— Успокойся, — надавливаю сильнее. — Ты не на войне.
— Слезай, — хрипло каркает.
Пока Кир поднимается и отряхивается, подкуриваю сигарету. Он зло одергивает одежду. Темно, но все вижу. Даже мимику наблюдаю четко и ясно. Такая работа, блядь. Даже во мраке зрю, как зверь.
— Готов к разговору? — спокойно пытаюсь спрашивать. — Пошли в мою машину.
— Бегу, — прищуривает веки. — В мою пошли.
Киваю. Мне в принципе срать, где базарить. Просто нужно раз и навсегда выяснить и решить. Все, что думаю озвучу, а там пусть как хочет. Подходим к неприметной тачке и садимся. Какое-то время сидим молча. Кир дергает сиденье, бормочет и крутит руль.
— Кир, хорош возиться. От разговора не уйти.
— Я свое тебе предоставил. Тебе есть что?
— Угу, — поворачиваюсь к нему лицом. — Слушай внимательно, мой бывший приятель. Ника моя. Она к тебе не вернется. Я ее люблю. Сделаю все, чтобы была именно со мной. Понял? — взмахиваю рукой. — Молчи. Не все еще сказал. Жизни без нее мне нет. Ты меня знаешь, слов на ветер не бросаю. Так что по-хорошему исчезни.
— А то что?
— Я сказал… Ты меня знаешь.
Кир колотит пальцами по пластику, насмешливо присвистывая дебильную мелодию. Прет его, как ни крути. Но кто сказал, что он может на что-то претендовать, вернувшись из ниоткуда. Надо считаться с Никой, а не продавливать свое. Как был мудак, так и остался. Я реально сейчас не понимаю зачем она ему через столько лет. Не могу понять.
— А ты значит меня тут подменил? Да? И как? Сразу побежала к тебе?
— Заткнись, — обрываю его. — Она вообще могла быть замужем. Только ты же не просто приехал, так? Пробил же все, прежде чем соваться к ней. Не порть ей жизнь, Кир. Уезжай. Пока прошу.
— Завались, — обрывает меня. Его липко и вязко трясет. Отблеск сбесившейся луны позволяет рассмотреть в мельчайших подробностях капли пота на лбу. — Пробил… Думаешь, что я не хотел к ней? Или мне так охуенно было? В курсе через какой ад пришлось пройти, зачем мозги ебешь сейчас?
— А потом почему не пришел? Раньше мог, — хочу от него услышать.
— Не мог. Мне нужно было отойти от всего этого.
Самолюбивая жалостливая по отношению к себе скотина. Поднимается злость, протест в ушах свистит, но все же прижимаю.
— Если бы хотел, то с того света вернулся к ней. А теперь извини. Не выйдет.
— Выйдет.
Звуки последнего слова падают между нами осколками льда. Мне давно понятно, что убедить Кира не получится, но видит Бог, что я пытался. Ради Ники своей пытался. Чтобы не сильно беспокоилась, что между нами происходит. Она же волнуется. Теперь же ресурс исчерпан. Код пятьдесят семь в действии.
— Ни хуя у тебя не выйдет, — выпускаю на волю чувство. — Она спит со мной. Не с тобой! Ты ей никто. Ты, блядь, жил с ней всего полгода. Развелся и свалил. Это основание для воссоединения? И любит она меня, не тебя. И замуж тоже выйдет за меня.
— Я развелся не по своей вине! — орет в ответ. Мы как бешеные собаки готовы сцепиться в любую секунду. В салоне даже температура воздуха взлетела. — Ты…! Ждал, когда меня сплавят в песочницу? Ждал, — брызжет яростью. — Думаешь не знаю, что тогда еще пьяным лез к ней. В тот Новый Год! Друг, блядь, — сплевывает в открытую форточку.
Нагло улыбаюсь в ответ. Не буду напоминать, что я ее первым увидел и хотел подойти. Собственно, я и показал ее Киру, но пока решал очередные дела, он уже вскружил Нике голову. Сработал на опережение козлина. Ну а Новый Год… Было дело. За то схлопотал шикарную пощечину.
— Похуй. Что было, то прошло. Из песочницы ты вернулся, а что потом? Какая причина была? Нечего ответить?
— Тебя бы в эту песочницу.
Кровь приливает в голове. Меня бы… Меня…
… Подвал. Наручники. Побои. Пытки. Открытые раны. Ток. Ток. Нож. Побои. Громыхание замков. Перезарядка оружия. Вхолостую. Мимо. Треск кирпичей. Гудеж пацанов, прорвавших цепь обороны противника. «Ни хуя себе» — последний возглас Булатова рядом со мной и потеря сознания.
