Конница и караваны верблюдов шли до Гурьева сухим путем двенадцать дней, а неделей позже на кораблях, груженных тяжелыми кладями, их догнал князь Александр с отрядом пехоты. Под Гурьевом войско простояло около месяца, отсюда к хану Аюке Черкасский отправил дворянина Мартьянова с просьбой прислать калмыцкую конницу на подмогу. Мстительный хан ответил ему его же словами, произнесенными годом раньше под Астраханью, при разгроме ногайцами его ставки: «Я не имею на то царского приказа», и людей не послал. Впрочем, он отправил в распоряжение князя своего человека Бакшу, а с ним десять калмыков и туркмен-проводников, которые должны были следовать в отряде Бековича в качестве особого посольства к хивинскому хану.
Здесь же, под Гурьевом, произошла первая стычка с каракалпаками, которые напали на казачьих табунщиков и захватили шестьдесят пленных, среди которых оказался и Ходжа Нефес. Вслед каракалпакам была пущена погоня, которую возглавил сам Бекович. После долгого преследования налетчиков настигли, отбили у них табуны и полон, при этом сами взяли нескольких каракалпаков в плен.
Наконец на седьмой неделе после Пасхи, в начале июля, в самый разгар жары, когда, казалось, никакое движение по степи невозможно, отряд выступил от Гурьева и, минуя большую караванную дорогу, направился к реке Эмбе. Дневок не делали, лишь останавливались на ночлег у степных речек и до Эмбы добрались за восемь дней, совершая усиленные марши по тридцать семь верст в сутки, таким образом проделав около трехсот верст. Эмбу форсировали частью на плотах, частью вброд, затратив на переправу отряда и грузов два дня, а потом снова пошли быстрым маршем и через два дня достигли урочища Богачать, к которому выходила большая хивинская дорога. Отсюда пошли от колодца к колодцу: на Дучкан, Мансулмас и Чилдан. В степных колодцах воды на большое количество людей и животных не хватало, и, придя на место, в первую очередь сами рыли сотню и более колодцев в рост человека.
Возле колодца Чилдан туркменский проводник, караван-баши Мангалай-Кашка, вместе со своими товарищами ночью ушел из лагеря. В степи беглецы разделились – Мангалай-Кашка и шестеро туркмен пошли в улусы калмыцкого князя Даржи, подданными которого они были, а ханские калмыки Аюки – Бакша и с ним еще четверо – отправились в Хиву, далеко обойдя степью заставы и русский лагерь.
От этого места караван-баши стал Ходжа Нефес, который повел отряд на колодцы Сан, Косешгозе, Белявили, Дурали и Ялгысу. Так отряд Черкасского достиг Устюркской возвышенности, тогда называвшейся Иркендскими горами. По гористой местности караван и войска прошли восемьсот верст и, когда до границ владений хивинского хана оставалось восемь дней пути, стали лагерем. Здесь Черкасский собрал совет из офицеров, командовавших подразделениями, и на этом совете решено было пойти на хитрость.
В Хиву был налегке послан астраханский дворянин Киритов с сотней казаков, везший подарки и письмо к хану Ширгози. После его отъезда оставили у Ялгысу тысячу казаков для поправления коней, обессилевших после продолжительного степного марша и бескормицы, а также дали роздых тем из людей, кто выбился из сил и отстал в пути, – они должны были подтянуться к этой стоянке. Главные же силы отряда, свернув лагерь, не мешкая, двинулись ускоренным маршем вперед. На реке Аккуль отряд встретил двух узбеков, с которыми был казак, посланный ранее с Киритовым, – это было ответное посольство хана. Из соображений осторожности узбекам сказали, что князь Черкасский с основными силами идет следом, и заставили узбеков два дня дожидаться, пока от колодца Ялгысу не подошли остававшиеся там казаки. Со своими посланцами хан Ширгози прислал князю подарки: кафтан, коня, разных овощей и сладостей. Князь заверил послов хана, что идет в Хиву не войной, а как посол своего государя, а о цели посольства объявит при личной встрече с ханом. После коротких переговоров узбеки и казак убыли обратно в Хиву, а им вслед пошел весь отряд, совершая ускоренный марш. Сделано это было для того, чтобы хивинцы думали, что русские находятся все еще в нескольких днях пути от их границ. На самом же деле, пройдя в два дня более ста верст, отряд вышел к урочищу Карагач, вблизи которого по плану, составленному для экспедиции Петром, князю Черкасскому надлежало построить крепость; до Хивы отсюда было 150 верст. За сорок пять дней люди под командой Черкасского прошли от Гурьева 1350 верст, в самое жаркое время года пройдя по бесплодным и безводным степям.
