку. В качестве испытания им могут подсунуть драгоценный камень или изделие и проследят, как они поведут себя при этом. Некоторые не выдерживают. Все это правда?
– Все это так, – легко согласился Василий Большаков. – Однажды великий князь Константин Константинович, сосланный Николаем II за кражу из будуара своей матушки, тоже решил заняться изготовлением ювелирных изделий и попросил Фаберже, чтобы тот его проконсультировал. Карл Фаберже провел его по цехам, показал, как работают мастера, а потом они пришли в комнату, где работают ювелиры. И вот на самом видном месте перед дверью висел кожаный ремень. Великий князь поинтересовался его назначением. И знаете, что ему Фаберже ответил?
Урицкий поправил сползающие очки и с интересом спросил:
– И что же?
– Что этот ремешок – такая же важная часть ювелирного мастерства, как прочие приборы. Что без него ничего не выйдет, он нужен для того, чтобы бить воришку по рукам.
– Вот оно как… – рассмеялся Урицкий. – И это он сказал великому князю, уличенному в воровстве! С его стороны такие слова можно было воспринимать как дерзость. Впрочем, он и есть такой. И все-таки, откуда столь достоверная информация?
– В окружении Фаберже у меня имеется человек, который докладывает о каждом его шаге. Я ему хорошо плачу.
– Мы не можем больше тянуть с ювелиром, завтра вы получите от кабфина мандат на экспроприацию золота и всех ювелирных изделий «Товарищества Фаберже».
Глава 5. Поставьте в духовку осетра
Вернувшись на Морскую, 24, Карл Фаберже пригласил к себе в кабинет главного мастера фирмы. Через несколько минут в его кабинет вошел еще не старый, но уже седеющий человек с клинообразной бородкой, Франц Бирнбаум, главный художник фирмы. Родом он из Швейцарии, будучи сиротой, был отправлен в четырнадцатилетнем возрасте в Россию, где учился в Рисовальной школе Императорского Общества поощрения художеств, по окончании которой поступил на службу в фирму Фаберже.
– Вы сделали опись драгоценностей? – спросил Карл Густавович, строго посмотрев в глаза Бирнбауму.
Тот уверенно выдержал тяжеловатый взгляд Карла Фаберже. Никогда прежде ему не доводилось видеть хозяина столь взволнованным. С Карлом Густавовичем определенно что-то произошло. Время было неспокойным, но «Товарищество» продолжало существовать, хотя дела двигались без прежнего размаха.
– Да, Карл Густавович, – спокойно ответил Бирнбаум. – Все сделал в точности, как вы и просили. Переписал самым тщательным образом. Описал каждое изделие, проставил инвентарный номер, указал цену…
– И на какую сумму у вас получилось? – перебил его Фаберже.
