Чиновники-вампиры, никак не реагируя на речь собрата, жадно высматривали для себя в толпе ужин по аппетиту.
-- Мы работаем для вас, дорогие жители Непряхинска… -- Мнимозина поднес руку к глазам, скрывая смех. Любил развлечения ради врать от души. -- Вот у меня родились стихи:
Он был не плох, И видит Бог, Прожить еще немало мог.
Нет, не могу говорить. Слезы душат…-- и, корчась от смеха, покинул трибуну.
Надрывно и нестройно взревел похоронной музыкой успевший алкогольно нагрузиться застоявшийся оркестр, работяги торжественно запихнули гробы в сверкающие катафалки. Машины плавно тронулись и, набирая скорость, покатили в сторону городского кладбища. Суматошным лаем залились вслед дворняги с обочины. Колян наклонился к Джульете, губами раздвинул волосы над ухом, прошептал еле слышно:
-- Собаки лают на караваном проходящую жизнь. Представил себя кобельком, и загрустилось. Сколько тех караванов осталось? Нужно срочно бежать лаять, а то жизнь проведешь в облаивании Луны, а это совсем уж бестолковое занятие.
-- Не торопи, изверг, -- Джульеттта задрожала, едва сдерживая возбуждение, и подвинулась вперед, подальше от горячего друга.
Оглянувшись, Колян заметил вездесущую баб Таню. Старая женщина, поднялась на крыльцо администрации, чтоб лучше видеть. Потянула руку для креста вслед процессии, да так и замерла в неподвижности. Колян, мягко взяв женщину за плечо, помог спуститься вниз.
-- И крест на них не ложится, -- лепетала старушка. -- Бог видит...
-- Видит, видит, баб Тань, -- успокоил Колян, -- Но непосредственного участия не принимает. Для него это только кино... и даже не самое захватывающее.
Он вернулся на место и, провожая катафалки взглядом, незаметно для окружающих сдавил ладонью ягодицы Джульетты, не поворачивая головы, послал ей телепатическое предложение:
-- А не помянуть ли братьев по крови в интимной обстановке?
-- А кем ты сегодня выступаешь? Могильщиком, Йориком или Тенью отца Гамлета? – игриво ответила вопросом Джульетта.
-- Я буду Калигулой -- ворвусь в храм верхом на застоявшемся жеребце, и оскверню жилище Богов.
-- Ты обещаешь осквернить качественно?
-- На пять с плюсом! Оскверню и, мало того, надругаюсь: буду материться, размахивать плеткой в храме и несколько раз не слабо зацеплю твою красивую круглую... алтарь.
-- Насмешник, я уже в истерике. Немедленно ушипни в счет обещанного. А косточку потрогать дашь?
-- Не шути так уменьшительно! Потрогать дам, но не косточку и, даже, не кость, а большой жесткий мосол.
-- Заитриговал, мерзавец. Пошли скорее, или я прямо здесь вцеплюсь в него зубами.
ВНУТРЕННЯЯ БОРЬБА ВАМПИРА
Извержение вулкана – это слабое отражение
бурных подземных процессов.
Цитата из научного доклада
Мнимозина, он же Никитенко, он же Лесничий обожал похороны. Любил, когда толпы народа сбегаются обсуждать происшествие, а, главное, смотреть и дивиться. Любил суету и хлопоты подготовки. С удовольствием смеялся незамысловатым шуткам плотников, сколачивающих домовину в ЖЭКовской столярке:
-- Доски не тонкие?
-- Не боись, не замерзнет.
-- А если замерзнет?
-- Ну, пусть жалуется.
-- Ребята, меня теща добросовестным обозвала и просила, чтоб на ее похоронах я командовал. Гроб и все прочее. Можно будет к вам обратиться?
-- Сделаем в лучшем виде. Спроси тещу, к какому числу?
В столярку Мнимозина принес два литра водки и положенный закусон: лучок, помидорки, огурчики, колбаски килограмм да сальца шматок граммов на четыреста. Задержался около курилки послушать рассказ пожилого плотника, раскрасневшегося от выпитого и летней жары.
-- Подходят, а на столе, будто нет ничего. Свисают с краю то ли носки телесного цвета, то ли плоские ноги, цвета грязных носков.
Краснолицый взглядом опытного рассказчика обвел слушателей, задержался на Мнимозине и продолжил, обращаясь к нему:
-- А в середине простыня поднята палаткой, вроде штырь из стола торчит.Стягивают женщины простыню, а там… -- плотник замолчал, достал сигарету и щелкнул зажигалкой.
Его молодые коллеги, сглотнули разом и подались вперед, боясь пропустить, хотя бы слово.
-- А там раскатанный в толщину папиросной бумаги, чернявенький и усатенький, бывший толстячок и красавец-мужчина. Раскатан в блин! – краснолицый рубанул ладонью воздух. – А из середины блина торчит, -- он характерным жестом русского человека показал на согнутой правой руке, узловатой и жилистой, размеры торчащего предмета. -- Не меньше пятидесяти сантиметров!
-- Всего… -- Мнимозина хотел сказать «тридцать», но вовремя спохватился.
-- И пятьдесят не мало, -- приняв возглас за сомнение, ответил плотник. – Стоят мама с дочкой, пялятся в восторге на это чудо. Дочка ногами перебирает на месте, мама грустит мечтательно и предлагает обмыть и одеть плоского последним, типа, на сладкое. Пошла с ведром к крану за водой, а тут лампочка над жмуриком -- морг-морг-морг. Поднимается со стола этот жмур, на дочку морг-морг, поворачивается к мамаше -- морг-морг и с полуметровым торчком наперевес бросается вперед. Ну, не сволочь?! -- Краснолицый вновь посмотрел на слушателей, которые уже и дышать перестали. -- Конечно, и мама не дурнушка. Кто спорит? Но, далеко за сорок, а у Иришки формы выпирают вперед и назад, аж сердце останавливается. Девушка шустрая, с биографией. Двадцать годков, а уж Крым и Рым прошла, и на Мальдивах круто «засветилась»: самому крутому мачо, по имени Хосе, отомстила за измену -- сыпнула в презерватив щепотку кайенского перца. Воя от невыносимого жжения, Хосе взобрался на ближайшую пальму и добрых два часа размахивал оттуда своим хозяйством, пытаясь охладить на ветру огнем горящие чресла.
Тут бы и кранты Иришке, но крутой горячий Хосе не захотел "терять лицо", мстя женщине. Объявил себя автором придумки, расхвастал по всему побережью об острых и необыкновенно ярких ощущениях. С его легкой руки пошла мода на экстремальный секс. Иришка круто забогатела, успевая за ночь "развесить" по пальмам до десятка орущих и размахивающих "орудиями" туземцев и туристов из Европы и Америки. Жаль, пришлось валить от прибыльного греха, когда взбунтовались и потребовали сатисфакции покинутые самцами местные красотки, -- краснолицый достал новую сигарету и, закуривая, насмешливо оглядел слушателей. -- Верьте, ребята, есть женщины в русских селеньях. Короче, женщины заорали. Мама от восторга и ужаса, дочка от ужаса и обиды. А жмур, тем временем, выхватил у мамани ведро, облил себя водой, круто повернулся, смахнув случайно предметом постояльца с соседнего стола, улегся и затих.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
