Глава 20
О том как Гуго оказался на свободе.
Тем временем случилась смерть Одо, графа Корбэя (Corbeil), человека, неразумного, но жестокого до утраты человеческого облика. Он был сыном Бушара (Bouchard), самого надменного из графов, буйного вождя разбойников, у которого были столь безумные притязания, что он претендовал даже на трон. Подняв однажды оружие против короля, он отказался взять меч у слуги, подававшего его ему, но нагло сказал своей жене, стоявшей позади него: «Благородная графиня!. Подайте с радостью этот великолепный меч Вашему благородному графу, поскольку он, получив его от Вас в качестве графа, вернет его Вам в качестве короля». По Божьей воле, все случилось почти что наоборот — в конце того дня он не был ни тем кем был и не тем, кем хотел быть. Пораженный в этот день копьем графа Стефана, сражавшегося на стороне короля, он своей смертью упрочил мир к королевстве, унеся себя и свою войну на самое дно ада, где пусть и воюет теперь веки вечные.
После смерти его сына, графа Одо, граф Тибо, его мать, Мило, Гуго и их союзники, раздавая подарки и обещания, делали все возможное, чтобы заполучить его замок и затруднить положение короля. С другой стороны, король и его люди отражали их притязания и с большим рвением старались забрать замок себе. Но это едва ли было возможно без согласия Гуго, поскольку тот приходился Одо племянником.
Для рассмотрения дела был назначен день и место, как всем ведомо — зловещее, — Муасси (Moissy), домен епископа Парижского. Когда мы собрались, то решение Гуго было частью против нас, но частью и в нашу пользу — мы не смогли иметь то, чего хотели, а хотели мы то, что могли бы иметь. Он отказался от своих притязаний на замок Корбель, про который ранее хвастал, что будет его наследником. Он также поклялся воздерживаться от любых враждебных действий, от сбора налогов и от тяжб с любыми церквями и монастырями. Затем, после выдачи заложников для гарантии этих соглашений, и после того, как он поклялся никогда не возводить укреплений в Ле Пуйсе без согласия короля, обманутые его предательством, но не его хитростью, мы разошлись по домам.
Глава 21
О нападении на Тури (Toury) и восстановлении Ле Пуйсе.
Очень скоро Гуго стал относиться к клятве, как к пустяку, расплывчатой вещи без формы. Ожесточившись за свое длительное заточение, подобно псу, которого, если однажды спускают с цепи, на которой он долго сидел и скрывал свое бешенство, будет все кусать и рвать в клочья, так и Гуго растопил свою замороженную злобу, разжег ее, пустил в дело и направил по пути лжи. Когда он услышал, что король Людовик собирается отправиться по государственным делам во Фландрию, то он, в союзе с врагами королевства — Тибо, графом палатином и Генрихом, великим английским королем, собрал сколько смог рыцарей и пехотинцев, намереваясь вернуть себе замок Ле Пуйсе и спеша либо опустошить, либо подчинить себе его округу.
Однажды с субботу, проезжая мимо развалин замка, которые, с позволения короля, распродавались с торгов, дал клятву — необычайно лживую, — и самым громогласным образом пообещал всем присутствующим безопасность. Вместе с тем, он внезапно бросил в тюрьму тех людей, про которых он узнал, что у них есть деньги. Затем, заскрежетав зубами, подобно дикому зверю, кусая и раня всех на своем пути, он, вместе с графом Тибо, поспешил полностью разрушить виллу Тури, принадлежавшую церкви Сен-Дени. За день до этого он повстречал меня и со своим искусством хитрости и притворства упросил дать ему обещание, что я в тот же день поеду к королю и заступлюсь перед ним за него. Он рассчитывал, что в мое отсутствие он легко сможет проникнуть в виллу, а если ему окажут сопротивление — то и полностью ее разрушить.
Но арендаторы Господа и Святого Дионисия заняли укрепления, и при божественном покровительстве, с силой и храбростью защищали их. Тем временем, я приехал в Корбель, где встретил короля, который уже узнал правду от нормандцев. Он сразу спросил меня, зачем я пришел, а затем посмеялся над моей простотой и с великим гневом объяснив мне лживость Гуго, сразу же отослал меня назад на помощь вилле.
Пока он собирал войско вдоль дороги на Этамп, я вернулся по самому прямому и короткому пути к Тури и, расположив свои глаза на некотором удалении, с первого же взгляда увидел, что это место еще не сдано, и трехэтажная башня еще возвышается на местностью. Если бы вилла была захвачена врагом, то он сразу же предал бы ее огню. Но поскольку все подступы были заняты врагами, которые занимались грабежом и разрушением всего и вся, то я не смог, ни за вознаграждение, ни никакими обещаниями заставить никого, из тех кого я там встретил, пойти вместе со мной дальше.
