Когда ты говоришь «Ночью я проспал восемь часов», это не означает, что восемь часов ты себя осознавал. Это означает лишь то, что между последним мгновением бодрствования и минутой, когда ты утром проснулся, был временной промежуток в восемь часов. Вот и все твое знание; иными словами, во сне ты возвращаешься в мир животных и растений. Да и в течение дня, когда ты думаешь, что сознаешь происходящее, даже тогда твое сознание включается только время от времени. Как-нибудь выйди на дорогу, стань на обочине и понаблюдай за прохожими. Ты увидишь, что многие из них разве что не спят на ходу. Один разговаривает с невидимым собеседником, другой размахивает руками, третий шевелит губами. С кем они говорят? Они погружены в какие-то сновидения. Разве они бодрствуют? Кажется, что все они отсутствуют. А иначе с кем все они беседуют? Если бы тебе удалось понаблюдать за собой, ты бы увидел, что бодрствуешь лишь время от времени. Осознанность приходит к тебе на мгновения. Представь, что тебе к горлу приставили нож. В такие минуты ты хорошо осознаешь себя. В такие минуты ты полон осознанности; а в остальное время ее в тебе нет.
Попробую объяснить свою мысль на примере. Вон неподалеку виднеются крыши двух зданий. Если между ними положить деревянную доску шириной сантиметров тридцать и попросить вас пройти по ней, думаю, таких смельчаков не найдется. А если ту же самую доску положить на землю, по ней согласится пройти кто угодно — старик, ребенок, женщина, и наверное, никто не упадет. Деревянная доска ничуть не изменилась, вы ничуть не изменились — так почему же вы отказываетесь пройти по ней между крышами? Когда она лежала на земле, по ней могли пройти многие и никто бы не упал, почему же сейчас обязательно должен кто-то упасть? Но нет...
В чем же причина? Она в том, что, когда ты идешь по доске, лежащей на земле, тебе не нужно быть бдительным; ты можешь пройти по ней и не осознавая себя. Но для того, чтобы пройти между крышами, ты должен быть бдителен. Мы знаем, что бдительности в нас нет; отсюда и страх падения, которое может привести к нашей гибели. На земле, даже если мы упадем, гибель нам не грозит. Бдительность пробуждается в нас лишь иногда, в минуты опасности; все остальное время мы спим. Бдительность появляется, когда рядом смерть. Обычно мы не бдительны. Вот почему нам не нравится менять свои привычки; ведь чтобы изменить привычку, необходимо стать бдительным. Старым привычкам твоя бдительность не нужна.
Достаточно понаблюдать за мужчиной — как он достает из кармана пачку сигарет, сует сигарету в рот и зажигает ее спичкой. Если ты присмотришься повнимательней, то увидишь, что он совершенно не сознает своих действий и проделывает все это в каком-то полусне. Он не осознает, что вытащил пачку сигарет, что зажег сигарету, вдохнул и выдохнул дым. Будь в мире больше осознанности, сложно было бы отыскать людей настолько неумных, что они стали бы заниматься столь бессмысленным делом — часами вдыхать и выдыхать табачный дым. И если б мы предложили человеку закурить сигарету, он бы ответил: «Я еще не выжил из ума, чтобы вдыхать и выдыхать дым!» Но люди продолжают дышать табачным дымом; весь мир протестует, объясняет, насколько это вредно, говорит, что это приводит к болезням, укорачивает вашу жизнь. Но люди настолько неосознанны, что их уши просто не слышат.
Недавно в Америке приняли решение — на каждой пачке сигарет должно быть написано большими красными буквами: «Курение опасно для вашего здоровья». Владельцы магазинчиков, торгующих сигаретами, хозяева компаний и производители подняли ужасный шум, жалуясь, что им грозят огромные убытки. Прочитав об их жалобах, я сказал, что табачные магнаты просто не представляют, насколько люди неосознанны. Сколько, по их мнению, люди будут обращать внимание на это предупреждение, написанное красной краской? Не слишком долго. Именно так и случилось. В первые шесть месяцев объем продаж сигарет упал, но затем вернулся к прежнему уровню. Предупреждение, напечатанное красным, и сейчас красуется на каждой пачке сигарет — но чтобы его прочесть, должен присутствовать читатель. Человек раз или два прочтет эту надпись, а затем снова погрузится в сон. Сигареты продаются с грозным предупреждением на каждой пачке, но его никто не читает. Продажа сигарет вернулась к прежнему уровню. Если написать на напитке красными буквами, что он ядовит, что пить его опасно, разве человек, в котором есть хоть малая толика осознанности, станет его глотать? Вряд ли, всем известно, что такое яд. Это касается всего, что вредно для человека. Сколько раз ты давал себе слово, что отныне не будешь впадать в гнев? Сколько раз ты клятвенно это себе обещал и сколько раз нарушал обещание? Еще не было случая, чтобы ты сдержал свое слово, ведь если бы у тебя получилось, незачем было бы давать это обещание снова и снова.
