-- Меня и Коляна? – Гульфик непроизвольно скукожился и стал похож на пустой застиранный гульфик. – Было тысяча три, сейчас девятьсот девяносто восемь. Это в мире. В Непряхинске -- Джульетта, Колян, я, Витюха-мент, да еще баба с наробраза Сенсейша.
 -- А в наробраз за каким хреном вампира протащили, -- неподдельно удивился Колян. -- Из детворы кровь сосать, и вовсе последнее дело.
 -- Устоять трудно, а, точнее, невозможно,... -- Гульфик смешно наморщил востринку носа, -- когда больше половины бюджета проходит через управление образованием, добавь сюда взятки за устройство детишек в детские сады, опеку над сиротами и пр. Упустить такую артерию было бы непростительно. Добрый десяток наших братьев, прикрепленных к этой кормушке: газовики, электрики, строители, общепитовцы -- разом начнут жаловаться на недоедание, если пуля подонка зацепит Сенсейшу. -- Он всхлипнул притворно. -- Или грешного меня, или святейшего тебя, или добрейшую Джульетту.
 -- Эй?! – до Коляна дошло, наконец, что он тоже входит в «группу риска». – Ах, мать его! Тронет Джульетту  -- порву на пазлы и рассыплю перед сортиром.
 -- А меня не тронут! – Мнемозина заметно захмелел и радостно глядел на подельников. – Молодой я.
 --  Когда смерть по очереди идет, -- хмуро насмешливо парировал Колян. -- Многие начинают высматривать, кого бы вперед пропустить, но задние  не рвутся заразы!  Стоят и соблюдают... Кирюха тоже молодой...  был.  Завтра похороним.
 -- Сбил настроение, -- поперхнулся Мнимозина. -- Одна моя знакомая, в плаще и с косой твой юмор оценила бы.
 -- Оценит, --  Колян тяжело глянул на Мнимозину сквозь сигаретный дым, -- Семьсот лет на сцене и всегда  старушку в первом ряду вижу, оттого видимо и шучу не весело. А что делать: абонемент у бабушки на меня.
 -- Не слышу рациональных мнений, -- Петрович разлил остатки из кувшина. –- Допивайте и отправляйтесь думать.  Сейчас вернется с базара моя старуха, у нее пока метла, но несладко  будет всем. Независимо от возраста.
 -- Нет, отлучится мне нельзя! -- вампиры вздрогнули, Мнимозина уронил стакан. Никто не заметил, как у стола появилась баба Таня. -- Опять за старое. Хозяйка из дома, к Петровичу гости!  Картошка-капустка -- знатная закуска. Угостить не стыдно, и сожрут -- не жалко. -- Заметив под столом бутылку от сорокаградусной, взъярилась не на шутку. -- Петрович гуляет! Рассада огнем гори, куры от жажды гиньте, у Петровича с утра  аврал, а вечером Кукарача!
  -- Ты… помолчи! Ничего…  не понимаешь, -- Петрович слегка растягивал слова, и баба Таня  сразу вычислила «градус настройки». -- Тань, у меня с тобой год за два: я уже по выслуге за сто лет перевалил, а люблю... Мы же одного поля колоски...
  -- И одного Нила крокодилы! Пятнадцать минут! И все по домам.
 -- Не уложились, -- шепнул  Петрович. -- Колян, включай обаяние.
 -- Баб Тань, -- Колян поднялся во весь свой двухметровый рост. Старушка оказалась ему чуть выше пояса. -- Баб Тань, моя вина. День рождения, зашли выказать уважение хорошим людям... И уже уходим.
 -- Хорошо, хорошо, -- смягчилась баба Таня: нравился ей этот здоровяк.-- А день рожденья у кого?
 -- У меня, баб Тань. Семьсот лет -- этап, почти юбилей. Итожить жизнь -- сразу и всю -- не хочется пока. День удался, час получился, минута прожита не зря  -- семьсот лет, как один день. И чего только в этот денек не вместилось, -- с неожиданной горечью сказал Колян, помолчал и нашел силы улыбнуться старушке. -- Хотел пошутить весело...
 -- Весело шутить -- это большое искусство, -- Гульфик прижмурился в потешной улыбке, заставив всех отвлечься от Коляна и повернуться к нему. -- Весело шутить -- это от природы. На днях видел по телевизору знаменитого юмориста, знал его мальчишкой. Так он и тогда умел быть смешным: то задницу соседям покажет, то матом прилюдно заругается.
 -- Вроде вас острословов. "Семьсот лет" - материнское молоко на губах не обсохло. Две минуты до калитки добежать,  --  засмеялась баба Таня весело. -- Время пошло.
          Не пытаясь испытывать  крутой нрав хозяйки,  живо подались за калитку. Закурили, душевно прощаясь и пожимая Петровичу руку:
  -- Петрович!  Ты -- мужик!
            Вальяжно приосанясь, «мужик Петрович», пошел к дому и остановился, как вкопанный, медленно трезвея. Рядом с дверью в сенцы стояла новенькая метла...
            Потянул на себя ручку, навстречу по длинному коридору веранды стремительно разгонялась баба Таня:
  -- Я полетела, а ты смотри тут...
            Петрович поднял руку к животу,  закрестился наоборот, сторонясь метлы, и с ужасом отдернул руку:
  -- Таня, чуть в грех не ввела. Может, ну ее? Я велосипед починил...
ПОХОРОНЫ
Бывает и в плохом хорошее:
Такое бремя в яму сброшено.
Эпитафия дорогому другу
              Колян стоял на высоких ступеньках здания администрации. Неторопливо покуривал суперлегкий Георг и посматривал безразличным взглядом  в толпу на площади. Похороны -- эка невидаль. За  неполные семьсот лет Колян только своих тел схоронил три десятка, а чужих считать-не пересчитать.
            Перед трибуной на столах стояли два украшенных золотистой бахромой гроба. Милицейское оцепление отжимало в сторону любопытствующих обывателей. Старшина ППС Зачухрин, придерживая на голове фуражку,   рьяно суетился, пытаясь выгнать за оцепление гужующихся вокруг загулявшей дворняжки многочисленных беспородных кобелей.
          Любопытная сучка, забыв о любви, упрямо лезла вперед к зрелищу. Кобелям забыть о любви не позволяла природа, и они проламывались сквозь милицейский кордон следом за объектом вожделения.  Районное руководство, обеспокоенно посматривая вверх, собиралось открыть траурный митинг.
            Погода в Непряхинске  напрямую зависела от концентрации вампиров на квадратный километр города. Нетрудно догадаться, что на городской площади и у здания районной администрации всегда было пасмурно, а в день двойных похорон  тучи заволокли небо и опустились, едва не на головы, собравшихся на торжественное событие горожан.
           Сколько-нибудь заметные происшествия в Непряхинске случались не каждый день и даже не каждый год, а тут два высших районных чиновника в один день вознеслись в небеса (или провалились в ад).
 -- Воровали, воровали, а тут такой облом, -- сочувствовали в толпе.
 -- Думали, с собой заберут.
 -- А зачем? Они и Там воровать будут. Такую привычку сразу не убьешь.
 -- Не привычка, а призвание.
 -- Талант. Умение воровать -- это от Бога.
 -- А они как раз к нему. С отчетом.
 -- Тихо вы! Развеселились.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});