— Заткнись, Кир. Лучше не надо. Я заебался немного. Давай как взрослые обсудим. Я пойду к Нике. Мне нужно с ней поговорить. Ты же оставь ее в покое. Если хоть каплю она дорога тебе, не дай ей сойти с ума. Пусть хотя бы выспится.
— А ты у нее останешься, — словно юродивый слова тянет. — Вот придумал. Молодец.
— Не прикидывайся дебилом, ты им не являешься. Тоже уйду. Ника должна отдохнуть.
— А потом?
— Как выберет, Кир, — с горьким осадком твердо выталкиваю слова. — Но я сделаю все, чтобы это был не ты.
— Значит, война, Макс?
— Значит, война, — сухо подтверждаю и хлопаю дверью.
Не оборачиваюсь. Спиной ощущаю взгляд, но мне плевать. Он уедет, понимаю факт неизбежного. Договор есть договор. По крайней мере позиции обозначены. Но все это меркнет в сравнении с тем, что я иду к ней. К ней!
16
— Где Кир? — отшатываюсь от занавески.
Макс сжимает кулаки и неотрывно смотрит. Я же от этого напора спасение нахожу, судорожно вцепившись в спинку стула. Мириады эмоций накрывают нас безумным шквалом. Смотрим друг на друга не отрываясь. Макс делает маленький шаг на встречу, но при этом порыв такой сильный, что меня сметает к стене. Он тут же замирает.
Вижу, как в оттопыренных карманах куртки, сжимаются кулаки. Леденеет взгляд настолько, что еще немного и снежинки рассыплются. Он устало облокачивается и растирает лицо.
— Ник, — хриплый просящий шепот бьет под колени.
В трех буквах имени различаю сильнейший посыл. В эту страшную минуту яснее всего понимаю, что я ему небезразлична. Гибну также, потому что Макс для меня много значит теперь. Сколько угодно можно отпираться и закрываться, но бесполезно. Назад не вернуть. Да, я очень дорожу Максом Тайпановым. Но…
— Тебе нужно успокоится и принять решение, — еще один шаг ко мне. — В мою пользу, Ник. Ты слышишь? Его возвращение ничего не меняет, — взгляд настолько жесткий, что теряюсь. — Ты моя, Ника.
— Подожди, Макс, — останавливаю его. — Нужно все выяснить для начала. Я… Ты мне небезразличен. Как это можно не признать? — взмахиваю в отчаянье руками. — Но с Киром тоже непросто. Я хочу знать, где он был. Хочу знать, что с ним случилось. И почему…
Она не остановится. Будет докапываться до истины. Нужна ли эта правда ей? М? Но она имеет право знать. Конечно, имеет. Только вопрос в том, какие после выводы сделает.
Кир… Что он скажет… Хуево. Может вообще не в мою пользу вылететь.
Неведомо откуда возникает ощущение, которое раздирает надвое. Я как будто в прошлое возвращаюсь и стою один на один со своими страхами. Голод, тоска, одиночество. Почва размывается под ногами, уплывает и растворяется огромным трудом добытая твердь.
Не моргая, смотрю на нее. Не оторваться теперь. Не любить ее невозможно. Неотвратимо тянет вглубь. Все поры ей насыщены и пронизаны. Она яд мой. Она неотъемлемая часть. Нас нельзя разорвать теперь. Никому не под силу. Вашу мать! Вашу мать…
Забываю все навыки. Стирает из памяти, как может сквозь узкие щели просачивается. Мозг блокирует, что могу быть невидимым и неслышимым. Вся неуязвимость проваливается в небытие, в пыль рассыпается.
С видимым усилием отклеиваюсь от поверхности и наступаю на Нику. Словно крепость беру. Чем ближе, тем стремительнее захватываю. Безвольное тело поддается и максимально силой напитывается. Ступор снят.
Припираю Нику к стене, нависаю над ней защитной тенью. Она вытягивает руки вдоль тела и лицо немного вбок поворачивает. Тоненькая, хрупкая, измученная. Мне так хочется взять ее на руки. Укрыть собой и качать ее, как ребенка. Утешить, сказать, что все будет хорошо. Я так хочу заботиться о ней. Эти чуждые чувства прочно заняли свою позицию после возвращения из командировки. Переосмыслено было много. Я не могу без нее.
— Будь со мной, Ник, — ласкаю губами ее щеку. — Не делай скоропалительных выводов. Я лучше него. Он не достоин быть рядом. Другого не скажу. Выходи за меня. Сегодня. Сейчас. Хочешь?