Как-то раз я гостил в одном доме. Старик, хозяин дома, сказал мне, что три раза давал обет безбрачия. Я был поражен. Как можно давать обет безбрачия трижды? Я спросил, почему он не дал его и в четвертый раз. Старик ответил: «После третьего брака я понял, что не в силах соблюдать этот обет, поэтому и не стал давать его еще раз». В третий-то раз он тоже его нарушил. Каждый день ты впадаешь в гнев и каждый день обещаешь, что больше такого себе не позволишь. Но что происходит назавтра, когда тебя вновь накрывает волной гнева? От твоего обещания не остается и следа, ибо в тебе нет и следа от тебя самого. Тот, кто давал эту клятву, крепко спит. Вечером человек отправляется спать с твердой решимостью проснуться в четыре утра. А утром звенит будильник, и тот же самый человек, поворачиваясь на другой бок, бормочет: «Да ладно. Начну завтра». Он встает в семь утра и опять сетует: «Ну как же так? Я ведь дал себе слово, что встану в четыре утра». На самом деле тот, кто давал эту клятву, крепко спит. Утром он снова пообещает себе начать новую жизнь, но завтра в четыре утра повторится та же история.
В такой спячке проходит вся наша жизнь. Если бы мы посмотрели на свои поступки со стороны, у нас язык не повернулся бы сказать, что мы их совершали. Ведь если мы действительно были бы делателями, многие из наших деяний оказались бы вообще невозможны. В любом суде мира вам расскажут, что сотни преступников клятвенно заверяют судей: «Я не убивал» или «Я не совершал этой кражи». Судьи считают обвиняемых лжецами, не верят их словам, поскольку есть свидетели, есть доказательства совершенного преступления. Но я говорю тебе: эти преступники не лгут. В ту минуту, когда они совершали кражи, они были не в себе. Когда они убивали, они были не в себе. Очень сложно осознанно решиться на убийство. Очень сложно осознанно совершить кражу. По моему мнению и согласно учению йоги, грех — это действие, необходимым условием которого является неосознанное состояние. Само понятие «грех» означает такое деяние, которое невозможно совершить, будучи осознанным. Грешить ты можешь, только если не осознаешь себя. Это обязательное условие. Таким образом, когда мы говорим человеку, что он вел себя как животное, это не означает, что животные поступают точно так же. Ни одно животное не способно на поступки, совершаемые человеком. Нет, выражение «вести себя как животное» имеет совершенно другой смысл. Оно означает, что подобно животным, которые не обладают само-осознанием и не сознают себя, человек также не сознает самого себя. Именно в этом смысле употребляется выражение «вести себя как животное».
Иными словами, ни один пес никогда не вел себя как Гитлер и ни одна змея никогда не совершала поступков Чингисхана. Разве хоть одно животное творило такие ужасы, на которые способно животное по имени человек? Нет, никогда. Выражение «как животное» означает только одно: человек совершает поступок, забыв себя, будучи неосознанным. Вот почему маленьких детей младше семи лет не сажают в тюрьму за преступления. Считается, что ребенок еще не обладает сознанием. Однако может ли суд гарантировать, что сознание есть у семидесятилетнего старика? Нет, даже человека такого преклонного возраста нельзя назвать осознанным — мы только предполагаем, что у него есть сознание. А ведь если понаблюдать за действиями семидесятилетнего старца, можно заметить, что он бредет как лунатик в бессознательном состоянии. Если этот старец за всю свою долгую жизнь длиной в семьдесят лет был осознанным хотя бы семь минут, это уже огромное достижение. Даже семь минут — много. Если за семьдесят лет в жизни человека случилось хотя бы несколько мгновений осознанности, этого достаточно, чтобы он стал Махавирой, Буддой или Кришной. Но этих мгновений так и не случается. Мы продолжаем жить неосознанно.
Я говорил тебе, что «человек» рождается, только когда у него появляется само-осознание. Так что каждый из нас — только возможность стать человеко*м, но еще не сам человек. В нас заложен потенциал стать людьми, но мы еще не люди. Мы только возможность, зачаточное состояние, из которого родится наше само-осознание, — пока же мы его лишены. Вот почему нам достаточно сложно определиться, как называть Будду, Махавиру и людей, им подобных. Разве можно отнести к таким слово «человек»? И мы зовем их «святыми». Слово «святой» мы употребляем по одной причине — потому что называем «людьми» самих себя, хотя мы еще не люди в полном смысле этого слова. Но как же тогда называть его? Назвать его «человеком» — значит уравнять с собой. И тогда мы находим новое определение — «святой». Лучше бы мы называли его «человеком», а себя «полулюдьми». Нам предстоит еще долгий путь, прежде чем мы станем людьми, мы еще ими не стали — таково действительное положение дел, такова истина.