Но меньше числом-значит безопаснее. С заходом солнца враги, измотанные длившимися весь день безуспешными атаками на наших людей, немного устали. Увидев представившуюся возможность, мы прикинулись одними из них и, подвергаясь великой опасности, устремились к центру виллы. Мы подали сигнал нашим людям на валу, они открыли ворота, и мы, с Божьей помощью, с наивозможной быстротой бросились вперед. Обрадовавшись моему приходу они издевались над оставшимися врагами, обливали их презрением и оскорблениями и, несмотря на мое неодобрение- вернее запрещение, — приглашали их вернуться и повторить штурм. Но божественная десница покровительствовала оборонявшимся, и защита крепости в моем присутствии была столь же хорошей, как и без меня. Из нашего маленького войска только немногие умерли от ран, тогда как у них такая судьба досталась многим. И многие из них были унесены на носилках, но другие были похоронены под очень тонким слоем земли и на завтра, и на следующий день стали добычей волков.
Враги после своего поражения еще не вернулись домой, в Ле Пуйсе, когда Гийом Гарланд вместе с несколькими самыми решительными и хорошо вооруженными личными рыцарями короля поспешили на помощь вилле, надеясь застать врага поблизости от нее и проявить храбрость королевских воинов. На рассвете к ним присоединился сеньор король. Когда он узнал, что им уже оказали гостеприимство в бурге, то с удовольствием и с радостью стал готовиться отомстить врагам. Ему представлялось вполне возможным покарать их за развязанную бойню и в корне пресечь столь внезапно возникшее беззаконие. Но враги, услышав о его приближении, были поражены, что он так быстро раскрыл глубоко скрытый заговор и, отменив поездку во Фландрию, так быстро примчался, словно прилетел, на помощь. И не желая уже больше ничего, они спешили только восстановить замок. Но король уже собрал войско из тех, кого смог найти в этой местности, при этом, он был занят войной еще во многих местах. Затем, во вторник утром, он выдвинул свои войска, расположил боевые порядки, назначил командиров, расставил по местам лучников и пращников и шаг за шагом приблизился к недостроенному замку. Поскольку он слышал, что граф Тибо хвастался, что сразиться с королем в поле, то со своей обычной храбростью он спешился, приказал всадникам удалиться и встал среди простых воинов, воодушевляя тех, среди кого оказался и призывая их не отступать, но, напротив, сражаясь проявить все мужество. Увидев его, поступающего столь смело, враги так и не решились выйти из замковых укреплений. Они предпочли робко и осторожно выстроить свои войска позади старого рва разрушенного замка и ждали там, рассчитывая, что когда королевская армия попытается подойти ко рву, то встретит сопротивление хорошо устроенных боевых линий, а сама — нарушит боевые порядки, которые из-за замешательства станут неровными и волнистыми. Примерно так все и случилось. На первой стадии битвы королевские рыцари с большим кровопролитием оттеснили врагов от рва, но затем их боевые порядки сломались, и они занимались преследованием уже в беспорядке. Между тем, Рауль Божанси, человек большой мудрости и доблести, заранее опасавшийся того, что может случиться, скрытно разместил свой отряд под кровлей высокой церкви, оставив рядом несколько лошадей. Когда случилось так, что его союзники бежали в ворота, то он вывел свои свежие войска против утомленных королевских рыцарей и нанес им большой ущерб. Они бежали пешей толпой, отягощенные кольчугами и оружием и были едва способны сопротивляться хорошо организованной линии конных воинов. После бесчисленных ударов и великой борьбы они отступили пешими, вместе с королем, за ров, который уже было заняли, и теперь, слишком поздно, узнали в чем преимущество мудрости над опрометчивостью. Поскольку, если бы они дождались врагов в правильном порядке и на ровном месте, то полностью подчинили бы их своей воле.
Но смущенные расстройством своих рядов, они не могли ни найти своих коней, ни решить, что им делать. Король взгромоздился на чужую лошадь и, упорно сопротивляясь, громко призывал своих людей вернуться к нему, обращаясь к этим храбрецам по именам и прося их не бежать. Запертый со всех сторон вражескими крыльями, он орудовал своим мечом, прикрывая насколько мог преследуемых беглецов, и как великий рыцарь, он сражался блестяще в качестве рыцаря, но не короля, что не совсем подобает королевскому величеству. Но в одиночку, на уставшем коне, он не мог предотвратить разгром своей армии. Наконец, оруженосец привел к нему его собственного боевого коня. Стремительно оседлав его и воздрузив перед ним штандарт, он с несколькими людьми напал на врага и своей изумительной храбростью спас от плена многих своих людей, во время своей яростной атаки убил нескольких врагов и предотвратил дальнейший разгром своей армии. Он отбил врага так, как Геркулесовы столбы у Кадиса отражают море, чтобы держать его на расстоянии от великого океана.