В день Успения Пресвятой Богородицы, 15 августа 1717 года, отряд остановился возле одного из озер и за ночь окопался с трех сторон, огородив лагерь рвом и валом, на котором выставили пушки. В этом укреплении стали ждать известий от Киритова. Никто из бывших в лагере не предполагал, какая над ними всеми нависла опасность, ибо уже случилось предательство.
Калмык Бакша прибыл в Хиву позже отряда Киритова, когда посланцы Бековича уже стояли лагерем возле стен города. Их подарки были приняты, и им были отпущены кормовые деньги; на языке восточной дипломатии это означало, что встречают их если не как друзей, то уж точно не как врагов. Это давало надежду на возможность мирных переговоров, для чего, собственно, Бекович и был послан, согласно изначальному плану, составленному самим императором. Не известно, что именно открыл Бакша хану и его сановникам, чем их пугал, однако после его прибытия отношение к русским послам резко переменилось: их разоружили и бросили в зинданы. Возможно, что стремительный бросок отряда к границам ханства стал последней каплей, перевесившей чашу войны на весах размышлений хана. Как бы то ни было, хан Ширгози сам возглавил 24-тысячное объединенное войско степняков и хивинцев и повел его на отряд Черкасского. Предательство Бакши было тонкой местью калмыцкого Аюки-хана лично Бековичу, отказавшемуся поддержать его мощью своего отряда в борьбе со степным соперником Аюки, кубанским ханом.
Стоя лагерем у озер, князь Черкасский распорядился отправить команду казаков ловить рыбу, чтобы усталые люди могли полакомиться ушицей. Казаки, отправленные на ловлю, были застигнуты врасплох передовыми отрядами узбеков. В плен попали шестьдесят рыболовов, но одному гребенскому казаку удалось сбежать и предупредить лагерь о том, что хивинцы идут на русских огромным войском, так что хану Ширгози взять лагерь с ходу не удалось – поднятый по боевой тревоге отряд встретил врага плотным огнем. Напоровшись на решительное сопротивление, узбекская конница откатилась, но потом взяла лагерь в осаду. На следующее утро атаки на лагерь возобновились, но все наскоки хивинцев были отбиты с огромными для них потерями. Сказались подавляющее превосходство в огневой мощи отряда Бековича и организованность русских регулярных войск, засевших в земляных укреплениях. Они буквально смели атакующую лавину узбеков залпами ружей и огнем пушек, стрелявших картечью. Атаки продолжались три дня, и за это время потери отряда составили десять драгун и казаков, а атаковавшие понесли тяжкий урон.
Припасов у русских было достаточно для того, чтобы сидеть в своих укреплениях хоть год, воды у них под боком имелось целое озеро, а о долгой осаде при слабой организации хивинского войска не могло идти речи. Хан Ширгози, поняв, что прямыми атаками лагеря Черкасского ему не взять, по совету своего казначея Досим-бея пустился на хитрость. В русский лагерь явился хивинец Ходжа Ишим, который передал князю Черкасскому «глубочайшее сожаление Хана Ширгози о случившемся недоразумении» – якобы нападение произошло без его, ханского, ведома и повеления. Ишим просил послать с ним в лагерь к хивинцам кого-нибудь от князя, чтобы можно было начать предварительные переговоры.
Черкасский велел идти к хивинцам татарину Алтыку Уссеинову, поручил ему передать хану, что князь имеет от своего государя посольскую верительную грамоту и словесные поручения к хану. Из лагеря хивинцев Уссеинов вернулся вместе с Ишимом, который объявил, что хан будет держать совет, а пока все враждебные действия прекращаются.
Осажденные также собрались на военный совет, мнения на котором разделились. Майор Франкенберг и другие военные были против мира. Их понять можно: военные рассуждали как профессионалы – после того, как ни один из гонцов не вернулся, когда от лазутчиков приходят самые тревожные донесения, а от отряда Киритова ни слуху ни духу, наконец, после внезапной атаки хивинцев верить хану было невозможно. Но Черкасский ммел свои резоны: они шли в эту степь не воевать с туземцами, а вести переговоры, склонять хивинского хана к подданству, искать путей в Индию и россыпи золота. К тому же подмоги ждать было неоткуда, а сидя в лагере, никакого толку не высидишь. При поставленных перед экспедицией целях худой мир был лучше хорошей войны! И мирные предложения хана были приняты.
