не одна, то почему не отдыхает? Стоило написать что-нибудь колкое, чтобы заставить её смущаться, но я остановил себя.
“Сплю. Встала выпить воды. А ты?”
“О цветах вспомнил. И о тебе”
“Вечером увидимся. А ночами надо спать”
“Не знаю, кто придумал, что ночью надо спать. Я сплю тогда, когда хочу, а не когда надо”
“А вот я хочу спать сейчас. Добрых снов”
Отвечать я не стал. Майя казалась немного смешной и наивной, так рьяно пыталась меня держать на расстоянии, но сама же потихонечку заползала в ловушку. Предсказуемо, ожидаемо, но всё равно интересно. Я сварил кофе и вернулся к работе, как раз успел всё закончить к завтраку.
Стоило бы заглянуть в галерею или ресторан, чтобы разузнать, как идут дела. Иногда мне ужасно хотелось всё это бросить на управляющих и вообще не заморачиваться, но совесть нудела и нудела, напоминая мне о том, что так себя приличные люди не ведут.
Я переоделся, выудив из шкафа один из любимых костюмов: тёмно-синий, идеально выглаженный. К нему как нельзя лучше подходила голубая рубашка и запонки с синими же камнями. Из спальни я завернул в гостиную, чтобы забрать рисунки для Майи и случайно задел холст, стоявший под окном. Он с шумом упал, задел ещё парочку, и открыл моему взору то, что я меньше всего хотел сейчас видеть. Образ, который не давал мне спокойно жить.
Феникс.
Судорожно подняв холсты, я просмотрел их все, ровными рядами расположившиеся под окнами и вдоль стены. Насчитал пять картин, больше похожих на наброски, сделанных в одном цвете, и почти идентичных друг другу. За какое время я написал их? Неделя или две? Это превращается в болезнь. Взяв одну картину в руки, бережно провел пальцами вдоль изгибов нарисованного совершенного тела, таких женственных, таких желанных.
Жечь.
Вместо того, чтобы поехать в галерею, как и собирался, я сложил эти тревожные пять картин стопкой, перевязал бечевкой и закинул на заднее сиденье машины. Давно я не проводил свой “ритуал”, и раз уж решил попробовать что-то строить с Майей, то просто обязан убрать из жизни то, что может помешать.
Утренние дороги Москвы ужасны, пробки, злые невыспавшиеся водители, весеннее месиво из снега, реагентов и воды. Долгих два часа я пытался выехать за городскую черту, успел два раза прослушать новости, прогноз погоды, узнать кучу ненужной ерунды и чуть не задавить бездомную собаку.
Больше всего я любил Москву в середине весны, начиная со второй половины апреля, когда уже трава зелёная и деревья начинают зацветать, но ещё не так жарко, как тут бывает летом. Сейчас же, в это самое унылое серое время, буфер вызывал у меня только отвращение. Хотелось взять и смыть поскорее накопившуюся за зиму грязь, и раскрасить город огромными кистями. Похоже, я пропитался экзистенциальными идеями насквозь, представляя при каждом удобном случае, как мог бы изменить мир. И теперь, когда в моих руках оказался прекрасный сосуд для переливания силы, я приблизился к осуществлению не только своей цели, но и мечты. Осталось найти Феникса.
В недовольстве я даже засадил кулаком по рулю — как не вовремя попались мне эти картины. В этот самый момент я уже мог бы бродить вокруг архива, присматривая жертву, а не тащиться за город, чтобы просто… Жечь.
Машину оставил в парковочном кармане около тусклого леса. Далеко от города отъезжать нельзя, чтобы не наткнуться на купол, которым обнесён буфер, сквозь него никакие сущности, Фениксы и экзистенциалисты без специального разрешения пройти не состоянии, во всяком случае безопасно. Оставалось надеяться, что за лесом обнаружится или просека или поле. Вытащив связку картин, я поплелся с ними через лес и мокрый снег, проваливаясь в него иногда почти по колено. Ожидание весны угнетало в этом месте особенно сильно. Как хорошо было бы летом: не пришлось бы пробираться сквозь мокрый лес, а просто неспешно брести, окутанным тёплым терпким ароматом нагретой солнцем коры. Телефон в кармане звонил беспрестанно, но я не собирался отвечать. И даже не потому, что мне было неудобно. Никто не должен вмешиваться в то, что я собрался делать. Это — моя личная боль.
Лес закончился довольно скоро, он в общем-то и лесом по сути не являлся, так, широкая полоса земли, засаженная деревьями. За ним простиралось поле, испещренное оврагами и отмеченное тёмными пятнами кустарников. Отлично. Я бросил картины на снег, присел рядом и старательно принялся разводить огонь. Горели холсты всегда плохо, огонь будто бы сопротивлялся моему стремлению сжечь то, что из него вышло.
Огненные птицы, Фениксы. Сути их — пламя, обжигающее, стирающее на своём пути всё, что посчитает нужным, никого не щадящее. Но при этом — невероятно красивое. Оно всегда меня завораживало, с самого детства. Непонятное, опасное, своенравное, но управляемое при этом. Его можно погасить водой, а иногда оно само в силах уничтожить воду. Противоречивая шутка природы.
И я снова вспомнил про то, как Фениксы принесли мне страшную боль — боль потери брата. Пусть он был дураком, взбалмошным и безрассудным. Если бы Сёртун, уже тогда работавший наставником Фениксов, не влез в эту историю, не стал бы давить на меня, не пытался бы утопить в моих же мелких ошибках и преступлениях, пусть и целенаправленных, то возможно… Или нет. Смог бы я тогда спасти брата? Не знаю.
Сёртун так боялся, что я раскрою всю правду, что проведу между нами параллели и тем самым утащу его за собой, что решил опередить меня. Хотя я даже не собирался ничего рассказывать. Ни о своих догадках на его счёт, ни о том, что знал.
Но самое страшное и забавное, что именно я спас его лучшую ученицу от верной смерти в борьбе с влиянием. Она лишилась крыла в отчаянной схватке, превзошла саму себя и все возможные ожидания. Прекрасная. Безумная. Взяла и легко ворвалась в моё сердце, совершенно неожиданно, непонятно и против всяких правил. Фениксы с экзистенциалистами не могут долго находиться рядом, испытывают физический дискомфорт, медленно умирают. Но именно из-за неё я вдруг понял, как можно это исправить. С тех пор и тренирую особенные блоки. Это трудно и больно, энергозатратно. Возможно, во мне играет надежда, чем вера в собственные силы…
Картины занялись и стремительно пожирались ярко-оранжевыми языками пламени, в которых мне чудилось крыло самого прекрасного Феникса из всех, которых я когда-либо встречал. Будто бы она сейчас стояла передо мной, вышедшая из тени, объятая пламенем. Сильная и смелая.
— Забудь, — шепнул я себе, не отрываясь смотря на
